Роджер Желязны - Порождения света и тьмы. Джек-из-Тени. Князь Света.
Глава делегаций
И вот появляется Гор, он видит на стене Бронзу, останавливается и молвит:
— Открывай эти проклятые ворота, или я вышибу их!
На это Врамин бросает через стену:
— Не я закрывал их, не мне их и отворять. Входи как знаешь или глотай пыль.
Гор вышибает тогда ворота, чему Мадрак слегка дивится, и поднимается по винтовой лестнице на самый верх самой высокой башни. Войдя в комнату, он не слишком-то дружелюбно оглядывает поэта и воина-жреца и спрашивает:
— Кто из вас не давал мне войти?
Оба шагают вперед.
— Два дурака! Знайте же, что я — бог. Гор, явившийся прямо из Дома Жизни!
— Извини, что нас это не очень-то впечатляет, бог Гор, — говорит Мадрак, — но и нам никто, кроме нас самих, не давал войти сюда.
— Как называть вас, мертвецы?
— Врамин, к твоим услугами — более или менее.
— …И я, Мадрак.
— А! Я немного наслышан о вашей парочке. Почему вы здесь и что это за падаль на столе?
— Мы здесь, ваше благородие, в основном потому, что больше нас нигде нет, — говорит Врамин, — а на столе, как ты видишь, два человека и жаба, и каждый из них, должен заметить, лучше тебя.
— Дешево достаются затруднения, — говорит Гор, — хотя расплатиться за них может оказаться и не по силам.
— Что, хотел бы я знать, привело столь скудно одетого бога мести в эту золотушную дыру? — спрашивает Врамин.
— Ну как же, конечно, месть. Не попадался ли в последнее время на глаза кому-либо из вас, бродяги, Принц Который Был Тысячью?
— Не кривя душой, скажу, что нет.
— И я.
— Я здесь, поскольку ищу его.
— Почему здесь?
— Один оракул счел, что это подходящее место. И хотя я не в восторге от перспективы сражаться с героями, — а я знаю, что вы таковы, — кажется мне, что должны вы принести извинения за то, как меня встретили.
— Ты рассуждаешь вполне по-божески, — признает Мадрак. — Знай, что были мы взбудоражены недавней битвой и что провели несколько часов в весьма раздосадованном расположении духа. Может, мы хлебнем доброго красного вина, дабы подтвердить наши чувства, — тем более, что, вне всякого сомнения, это единственная фляга подобного напитка во всем этом мире?
— Этого хватит, если оно не из плохих.
— Повремени тогда чуток.
Мадрак вытаскивает свою баклагу, делает из нее большой глоток, чтобы показать, что с нею дело чисто, без подвохов, и задумчиво оглядывает комнату.
— Подобающий сосуд, сэр, — говорит он и берет лежащий на столе перевернутый кубок. Протерев его чистой тряпицей, он наполняет его вином и протягивает богу.
— Благодарю тебя, воин-жрец. Я принимаю его с теми же чувствами, с которыми ты мне его предлагаешь. А что же это была за битва, которая до того вывела вас из равновесия, что вы позабыли даже о простой вежливости?
— Была это, Кареглазый Гор, битва при Блисе — между Стальным Генералом и одним типом, которого прозывают Вэйким-Скиталец.
— Стальной Генерал? Невозможно! Он мертв уже — много веков. Я лично сразил его.
— Многие успели сразить его. Но никто не победил его.
— Эта груда металлолома на столе? Неужели это и в самом деле Князь Восставших, который предстал однажды в битве предо мною как истинный бог?
— Еще не было тебя, Гор, на свете, а он уже был могуч, — говорит Врамин, — и когда позабудут люди Гора, по-прежнему не исчезнет Стальной Генерал. Неважно, на чьей стороне он сражается. Побеждает он или проигрывает — все равно, он — это сам дух восстания, который никогда не может умереть.
— Не нравятся мне эти разговоры, — говорит Гор. — Наверняка, если бы кто-то разобрал его на части и уничтожил их все до единой — а потом рассеял останки по всему космосу, — он перестал бы существовать.
— Было с ним и такое. И веками собирали последователи его по частям и в результате собрали заново. Этот тип, Вэйким, подобного которому мне никогда не доводилось видеть, — говорит Врамин, — заявил почти то же самое перед фугированной битвой, которая потрепала мир. Единственное, что удерживает их от опустошения — извини за невольную тавтологичность этой фразы, — и этого мира, Марачека, — это наложенный на них запрет выходить из временного шока.
— Вэйким? Так это и есть смертоносный Вэйким? Да. Могу поверить в это, просто даже глядя, как покоится он на стола И у вас нет никакой идеи, кто он на самом деле? Подобные герои не выскакивают обычно в полный рост из пустоты.
— Мне о нем ничего не известно, кроме того, что он — могучий борец и мастер фуги, явился на Блис в его последние дни, перед самым потоком черного прибоя, — быть может даже, чтобы ускорить его наступление.
— Это все, что ты о нем знаешь?
— Все, что я знаю.
— Ну а ты, могучий Мадрак?
— …Такова сумма моих знаний.
— А если пробудить его и спросить?
Врамин поднимает трость.
— Коснись его — и я оспорю твое право на пребывание здесь. Он — слишком опасная личность, а мы пришли сюда отдохнуть.
Гор опускает руку на плечо Вэйкима и слегка трясет его. Вэйким стонет.
— Знай, что посох жизни — это и копье смерти! — кричит Врамин и в изящном выпаде протыкает жабу, сидящую у самой левой руки Гора.
Не успевает Гор повернуться к нему, как проносится откуда-то по комнате порыв ветра, и взрывается жаба, башней вырастает посреди стола.
Дыбом стоят его длинные золотистые волосы, в улыбке растягиваются тонкие губы, когда падает взгляд его зеленых глаз на картину, представшую перед ним.
Принц Который Был Жабой потирает красное пятно у себя на плече и говорит Врамину:
— Ты что, не знаешь, что написано было: «Добр будь к птице и зверю»?
— Киплинг, — говорит, улыбаясь, Врамин. — А еще — Коран.
— Злыдень-оборотень, — говорит Гор, — уж не тебя ли я ищу, не тебя ли зовут многие Принцем?
— Сознаюсь в этом титуле. Знайте, что вы нарушили мои размышления.
— Готовься встретить свое возмездие, — говорит Гор, вытаскивал из-за пояса свое единственное оружие, стрелу, и отламывая ее наконечник.
— Неужели ты думаешь, что мне неведомы твои силы, брат? — говорит Принц, когда Гор поднимает наконечник, зажав его между большим и указательным пальцами. — Неужели ты думаешь, братец, что не знаю я про твою способность прикладывать к массе или скорости любого объекта силу своего ума — увеличивая их тысячекратно?
Пятно расплывается рядом с рукой Гора, и с противоположного конца комнаты доносится сильный треск — в то время как Принц оказывается вдруг на два фута левее, чем раньше; ну а наконечник стрелы, пробив насквозь шестидюймовую металлическую стену, продолжает свой путь в компании пыльного и ветреного утра. Принц тем временем продолжает говорить.
