Игорь Ковальчук - Клановое проклятие
Он же первый обратил внимание на тот интерес, который проявили к семейству Гэра и Окады Блюстители Закона. Из клиники, где оба раза рожала женщина, были затребованы копии всех документов, один из законников даже появился в самой клинике и разговаривал с врачом. Эндо забеспокоился, но от того же врача узнал, что ни о чем особенном представитель закона его не спрашивал. Вопросы были самые обычные – состояние роженицы, состояние детей и результаты анализов.
Получив такой ответ, патриархи переглянулись.
– Ты считаешь, такая плодовитость и была целью законников? – с сомнением поинтересовался Эндо.
– Кто их знает, – флегматично отозвался Эдано, и за неимением новой информации они временно отложили обсуждение вопроса.
Когда Окада пришла в себя после родов, она обнаружила, что Гэр терпеливо ждет ее пробуждения в коридоре клиники с огромным букетом цветов и бархатным футляром, где пряталось роскошное бриллиантовое ожерелье в окружении более мелких предметов ювелирного гарнитура. Подарок был очень дорогой, но супруг, неловко сунув его жене, заверил ее, что ему куда дороже здоровье ненаглядной, и пусть она пообещает ему ближайшие лет тридцать детей не заводить.
– Только не подумай, что я против детей, – поспешил добавить он. – Если б у нас их было человек пятьдесят, я б только счастлив был. Дети – это просто чудо. Но я ни в коем случае не хочу потерять тебя. Тебе обязательно нужно отдохнуть. Ведь пока семеро детей – это не так уж и плохо.
Окада молча улыбнулась ему и повернулась лицом к стене – досыпать.
Она не стала спорить с мужем и принялась принимать прописанные врачом препараты. Но они почему-то не помогли. Пятерым младшим малышам еще не было и шести, когда их мать снова забеременела, но, правда, на этот раз обычной двойней (Гэр настоял, чтобы врачи пораньше проверили точное количество эмбрионов, и если их снова окажется ненормально много, успеть пересадить их часть суррогатным матерям). Патриархи вскоре вновь бились об заклад, на этот раз на сумму куда большую – миллион кредов.
Но когда на свет появились дети, у обоих волосы встали дыбом. Один из двойни оказался Накамура, второй – Драконенком.
– Ничья? – предложил Эндо.
– Идет, – согласился Эдано. Он помолчал и через минуту осторожно поинтересовался: – Тебе не кажется, что делать ставки на собственных потомков – не слишком красиво?
– Они же об этом не знают.
– Все так. Но, как мне кажется, известие об этом стоило бы подарить какому-нибудь «желтому» изданию, – сказал осторожный Накамура. – Чтоб ни у кого не возникало вопросов, на почве чего возникла наша тесная дружба.
Кого именно подразумевал глава клана, Дракон Ночи понял без пояснений.
Уже через несколько дней весь Центр гремел от слухов. Вкусную сплетню обсасывали все, даже не вполне «желтые» издания. Назывались такие суммы пари, которые соответствовали бюджету обоих кланов когда за год, а когда и за больший промежуток времени. Выдвигались и более смелые предположения – что пари между патриархами заключались и раньше, по другим поводам, и таким образом Эдано проспорил Эндо, а вернее, его потомку, Окаду, и, разумеется, что дети на самом деле вовсе не от Некроманта, и рожала их вовсе не Окада… Впрочем, что только ни говорили об этой удивительной бессмертной паре.
Может, именно поэтому к известию, что патриархи спорили на них, Гэр и Окада отнеслись так спокойно, даже равнодушно. Только Некромант флегматично и без всякого почтения посоветовал прадеду не проспорить все свои деньги.
– Тебя забыл спросить, – раздраженно ответил Эндо.
– Не спорю. Ты как всегда прав.
– До чего ты стал хамоватым. Лучше б постарался, чтоб следующая партия детишек, которых произведет на свет твоя жена, была в полном составе драконская, чтоб я вчистую выиграл у Эдано пари.
– Постараюсь.
Детишек-Дракончиков поименовали Эден и Кэйн (прозвища им должны были дать позже, к пятнадцати годам), малышей-Накамура мать назвала Токугавой, Имамурой и девочку – Асамитой. Следующая парочка мальчиков получила имена Роннан и Мицуэво, соответственно клановому типажу. На чествование новорожденных Гэр позвал родственников и друзей, а в их числе – Мэлокайна с женой. К тому моменту они уже сдружились с Мэлом. Ликвидатор частенько бывал в лаборатории Гэра Нектоманта и там отвечал на бесчисленные вопросы архимага. Дракон Ночи объяснял, что не знает другого такого неспециалиста, который так тесно общался бы с душами уже умерших людей. Характер этого общения интересовал его чрезвычайно, и он пытался вызвать в памяти Мэлокайна самый первый случай ликвидации и выудить подробности.
Память Мортимера в свою очередь упорно сопротивлялась воспоминаниям. О работе Мэл говорил неохотно, а думал еще неохотнее. Иногда ему казалось, что он действительно похож на убийцу-наемника, и, хотя и понимал, что подобные ощущения – неотъемлемая часть его «работы», страдал от них неподдельно. Правда, Гэр подкупал его своей искренней симпатией и сочувствием.
Он не видел совершенно ничего ненормального в его работе.
К собственному удивлению, ликвидатор явно пришелся по вкусу Окаде. Та посматривала на гостя с любопытством, лишенным какой бы то ни было болезненности. Она с почтительным интересом расспросила его о рейдах на Черную сторону, о схватках с магами, и Мэлокайн понял, что леди Накамура видит в нем одного из лучших и самых отчаянных воинов Асгердана. В военном деле Окада понимала не меньше мужчины, с ней было интересно побеседовать и об оружии, и о боевых приемах. Клан Накамура, преданный идее чести и воинского искусства едва ли не больше всех в Асгердане, заботился о воинском воспитании всех своих представителей, вне зависимости от пола.
Окада неплохо владела длинными ножами, хорошо – мечом тати и, конечно, уважала любого воина-профессионала. А ликвидатор просто обязан быть профессионалом, иначе век его будет очень короток. Мэл сперва смущался, но скоро благодаря усилиям обоих супругов почувствовал себя уверенно и рассказал уйму забавных историй, связанных с его «работой». Мортимера благосклонно послушали, нарекли «другом семьи» и пригласили приходить еще.
Оба молодых супруга, привыкшие к отшельнической жизни, обнаружили, что общение – штука приятная. Они больше не казались окружающим странными. Что уж там, самые обычные люди, которые отлично умеют смеяться и печалиться, радоваться и негодовать, любят друг друга и вместе растят целую ораву ребятишек. Они продолжали старательно строить свою семейную жизнь, которая постепенно становилась все больше похожа на обычную жизнь обычных любящих людей. После рождения младшей двойни супруги стали изредка спорить и даже ссориться, как ни странно, это стало для них чем-то вроде нового этапа отношений, не испортивших их, а внесших какое-то разнообразие. После каждой (кстати, довольно редкой) ссоры они бурно и с наслаждением мирились.
