Бернхард Хеннен - Битва королей. Огонь эльфов
Ганда негромко рассмеялась.
— Добросердечный человек, правда? Если бы он был чуть меньше, то вполне мог бы мне понравиться.
— Ганда…
— Да, да. — Она отмахнулась, продолжая смеяться. — Он сказал, что вообще-то не должен пускать тебя в город с такими жуткими намерениями, но убежден в том, что твой гнев справедлив, и он пожелал тебе дожить до того дня, когда Бальбар удостоит тебя милости и позволит удавить твоих врагов их собственными внутренностями. Так мило, правда? Я ведь говорю: добросердечный человек.
— Каких врагов?
Гротескная парочка достигла людей, толпившихся у узких портовых врат.
Шум был оглушительный. Люди толкались, кричали друг на друга срывающимися голосами. Только у боковых ворот процесс протекал несколько быстрее. Ганда прошла мимо длинной очереди ожидающих прямо к небольшим воротам.
Олловейн заметил, что те, кто проходил через них, выглядели опрятнее, чем толпы зевак, погонщиков ослов, гребцов, шлюх и рабов, протискивающихся через главные ворота. Даже сами ворота были красивее. Они находились между двумя стройными башнями, украшенными бело-голубым эмалированным кафелем. Плитки складывались в изображение выпрыгивающих из воды дельфинов. Под аркой, между стражниками, стоял бритоголовый священнослужитель. В одной руке он держал букет ярко-синих цветов, а в другой — плоскую миску. Каждый раз, когда кто-то проходил через ворота, он окунал цветы в воду и обрызгивал нового гостя города. Какой странный обычай! Только когда Олловейн заметил, что большинство приезжих бросали в миску монету, до него дошел глубинный смысл этого действия. Мужчина был попрошайкой от имени своего бога. Как же все-таки жалка религия людей… Что это за боги, превращающие своих слуг в попрошаек? Достойны ли эти боги поклонения, если они не могут обеспечить даже самых верных своих слуг?
— Ты должен показать стражникам медную табличку. Это наш пропуск, — прошептала Ганда.
Подошла очередь Олловейна, но вместо того, чтобы пройти в ворота, он остановился и уставился на священнослужителя.
Стражник задал вопрос.
— Давай уже, — дернула его Ганда.
Олловейн вложил воину в руку медную табличку. На них махнули рукой и щедро обрызгали водой. От пожертвования богу бритоголового эльф отказался, что вызвало злобный взгляд священнослужителя.
За воротами простиралась широкая, хорошо уложенная камнями улица, ведущая в самое сердце города. Мастера меча удивили размеры Искендрии. Высокая портовая стена скрывала от его взгляда море домов. К северу поднимался пологий холм. Там высились роскошные дворцы и храмы.
— Надеюсь, королева рассказала тебе, куда идти.
— Придется тебе, наверное, мне довериться. — Наглая ухмылочка подчеркивала издевательские слова лутинки. Ганда указала на холмы. — Нам туда. Эмерелль описала дорогу. Там есть большая торговая контора. Руководит ею эльфийка, притворяющаяся человеческой женщиной. Ее зовут Сем-ла. В ее доме, надежно скрытая в подвале, находится звезда альвов, которая приведет нас в библиотеку.
Олловейн отдался на волю судьбы; он устал от споров.
— Иди вперед, показывай дорогу. И поведай, в конце концов, историю, которую ты подсунула стражникам.
Ганда откашлялась.
— Знание не всегда делает счастливым. Это ведь совершенно не важно.
— Только не для меня.
— Тогда поклянись, что не будешь злиться. Я хотела оградить тебя от излишних волнений.
— Да говори же наконец!
— Сначала поклянись.
О чем только думает эта наглая лутинка? Что он набросится на нее с мечом в приступе безумной ярости?
— Клянусь, что не стану злиться, не буду бить тебя и причинять тебе какую-либо иную боль. А теперь говори.
Глаза Ганды хитро блеснули.
— Хорошо. Говорят, ты самый честный среди мечников. Поэтому я уповаю на твою клятву. Кстати, это та же самая история, которую я рассказала о тебе капитану.
