Андрей Валентинов - Созвездье Пса
Ладно, довольно хандрить! Если Борис играет в преферанс, значит, все в полном порядке. Правда, слева под ребрами продолжает ныть, но терпеть можно. А вот валяться на душной Веранде совершенно ни к чему. Борис занят, Маздон в нетях, с Лукой все ясно… А не прогуляться ли по вечерней прохладе? Хотя бы к Саше.
Саша сидит в своей комнатушке и грустит. Впрочем, его грустный вид ни о чем не говорит — грустит он всегда, что не мешает Саше вволю пользоваться радостями жизни. Во всяком случае, в Херсонесе. Впрочем, сейчас ему действительно невесело. И есть от чего. Саша и Андрей копают у Гнуса немало лет и все эти годы при всем скотстве Его Гнусности умудрялись с ним как-то уживаться. Но в этом году Гнус озверел окончательно. Я давно слыхал про его подлую манеру: неугодных людей ставить на самый трудный участок — к примеру, на тачку — и гонять до сердечного приступа. А недовольных — в двадцать четыре часа из Херго-рода. Теперь эта участь постигла и Сашу с Андреем. Они пока сдерживаются, но настроение, естественно, не самое лучшее. Эх, Саша, с кем вас угораздило связаться! Да, конечно. Его Величество умеет быть любезным — до поры до времени. А потом пора кончается, и время тоже кончается…
А еще у Саши нет гитары. Молодняк он не знает, и его не знают, так что даже гитару не попросишь. Впрочем, им сейчас не до Сашиных песен, вот пообедать-поужинать — дело другое. Вымираем мы, Саша, потихоньку вымираем, как херсонесские ежи. Которые c ушами.
Появляется Андрей, длинный, худой и тоже очень грустный. Как я понял, ему от Гнуса достается даже больше, чем Саше, ведь Андрей — доцент, кандидат наук. То-то сладость Гнусу, неучу с высшим без среднего, поизгаляться!.. Андрей пока терпит. Эх, интеллигент питерский!
…Вы видали букашку по имени Гнус? Боги дали промашку по имени Гнус. За ушко бы его — да лопатой по морде! Только жаль старикашку по имени Гнус…
Так и сидим втроем, время от времени покуривая «Стрелу» из Сашиных запасов. Чувствую, что ребята последний раз в Хергороде, так что через год здесь будет двумя ветеранами меньше. И кто вспомнит о них? Я—да Маздон… Не Гнус же!
Да и я сам… Раньше сердце никогда не шалило, даже после бессонной ночи, даже в липкую херсонесскую жару…
Рабочая тетрадь. С. 10.
…По предложению Бориса провели экстрасенсорное обследование «Базилики в Базилике». Поскольку идея его, подробное документирование эксперимента он взял на себя.
Время работы — с 20.25 до 21.30. Ясно, безветренно, очень жарко, освещение минимальное.
Предположение подтвердилось. Обе линии колонн, слева и справа, чрезвычайно «холодные». Замечено также, что «тепло» чувствуется на пороге и возле входа, а также в алтарной части. Средняя часть базилик' «нейтральна».
Таким образом, «Базилика в базилике» имеет следующую энергетическую структуру:
— Два противоположных конца (порог и алтарь) — «плюс».
— Линии колонн вдоль стен — «минус».
— Центр — «нейтралка».
Предложение: проверить субъективные ощущения с помощью инструмента или прибора. Возможны:
1. Физическая рамка.
2. Экстрасенсорная рамка.
3. Маятник.
4. Компас.
Выводы делать покарано,..
Возле сараев все то же. Едят.
Ужин в самом разгаре — очередная смена поглощает какое-то варево из здоровенной кастрюли, остальные, уже приняв пайку, блаженствуют, сидя чуть в сторонке. Кругом атмосфера сытости и благополучия. Садимся и мы с Борисом, но поодаль, дабы не мешать.
Не тут-то было — откуда ни возьмись появляется Ведьма Манон.
…Свят! Свят!
Насколько мне известно, здесь ее слегка недолюбливают (раскусили!) и даже, кажется, начинают побаиваться. Мне-то ее бояться нечего, но все же…
Вероятно, именно из-за этого Манон сегодня не в духе. Так и кажется, что сейчас я услышу шипение. Интересно, за что это она так возненавидела род людской? Или ее очередной муж так плох?
Манон не шипит — шепчет, и я сразу начинаю жалеть, что заглянул сюда…
…Выходит, о нас с О. тут все знают? Или это только Манон знает, все-таки Ведьма? Во всяком случае, она не очень ошибается. Еще два года назад Манон не без злорадства предсказала, что у меня с О. ничего не получится. Теперь же на правах старого друга она уверенно констатирует, что…
Спасает меня Борис, обещая Ведьме камеру пыток и костер из мокрой соломы. Манон окрысивается и начинает злобно шипеть — на этот раз именно шипеть на нашего химика, но тот невозмутим. Навьи чары на него, истинного материалиста, не действуют.
Ведьма предрекает нам обоим скорую погибель и уползает куда-то в темные кусты.
…Искать зелье, следок вынимать, волосок разрывать, воск топить, фигурки лепить, иглами протыкать, проклятье шептать… Сгинь, сгинь, сгинь!..
Между тем молодежь тоже беседует о делах мистических. Стеллерова Корова, верная ученица Манон, начинает сеанс хиромантии, причем желающие образовывают внушительную очередь. Откуда-то появляется Сенатор, тоже протягивает ладонь…
…А будет тебе, бриллиантовый, удача в казенном доме, и назначит тебя пиковый король в комиссию по бюджету…
Сенатор вполне удовлетворен. Пользуясь его присутствием, интересуюсь, не намерена ли демократическая власть помочь Херсонесу? А если у нее, у власти демократической, с деньгами декохт, то для начала не поспособствуют ли хотя бы восстановлению храма Владимира?
Это интересует, как оказалось, не только меня. Даже желторотики понимают, что еще несколько лет, и от святыни останется лишь куча известняковых глыб…
В последнюю войну бомба — наша ли, немецкая, кто скажет? — снесла купол, но не обрушила стены. Мрамор и порфир собора содрали для отделки горкома родной партии, а черный мрамор пошел на пьедестал очередного истукана с воздетой к небу десницей. А в опустевшем храме кто-то с дьявольской настойчивостью отколол десятки квадратных метров мозаичной смальты. В никуда сгинули кресты с монастырского погоста. Монастырь погиб еще раньше — в январе 1921 года, когда чекисты по приказу пламенного революционера Бела Куны расстреляли почти всех, включая последнего игумена отца Викентия…
…Два года тому назад, как раз в те недели, когда амнистированная церковь отмечала тысячелетие Крещения, на моем, тогда еще моем, Юго-Западном участке чья-то кирка вывернула из-под стены нечто, покрытое зеленой окисью, сквозь которую проступал фигурный, глубоко вдавленный крест. Это оказалось навершие ножен. Вскоре, перелистав несколько пухлых томов, я убедился, что меч, который вынимали из этих ножен, был не византийский, не греческий — он был варяжский. Пьяный скандинав из дружины Равноапостольного потерял ножны, выписывая «мыслете» после победного пира. Тогда, тысячу лет назад, идолы пали, чтобы в веке двадцатом отомстить — и живым, и мертвым.
