Алана Инош - Слепые души
— Доброе утро, Аля. — Я целую её в нос, в лоб и в губы.
«Утёночек» — это ласкательное прозвище придумала я и первой назвала так Альбину, но теперь она гораздо чаще им пользуется. Когда я в первый раз обозвала её так, она засмеялась и спросила: «Почему утёночек?» Я сказала, что очень люблю утят: они очень милые, пушистые и жёлтенькие.
Её рука соскальзывает мне на плечи, обнаруживает, что я одета.
— Ты уже встала? Который час?
— Около семи.
Альбина садится в постели, разминает шею, вращая головой.
— Что ты так рано вскочила, малыш?
— Что-то плоховато спалось. Извини, что разбудила… Мне скучно без тебя.
Она гладит меня по голове, целует в обе щеки, в лоб и в губы.
— Опять кошмары снились? Бедный мой утёночек…
Её голос — тёплый, хрипловатый со сна, и в нём искреннее участие. Да, в прикосновении её руки есть и что-то материнское, трогательное, от чего в глазах щиплет, а горло сжимается. Она вдруг начинает меня раздевать — расстёгивает мне джинсы, закатывает вверх футболку.
— Ты чего, Аля? — смеюсь я.
— Ты должна дать мне компенсацию за то, что разбудила меня на час раньше, — отвечает она.
— Аля, Мадина скоро придёт, — сопротивляюсь я.
— А мы успеем!
И она борцовским приёмом бросает меня на кровать — я успеваю только взвизгнуть. Я вмиг оказываюсь раздетой догола, и Альбина набрасывается на меня с новыми силами. Она щиплет, кусает и щекочет меня, заставляя меня визжать и хохотать, и я боюсь, как бы Рюрик не услышал, но Альбина вытворяет такое, что я не могу молчать.
Глава 7. Багаж памяти. «Опять»
Флешбэк
Доктор Андрей Фёдорович Якушев (так было написано на табличке на двери его кабинета) посмотрел снимки пояснично-крестцового отдела моего позвоночника «в профиль» и «анфас» и проговорил:
— Ну, что вам сказать… Всё как будто в норме, поражения дисков не наблюдается. Как ваши ощущения?
— Сильной боли уже нет, — ответила я. — Двигаться, слава Богу, стало можно без ограничений, но пару раз немножко ныло… И опять отдавало в колено.
— Значит, нужен ещё один сеанс массажа. Проходите, раздевайтесь, ложитесь на стол.
Я спросила:
— А сколько ещё нужно таких сеансов?
— Полагаю, до полного исчезновения симптомов, — ответил доктор. — А если по-хорошему, то и после их исчезновения вам следовало бы прийти пару раз.
Альбина сказала:
— Настенька, сколько Андрей Фёдорович скажет, столько и будем приходить.
Я снова легла на стол, и горячие, излучающие тепло руки доктора стали, как и в прошлый раз, разминать мне спину и гнуть меня в бараний рог. Теперь это было уже не больно, только чувствовалось сильное тепло в спине. По всем нервам бежали импульсы, отдаваясь где-то у макушки мурашками и дрожью. А потом я вдруг ушла в себя, как будто на какое-то время отключившись от телесных ощущений.
Фокус моего внимания переместился в самые глубокие недра сознания, вокруг меня как будто образовался кокон, не пропускавший ко мне никаких ощущений извне. Не стало ни доктора, ни стола, ни кабинета, даже самого моего тела с его болью не стало, но я не перестала быть. «Я есть», — определённо знала я. «Я мыслю, а следовательно, существую», пусть и в несколько иной форме.
Я не перестала быть собой, ничего не забыла, но в эти мгновения моё настоящее куда-то отдалилось, отступило за какую-то размытую грань.
Никто не отнимал у меня этого багажа, и, более того, багаж этот оказался даже ещё больше и тяжелее, чем я себе представляла.
Десятки прошлых жизней, сотни пройденных мной дорог, тысячи встреченных мной людей и миллионы сказанных мной слов.
Мне казалось, что я вот-вот переступлю какую-то черту, занавес поднимется, и на меня взглянут десятки моих «я», вернее, моё одно-единственное «я» во многих воплощениях, сияющее всеми своими гранями, мной забытыми…
Седые вершины гор, моё колено вдавлено в снег. В руке — меч, словно выкованный из света, а на соседней скале — какой-то огромный бурый кусок грязи… Живой, с раздвоенным языком. Спину холодило дыхание смерти…
— Ну, всё, встаём, одеваемся, — сказал голос доктора.
Вернулось моё тело, вернулись массажный стол и кабинет, и Альбина по-прежнему сидела на стуле у докторского стола. Когда я оделась и вышла из-за перегородки в кабинет, доктор в этот момент клал в ящик своего стола две купюры — тысячную и пятисотрублёвую. У меня немного ёкнуло в кишках. Полторы тысячи за приём! А это второй, значит, Альбина отдала уже три тысячи.
— Захотите спать — спите, — сказал мне доктор. — Физические нагрузки сейчас для вас нежелательны, надо поберечься. Да и вообще, на будущее, вам с этим надо поосторожнее. С лейками пусть бегают мужчины. — Доктор усмехнулся. — Или, если они у вас такие ленивые, то таскайте хотя бы по пол-лейки. А чтобы физическая нагрузка не становилась для вашего организма таким большим стрессом, она должна быть регулярной.
— Да я понимаю это, Андрей Фёдорович, — вздохнула я. — Гимнастика и всё такое.
— Кстати о гимнастике. — Доктор выдвинул ящик стола — не тот, куда он убрал деньги — и достал тонкую брошюрку. — Вот комплекс специальных упражнений, разработанный мной. Здесь есть упражнения для всего тела, а не только для поясничного отдела. Также здесь есть рекомендации по образу жизни, питанию — в общем, посмотрите и что-то для себя почерпнёте.
Мокрые серые улицы плыли мимо джипа, и я не могла отделаться от чувства, что всё это уже было много раз. Мы с Альбиной молчали, Рюрик вёл машину. Я боролась с наваливавшейся на меня вязкой сонливостью — даже не из желания одержать победу, а просто из упрямства. Я, как могла, оттягивала момент своей капитуляции: мне ещё нужно было кое-что сказать Альбине наедине — и это, как мне казалось, тоже уже когда-то было. Сплошное томительное дежавю, от которого некуда деться.
— Как у вас тут разворачиваться неудобно, — сказал Рюрик. — И эти своих драндулетов понаставили…
Мы уже подъехали к дому, джип покачивался на колдобинах, а машины жильцов создавали дополнительные трудности для маневра. Драндулеты? Да, пожалуй, две далеко не новых «лады», крошку «оку» и «жигулёнок» можно назвать по сравнению с джипом «Nissan» драндулетами.
— Аля, поднимемся ко мне? Мне надо тебе кое-что сказать…
Альбина спросила:
— Это надолго?
— Да нет, на пару слов, — ответила я.
— Тогда лучше пусть Рюрик покурит. Рюрик!
Рюрик понял. Он вышел из машины и достал пачку сигарет, а я молчала, озадаченная тем, что Альбина не пожелала ко мне подняться. Может быть, ничего особенного в этом и не было, и не на что было обижаться, но мне стало неуютно, грустно и тоскливо. Альбина как будто хотела поскорее от меня уехать. Она сидела поникшая и усталая.