О сказках, невестах бога и изгнаннице
Эльф держался так напряженно, словно ему вогнали меч в пятую точку. Вот ведь высокомерный ублюдок! Но клятве его наверняка можно доверять. Ганда на миг задумалась, не приукрасить ли повествование, но тут же отогнала эту мысль. В подробности предыстории она решила не вдаваться. Если остроухий об этом узнает, то будет меньше сердиться, а ей почему-то было приятно наблюдать, как он борется со своим гневом.
— Я рассказала морякам, что мы принадлежим к народу сыновей Зейнела, — начала лисьехвостая сдержанным тоном слепого сказителя из Танталии. — Это известное кочевое племя, охраняющее торговые пути через пустыню далеко на юге и живущее в тамошних оазисах. Ты — Арбан бен Чалаш, изгнанный. Красивое имя, правда? — Она подняла на эльфа взгляд.
Каждый раз, когда Ганда разговаривала с мастером меча, ей приходилось запрокидывать голову. Никогда эльфам в голову не придет, что лутинам было бы приятнее, если бы они присаживались на время беседы. Олловейн поднял бровь.
— Да, да. Я уже продолжаю. Итак, я объяснила, что ты мой отец и лучший мечник нашего князя Карима. Всякий раз, когда между племенами возникали ссоры, которые нельзя было уладить словами, он посылал тебя. И тебя никогда не побеждали. Так год за годом множились слава и богатство нашего князя. К сожалению, число завистников росло еще быстрее. А поскольку ни один меч не мог победить тебя, совершить дело, для которого сталь была слишком слаба, должны были слова. Сначала тебя пытались заманить прелестями красивых рабынь, но ты так крепко любил мою мать, что и эта попытка провалилась. Поскольку твои враги не могли найти в тебе слабостей, они стали отчаянно пытаться найти их у нашего князя. И сколь благородным и справедливым ни был Карим, им действительно удалось обнаружить точку, в которой наш князь руководствовался не холодным рассудком, а горячим сердцем. Ты должен знать, благородный отец, что при всех своих достоинствах наш князь был не очень привлекательным человеком. Ему было на руку, что мужчины нашего народа носят длинные одежды до пола и закрывают лица накидками, чтобы защититься от жгучего взгляда солнца и удушающей пыли в воздухе. Со времен болезни в детстве тело и лицо князя Карима были изуродованы отвратительными красными шрамами. Тем сильнее наполняла его гордость из-за того, что он сумел взять в жены чудесную Арсиною, о грации и красоте которой говорили даже во дворцах Искендрии. Тут-то и нанесли ваши враги смертоносный удар. Они подкупили советников князя и сплели сеть лжи вокруг тебя и прекрасной Арсинои. Стали говорить, что твой взгляд задержался на ее восхитительном лице на лишний миг, потом стали шептаться, будто ты насмехался над князем, потому что тот все еще не зачал ребенка. Некоторые даже поговаривали, что ты настолько верный слуга ему, что втайне подумываешь, как бы освободить князя и его супругу от пятна бездетности. И подобно тому, как ветер и песок пустыни со временем могут обтесать по своему желанию даже самую крепкую скалу, так и долгие ядовитые речи оставили свой след. Как сильно ни доверял тебе князь Карим, постепенно в сердце его начало прорастать зерно сомнения. Он посылал тебя в дальние путешествия, чтобы вы с Арсиноей не находились рядом друг с другом. Все более требовательным становился он в своих ультиматумах соседям, все тоньше становился щит его чести, все чаще находил он причину послать тебя с тем, чтобы ты разрешил ссору. Не один храбрый воин нашел свою смерть, потому что Карим опасался, что ты будешь подле него, а значит, и подле Арсинои. Пожалуй, никто никогда так и не узнает, отчего злой рок настиг тебя — была ли на то воля капризного бога, трагическая случайность или последний хитрый удар твоих врагов. Но ясным весенним утром Арсиноя отправилась в оазис в поисках уединения и приятной прохлады. Ты увидел ее издалека и приветствовал, но не отважился подойти ближе, поскольку даже ты