Александр Важин - Нефритовый Стержень Империи, или Трудно быть Магом
До прихода того, кого до встречи с Конрадом называли Десятитень, оставалось несколько часов…
* * *— Ты почему бросал такой маленький файербол? И почему всего один? — грозно допытывался я.
Время короткого дневного отдыха я решил использовать для дальнейшего обучения Юркаса. Ведь все равно не даст спокойно отдохнуть, будет маячить рядом со скорбным видом, и пока не выдашь ему косточку в виде шмата знаний о Силе — ни почем не отстанет.
Сейчас мы разбирали его поведение во время схватки с чудищем. Он уже сделал порядочно отжиманий и сейчас стоял передо мной навытяжку.
— Запас маны, — виновато пробормотал ученик. — У меня очень маленький запас маны.
— Я просто худею! Ты уже сколько раз отжимаешься? Восемьдесят? Значит Сила в тебе растет. И тут на тебе: мана, — передразнил я, — запас. Что это вообще такое? Где ты хранишь этот запас? В заплечном мешке?
— Я не знаю, Учитель. Но он у меня маленький.
— Хорошо, будем увеличивать, — сложив руки за спиной, я ходил туда-сюда перед Юркасом. — Ты до скольких считать умеешь?
— До ста.
— Отлично, — я потер ладони. — А теперь скажи, если брать от ста единиц, у тебя запас маны на сколько потянет?
Парнишка задумался.
— На два, где-то…
— Тащи сюда чайник с водой и поливай во-от здесь.
Ученик убежал и вскоре притащил дулльскую посудину, полную воды и окропил землю в указанном мною месте.
— А теперь смотри сюда и внимай. Я рисую на земле, а ты все это воспроизводишь у себя в голове. Андестенд?
Я взял прутик и начал карябать на сыром грунте линейку, разбив ее на сто делений. Художник из меня не ахти какой, промежутки между делениями получились не совсем одинаковыми, но для наглядной демонстрации пойдет.
— Смотри сюда. Вот это — сто, — прутик указал в конец линейки. — Вот здесь твои два, — я положил камешек на второй единице от начала. — Срисовал в голове?
Юркас со всех сил пытался сосредоточиться. Казалось еще минута — и у него из ушей повалит пар. Но к счастью его голова не лопнула, он лишь кивнул.
— Так. Теперь берешь это деление и передвигаешь, скажем, на десять, — кончиком прутика я передвинул камешек на десятое деление. — Есть? Все, теперь у тебя запас маны составляет уже десять единиц. Но все равно мало. Поэтому на следующее утро ты снова передвинешь камешек в голове, самостоятельно, еще на десять делений. Начинай с этого каждый день.
— А когда я дойду до ста? — спросил ученик.
— Дальше учишься считать до тысячи. Обычная грамота — основа любой магии, — заключил я. — А теперь упор лежа принять! Поехали — раз-два…
Не успел ученик отжаться и десяток раз, как я обнаружил, что за нашими занятиями наблюдает Конрад.
— Можно трогаться? — осведомился он.
Или он научился скрывать обычное ехидство в голосе, или понял, что я тоже не мальчик, а вполне себе Великий Маг?
— Ладно, вставай. Держи, — я протянул Юркасу еще один осколок чашки. — Это еще частица моей Силы к тебе переходит. Мы можем трогаться, — сказал я Конраду, и мы выехали на Тракт.
— Стойте!!! — донесся крик сзади.
Неуклюже покачиваясь на грузно ступающей лошади, нас догнал гном. К его седлу, кроме неизменного мешка с инструментами, был приторочен большой и на вид тяжелый вьюк из холстины.
— В-воды! — первым делом попросил Пройдоха.
Вдоволь напившись и утерев раскрасневшееся лицо, Фиган сказал:
— Ух, как же хорошо, я наконец-то слезу с этой проклятой лошади!
Тяжело сопя, гном перегрузил вьюк в пролетку, и наш отряд двинулся дальше по дороге из желтого кирпича.
— Работает? — с нетерпением спросил я, похлопывая по холстине.
— У меня работают даже игрушки, что заказывают себе некоторые одинокие человеческие женщины… — важно произнес довольный собой гном.
— Ну, большое человеческое спасибо тебе, Фиган.
— Спасибо в кошеле не звенит.
— Зазвенит, когда мы порешаем насущные дела и я смогу спокойно тратить ману для банального производства золота.
Дождя не было уже несколько дней, зато по утрам обильная россыпь сверкающих бусинок щедро укрывала растительность — влажность стояла высокая.
Именно поэтому я решил ночевать прямо в пролетке. Пусть и ноги не особо вытянешь, зато выпадающая на траву утренняя роса не разбудит раньше времени. Это оказалось удачным решением, и я впервые за несколько ночей смог нормально выспаться.
Утром, как ни странно, меня никто не будил, а проснулся я оттого, что в лагере стоял переполох.
Когда я открыл глаза и поднял голову над пролеткой, Конрад со зловещим выраженим лица поигрывал мечом и грозился отрезать руки, ноги и уши неизвестному проказнику. Он выяснил, что из его сумки исчезла последняя бутылка "Медвежьей слезы".
Обозленный эльф рыскал по поляне и надеялся найти в траве свой белый гребень.
Сабри-Ойя задумчиво перебирала поклажу, видать и у нее что-то пропало, какие-то снадобья для травли монстров.
Из кустов вылез Фиган с секирой наперехват. Отдуваясь, взбешенный гном уселся на бревно.
— Грязные крысы! Ух, кто-то ответит мне за инструменты, — недобро прошипел он. — Да им же цены нет! Да я за них две сотни отдал! Закатаю в камень, замурую в самую глубокую пещеру, покрошу на щебенку! Скормлю Барзулу на обед и ужин!
Я вскочил и быстренько порылся по карманам. Из моего нехитрого скарба, состоящего из зажигалки, осколков чашки и… и все, не пропало ничего. Тапочки на ногах, халат на теле.
И тут начал дико гоготать Чор.
На солдата, у которого пропала недавно запаянная, а посему более дорогая сердцу и желудку оловянная миска, отчего-то снизошло отчаянное веселье. Казалось, еще секунда, и жердяй упадет на спину, дрыгая ногами в буйном припадке.
Смех товарища тут же мерзким гоготом подхватил Хныга.
Пырскнула в кулак Сабри, бросая взгляды куда-то вверх. Всегда мрачный Конрад вернул меч в ножны и радостно ухмылялся.
Даже гном перестал сокрушаться и начал хихикать, опершись о секиру.
Лишь Юркас изо всех сил сдерживался, но предательская улыбка то и дело наползала на его лицо.
Все в нашей компании отчаянно веселились и я не мог понять причину этого явления. Нам что-то подсыпали во вчерашнюю кашу и теперь у всех приступ безумия? Проделки шамана Бу?
Я повернул голову и проследил, куда направлены взгляды моих попутчиков.
Там… На высокой-превысокой сосне. На самой верхушке. Висели. Мои оранжевые трусы в птичках.
Бог ты мой! Какая-то сволочь решила подшутить и вывесила на всеобщее обозрение мое нижнее.
Напустив на себя серьезный вид, Юркас достал листик с пером и приготовился записывать Изначальную Речь.
