Андрей Левицкий - КЛАНЫ ПУСТОШИ
– Ладно, восемьдесят, – сказал атаман, жалея, что захватил с собой так мало бойцов. – Больше не дам, и не проси.
– Ни-ни-ни… – закачал головой Пузырь, облизывая губы и причмокивая. – Мы бы рады, добрый атаман, всем сердцем, но – не можем.
– Тогда я пойду к Крысе, – решил Макота. — Ну, че еще? Че губы кривишь, толстый?
– Склад доброго Крысы сгорел третьего дня, – пояснил торговец, печально улыбаясь. – Ночью вспыхнул, может, пьяный сторож поджег, а может, еще что случилось, да только загорелось разом со всех сторон – пыххх! – он махнул пухлой рукой. – Грустно это, как грустно, жалко нам бедного Крысу. К тому же сгорела молодая наложница, которую он недавно купил…
Макота шагнул к двери.
– Тогда к Деревню пойду.
Пузырь что-то пробормотал вслед, но атаман, не слушая больше, покинул лавку.
Стемнело, в садах над крышами зажгли лампы, но внизу, между плетеных домов, было сумрачно.
– Свет давай, – велел Макота.
Каланча нес шест с промасленной ветошью на конце. Чиркнув кресалом, бандит зажег факел, поднял над головой. Впереди стоял длинный помост, на нем выстроились харьковские сендеры, приземистые, с широкими колесами для передвижения по пустыне. На краю помоста, привалившись к ограждению и зажав между колен ружье, дремал охранник.
– Сколько? – спросил Макота.
Охранник вскочил, моргая.
– Я не знаю, друг. Хозяина звать? В этом сезоне покупают мало, он уступит…
Атаман потерял три мотоциклетки и фургон, сендер не помешал бы, но стоил он дорого, а Макота не любил расставаться с деньгами. Все машины в клане были либо угнанные, либо трофейные.
– Не сейчас, – решил он. – Идем.
Миновав автолавку, Макота нырнул в дверь неказистой плетеной постройки и почти сразу выскочил обратно, ругаясь на чем свет стоит.
– Че случилось, хозяин? – спросил Каланча.
Макота бросился прочь. Когда помост с машинами остался позади, из темноты выбрел тощий полуголый парень. Плечи его гноились; из-за кактусового сока разрезы, к которым прикладывали мамми, плохо заживали.
– Монетку подай, добрый че…
Попрошайка упал, когда атаман, не замедляя шага, ударил его в лицо. Пустив носом кровь, бродяга засучил ногами, а Макота спешил дальше, и двое бандитов едва поспевали за ним. Огонь факела гудел на ветру.
Казалось, Пузырь и не пошевелился с тех пор, как атаман покинул лавку. Скомкав край передника, торговец стоял в той же позе и щурился, виновато улыбаясь.
– Слышь, ты че не сказал, что Деревня замочили, и все его фляжки с Моста скинули?! – заорал на торговца атаман. – Я чего время должон терять, ты опупел совсем, толстый?!
Нагнувшись над прилавком, Макота схватил Пузыря за шиворот. Каланча и Морз, вошедшие следом, обнажили пистолеты. Пузырь молча улыбался, не пытаясь высвободиться. За плетеной перегородкой раздался шорох, совсем тихий, но атаман услышал – и отпустил торговца. Улыбка покинула лицо Пузыря. Глядя в глаза Макоты, он отрывисто сказал:
– Сто монет. Утром будет сто десять.
Макота провел ладонью по щеке, уколовшись жесткой щетиной. Крыса, Деревень… почему одновременно? Он впился глазами в красное лицо Пузыря. Ну конечно, вот в чем дело! Жирняк подминает под себя всю торговлю арбузами на Мосту. Собственно, уже подмял. Он, Крыса и Деревень – самые крупные продавцы, у них самые большие воздушные грядки и склады. Остальные – мелочь, шелупонь. Был еще Бобер, но тот пьяным свалился с Моста два сезона назад, и его съели катраны. Правда, Бобер не пил, да и катраны не забредают к границе Донной пустыни… Значит, тоже работа Пузыря. Хитрый жирный ублюдок! Макота по-новому, чуть ли не с уважением, посмотрел на торговца. Конечно, атаман и раньше знал, что слащавая улыбка обманчива, что жирняк отнюдь не прост, но такой прыти от него он не ожидал.
А что, если договориться с Пузырем? Закупать фляжки оптом, а потом сбывать в центральных районах Пустоши? Водяные арбузы больше нигде не растут, только на радиоактивном иле, пропитанном отходами города, который до Погибели стоял на этом месте. Можно еще возить арбузы в Московию, организовать постоянные караваны. Когда на Мосту останется лишь один крупный торговец, за ним будет проще уследить, если попытается найти других перевозчиков…
– Так, ладно, – сказал Макота, успокоившись. – Мы с тобой еще погутарим, Пузырь. Обсудим это дело, когда я назад от Корабля поеду. – Он достал кошель и принялся отсчитывать монеты. – Но в цену входит доставка, слышь? Пусть твои люди фляжки в Квадрат притащат. И чтоб до последнего арбуза все на месте были, я лично проверю!
Когда бандиты покинули лавку, на Мосту уже кипела ночная жизнь. Мамми привлекал сюда отребье со всей Пустоши. Люди сидели на лавках у стен домов, лежали на циновках или прямо на бетоне, из окон притонов доносилась музыка и хохот.
– Куда, хозяин? – спросил Каланча.
– Тебе не все равно?! – обозлился атаман. – Твое дело за мной топать и охранять! К Вонючке Погрызу идем.
* * *
Квадрат находился далеко от берега. Цепочка огней, плавно изгибаясь, исчезала из виду за поворотом Моста. Нога после судороги все еще болела, и Туран потер икру. С вершины ближайшей цистерны доносился тяжелый гул ветряка, у соседней хибары ругались два оборванца. Джай оглядел себя. На нем были вконец стоптанные ботинки и рваные штаны, поясницу охватывала патронная лента, на ремне ножны и кобура, на плече – двуствольный обрез. Порванную цепочку он связал, теперь стилет висел на шее. Хорошо, что Макота не надел на пленника ошейник, теперь Туран ничем не выделялся из толпы: обычный бандит-одиночка явился из Пустоши в поисках развлечений.
Чтобы попасть в лавку Пузыря и притон «Под Мостом», надо идти к началу Моста или к дальней его части? И почему «Под Мостом»? Притон где-то внизу, у основания опор? Надо расспросить кого-то из местных, в конце концов, такой невинный вопрос не должен вызвать подозрений. Он медленно пошел прочь от берега, внимательно глядя по сторонам, чтобы не наткнуться на людей Макоты. Перешагнул через вытянутые ноги бродяги, сидящего под трухлявым бочонком, прошел мимо изгороди, за которой лежала гора арбузов под охраной двух вооруженных парней, и едва не наступил на дочерна загорелого старика в набедренной повязке и грязной тряпке, обернутой вокруг головы. Старик сидел на корточках перед драной циновкой, моргая неестественно выпученными глазами, поблескивающими в свете ламп. На циновке валялись выбеленные косточки, по которым явно прошелся резец. Туран остановился.
– Ко мне, бродяга… – глухо сказал темнокожий. – Кости старого ящера правду расскажут. То особый ящер, альбинос, шкура белая, магический зверь. Откуда идешь, куда – все расскажут. Две монеты дай, узнаешь грядущее.