слыхал о мрачных слухах о тебе и прекрасной княгине и не хотел давать новую пищу сплетням. Ведь Арсиноя приехала без служанок и в саду не было больше никого, кто мог бы подтвердить, что оазис — не место тайного свидания. Ты как раз собирался удалиться, когда Арсиноя внезапно вскрикнула, потом застонала и опустилась на землю, словно сраженная невидимым кинжалом. Отбросив все предосторожности, ты бросился к своей госпоже и, подбежав к ней, увидел, как в розовых зарослях исчезает скорпион Поцелуй Смерти. Яд этой подлой твари вызывает жгучую боль в жилах, но самое подлое его деяние — он отнимает у сердца желание биться. Арсиноя лежала перед тобой, распростертая на берегу небольшого озерца, окруженная белыми лилиями. Она уже не слышала, как ты звал ее по имени. И ты сделал то, что сделал бы каждый честный человек. Ты склонился к ней, чтобы безрассудно сражаться за ее жизнь. Мудрый человек, возможно, позвал бы на помощь и подумал о своей славе, но мудрость и гордая честность редко идут рука об руку. Когда тебя нашли, ты все еще не сдался, не перестал сражаться за свою княгиню, ты был уверен в том, что ее сердце снова забилось, слабо и неровно, подобно птице, впервые расправляющей крылья. Но тебя оттащили. Издалека это должно было выглядеть, как то, что ты склоняешься над ней точно возлюбленный. Одежды Арсинои неудачно сдвинулись, грудь над сердцем почти обнажилась. И несмотря на все твои просьбы и угрозы, тебя увели от нее. Арсиноя умерла прежде, чем солнце достигло зенита. Лживые советники Карима нашептали, что она умерла от стыда, от того, что сердце ее было разбито. И он поверил им. Ветер и песок пустыни завершили свою работу. От человека, которым он был когда-то, ничего не осталось. Он велел привести меня и мать. И пока мою мать медленно душили широкой шелковой шалью, она должна была смотреть, как тебя лишили мужского достоинства каленым железом. А еще он приказал обрезать твой язык, поскольку не хотел больше слышать твои якобы лживые слова. Он решил, что много лет не произносили твои уста правдивых слов, и пожелал, чтобы за те дни, что тебе остались, с твоих губ не сорвалось больше ни одного слова. А затем он приказал палачу нанести тебе шрам за каждый шрам, украшавший его собственное тело. И он сбросил свои одежды, обнажив истерзанное тело, чтобы палач видел, как должна быть выполнена работа. Даже в глазах того сурового человека на миг промелькнул ужас. И началась пытка, длившаяся много дней. Палач использовал редкие соли, обезьяний волос и розовые шипы, чтобы не давать ранам затянуться. В некоторые раны он даже положил черный оникс, подобно тому как золотых дел мастер вставляет благородные камни в украшения. И стало казаться, что темные очи глядят из твоей истерзанной плоти. Семь дней длилась пытка, когда твой мучитель допустил ошибку, сочтя тебя сломленным. За это он поплатился жизнью, равно как и князь Карим, отдавший приказ убить мать и сделать меня рабыней в своем дворце. Чтобы унизить, меня запирали на ночь с козами. Двое лживых советников князя тоже не пережили следующего рассвета. Но потом мы вынуждены были бежать, поскольку твои раны слишком ослабили тебя, а все воины были взбудоражены до предела и пытались остановить тебя. Мужчины, которые на протяжении многих лет были твоими друзьями, которых ты обучал тайнам древнего мастерства, пали от твоего клинка. И мы бежали в пустыню. Сорок дней и сорок ночей пробыли мы там, я лечила твои раны и училась понимать искаженные слова, срывавшиеся с твоих губ. Подлые друзья князя были достаточно умны для того, чтобы бежать от твоего гнева. Множество воинов выставили для их защиты, но никто не остался в земле сыновей Зейнела. Наш народ объявил тебя вне закона, за тобой стали охотиться, так же как ты безжалостно преследуешь лживых советников князя Карима. И это причина твоего путешествия в Искендрию. Ты здесь, чтобы даровать одному из этих людей поцелуй своего меча.