Владимир Контровский - Алина в Стране Чудес
Лошадям как будто передалась наша тревога — они шли осторожно, словно ступали по тонкому льду. За поворотом тоже не было ничего особенного — тот же молчаливый лес на склонах и россыпь громадных мшистых валунов по обочинам, — и тут Хрум резко выбросил вперёд правую руку.
Над одной из каменных глыб — она походила на дремлющее замшелое чудовище — взвился огненный смерч, изогнулся и пошёл скакать с одного валуна на другой, оставляя на их спинах чёрные выжженные проплешины — мох сгорал мгновенно. Послышалось хриплое рычание, на дорогу вывалилась объятая пламенем фигура, похожая на человеческую — у неё были руки и ноги, а в воздухе противно заныли стрелы.
Одна из них тюкнула меня в грудь — не сильно, но ощутимо, — вторая щёлкнула по луке седла. Я видела полёт этих стрел, видела их острые наконечники и слышала, как они шуршат опереньем, раздвигая неподатливый воздух. Я суматошно замахала руками, словно отгоняя назойливых комаров, и уже потом сообразила, что если бы не поставленная Хрумом защита, в которой стрелы вязли, как мухи в сиропе, я мигом превратилась бы в красивую, но очень мёртвую подушечку для иголок.
Нападающие тоже это поняли. Они дружно кинулись в рукопашную, и ошалевшая я поимела сомнительное удовольствие разглядеть их в профиль и анфас.
Больше всего они напоминали обезьян — крупных, приземистых, длинноруких и сильно волосатых, — но обезьян продвинутых: на головах у них были клёпаные шлемы, а в лапах — топоры и мечи с зазубренными лезвиями. Глазки у этих миляг были маленькими и красными, зато клыкам позавидовал бы любой ротвейлер-медалист. Одежда на них была серая и безвкусная, хотя про фасон ничего не могу сказать — ситуация как-то не располагала к вдумчивому изучению покроя и стиля, принятого среди этих четверолапых. Их было много (сколько всего — не знаю); они выскакивали из всех кустов, и я почувствовала, что сердце у меня камнем ухнуло куда-то в район печёнки, а потом и ниже, целенаправленно устремляясь к пяткам.
Если бы я была одна (или даже в сопровождении сотника с его воинами), на этом мои приключения в гостеприимном мире эххов и закончились бы. Но со мной был маркиз Хрум де Ликатес, боевой маг и адепт магии Меча, который быстро и убедительно доказал, что все эти его громкие титулы — не пустой звук. Рыцарь вместе с конём как-то вдруг размазался, и на фоне головокружительной стремительности его движений движения атакующих казались кадрами замедленной съемки какого-то дурацкого видеоклипа.
Это был настоящий танец смерти. Вокруг меня носился призрачный живой вихрь, торнадо по имени Хрум, и когда этот вихрь как бы мимоходом касался очередной лохматой обезьяны, его мимолётное скользящее прикосновение было для неё смертельным. Хрустели кости, летели отрубленные руки и головы, в ушах звенело от истошных воплей, стонов и лязга оружия. Мне в лицо плеснуло тёплым, я машинально вытерлась и увидела на пальцах кровь — настоящую, а не какой-нибудь кетчуп или киношную краску. Моя лошадь заржала и встала на дыбы — стрела уколола ей шею, — я еле удержалась, вцепившись обеими руками в конскую гриву. Под копыта моего коня навзничь рухнул один из нападавших — удар меча распорол его от горла до пупа. Обезьяна напоминала раскрытый чемодан, набитый чем-то сизым, мокрым, пульсирующим — меня реально затошнило. Хватит, хорош, уберите нах эту резню бензопилой по-эххийски, дайте лёгкую эротику!
И тут всё кончилось. Хрум проявился, соткался из воздуха, обрёл плоть и превратился из призрака-убийцы в живого парня. Я хотела броситься к нему, но моя лошадь не шла, кося глазом на то, что лежало под её копытами, а слезть я не решалась — мне казалось, что я тут же вляпаюсь в лужу крови или в разбросанный кругом розоватый студень, выбитый мечом де Ликатеса из черепов опрометчиво напавших на нас обезьян.
По склону горы, прихрамывая, карабкался уцелевший враг, надеясь спрятаться за деревьями. Рыцарь взмахнул рукой, в воздухе мелькнуло синеватое лезвие, и последняя обезьяна покатилась вниз, дёрнулась пару раз и затихла. А де Ликатес слез с коня и начал не спеша обходить поверженные тела, в беспорядке валявшиеся на дороге и по обочинам, — их было десятка полтора. Хрум подходил к очередному телу, осматривал его и шёл дальше, к следующему, — я следила за ним со странной смесью гадливости и восхищения. Возле одного из сражённых противников он задержался — тускло сверкнул окровавленный меч, обезьяна засучила ногами, взбивая пыль. Я отвернулась. Какая гадость эта ваша заливная рыба…
* * *
Дальше мы ехали молча. Говорить как-то не хотелось — мне даже не верилось, что всего десять минут назад я шутила с этим парнем, забрызганным сейчас кровью с головы до ног, и строила ему глазки. Нет, я понимаю, злые враги — типа закон жанра, — и всё-таки… Уж очень отвратно смотрится изуродованный труп разумного существа — пусть не человека, но очень на него похожего. Это в кино умирают красиво и понарошку, а здесь, оказывается, всё взаправду и всерьёз…
Так, в молчании, мы обогнули гору. Дорога уходила вниз, в очередную лощину; Хрум натянул поводья и сказал, указывая на появившийся впереди столб чёрного дыма:
— Там постоялый двор — вернее всего, уже был. Кажется, я знаю, почему нам никто не попался навстречу.
Мне очень не хотелось ехать к этому дыму — я догадывалась, что я там увижу. Но другой дороги не было, и мы двинулись вперёд. За каждым деревом мне мерещились враги, молчание сделалось невыносимым, и я не выдержала.
— Кто они такие, эти косматые обезьяны?
— Серые гоблины, — отозвался рыцарь, — воины Вам-Кир-Дыка. Они охотились за вами, леди Активиа, — я почувствовал их присутствие ещё в гостинице, где мы ночевали. Они натасканы на выполнение особых заданий, владеют кое-какой магией, хитры, беспощадны, опасны. К счастью, их было немного, и они не ожидали встретить боевого мага, — он криво усмехнулся, — иначе исход нашей встречи мог быть совсем другим. Серые гоблины — умелые бойцы, диверсанты-коммандос, говоря языком вашего мира.
— Чего-чего-чего? А откуда тебе известны понятия моего мира?
— Я там бывал, — ответил де Ликатес — просто, словно речь шла о поездке в соседнюю деревню.
— А поподробнее можно?
Я заинтересовалась не на шутку. Это что получается, попасть из мира в мир можно не только случайно, но и по собственному желанию? Значит, если этот мир станет мне поперёк горла, я смогу отсюда слинять? Вопрос был не праздным — перед моими глазами ещё стояли изрубленные тела серых гоблинов, в ушах ещё звучали их предсмертные хрипы, а после слов Хрума я поняла, что могло быть и наоборот — одни клыки у этих мартышек чего стоят.
