Денис Юрин - Доспехи из чешуи дракона
Над ним кто-то стоял, рядом кто-то ходил и омерзительно скрежетал железом. Чужаки, Нор был уверен, что их было не меньше двух, переговаривались друг с другом, но их голоса сливались в монотонный гул. Пока молодой организм боролся за жизнь и, судорожно отплевывая заполнившую рот гадость, пытался совершить первый полноценный вдох всей грудью, чужаки не мешали, но стоило лишь Нору слегка оклематься и чуть-чуть приподняться на ободранных до крови локтях, как тут же что-то тяжелое обрушилось на его затылок. Мир померк, наступило небытие.
Солнце взошло, туман над Удмирой рассеялся. Пара закованных с ног до головы в латы из вороненой стали рыцарей схватила за руки обмякшее тело Нора и потащила его волоком к крытой повозке. В ней уже лежало более десятка тел его соплеменников. Ночь прошла, разрушению не удалось свершиться, а значит, и дню созидания пока не наступить. Это обстоятельство радовало всех жителей левобережья, за исключением одного рыцаря, неподвижно лежавшего на прибрежных камнях. Его искореженная кираса была в нескольких местах пробита топором, а левая рука неестественно вывернулась в локте. Забросив в повозку последнего пленника, рыцари вернулись к берегу, но вместо того, чтобы взять на руки мертвого товарища, бережно укутали его плащами; завернули убитого полностью, особенно тщательно прикрыв от лучей солнца поврежденные места. Затем они ушли, сели на козлы последней из пяти повозок и поехали в замок. Наверное, не стоит уточнять, что рыцарские плащи были черно-зелеными…с золотой каймой.
Глава 6 Новый день – новые неприятности
Наступило утро, холодное, промозглое и злое. На месте прогоревшего костра осталась лишь кучка дымящихся головешек. Семиун очнулся, но был не в себе, точнее, наоборот, чересчур в себе. Лекарь сидел неподвижно, прислонившись спиной к дереву, и взирал на Шака отрешенным взглядом. Так смотрят лишь те, кто побывал во сне в гостях у черта, натерпелся ужасов да страхов, а проснувшись, так и не смог понять, был ли это просто ночной кошмар или какое-то сложное, непостижимое рассудком предзнаменование. Пробуждение Шака не вызвало у парня никаких эмоций, на его не по годам умном лице не дрогнул ни один мускул, и даже рука не пошевелилась, чтобы прихлопнуть пьющего кровь прямо из ладони комара.
– К тебе паразит присосался, – завел разговор Шак, интуитивно чувствуя, что не получит ответа.
Однако он ошибся, Семиун заговорил, хоть и не был многословен:
– Пусть, скоро сам лопнет, – произнесли бледные губы парня, а затем застыли, не удосужившись плотно сомкнуться.
– Как ты? – поинтересовался бродяга, вставая и разминая руками отлежанную на жестком ложе из веток поясницу.
– Жив…вроде бы жив, – ответил пациент без тени радости или сожаления. – Ничего не помню, тело ужасно болит, просто разваливается на части…
– Не похоже, – усомнился Шак, – уж больно спокойно сидишь, да и от боли не воешь.
– А смысл? – удивил бродягу странным ответом товарищ. – Смысл плакать и стенать, крутиться волчком по земле да пробивать в древе дупло головою? Я ж лекарь, я знаю, как терпеть боль и не давать ей свести себя с ума!
«Уж больно рассудителен! Не человек, а камень какой-то! Видывал я, как люди боль терпят, в кровь губы обкусывают, а этот сидит и даже не шелохнется. Странно все это… – подумал Шак, но говорить ничего не стал, только пожал плечами, что означало: «Тебе видней, ты муж ученый!»
– Расскажи лучше, что произошло в трактире? Как нам удалось уйти живыми?
– Не нам, а мне, – поправил паренька Шак. – Несколько миль тебя на спине пер, под дождем и по колено в грязи. Теперь, что жрали вчера, что не жрали, а в брюхе опять сосет да подстанывает! Денег нет, одежды нет, барахло потеряли…– махнул рукой опечаленный Шак. – Правда, ножичком добрым обзавелись, да с полфляги водки еще осталось.
– Уже нет, – расстроил спутника лекарь, кивнув головой в сторону валявшегося возле пня пустого сосуда.
При других обстоятельствах бродяга устроил бы партнеру хорошую взбучку. «Не твоя добыча, не трожь!» – гласил суровый закон скитающейся нищеты. Однако водка без пищи в рот не идет, а Семиун на время смог притупить боль, хоть совершенно не выглядел пьяным.
– А ты в целительстве разбираешься, молодец! По твоей работе не скажешь, что ты шарлатан-попрошайка, – решил снизойти до похвалы представитель лекарского цеха, но ошибся при выборе слов.
– За попрошайку щас по роже схлопочешь, и не посмотрю, что подранок! – осерчал бродяга и одарил парня гневным взором. – Я милостыню не клянчу, с протянутой рукой на паперти не стою, а уж если людишки настолько глупы, что козье дерьмо за чудо-лекарство принимают, то это их, и только их беда!
– Раны здорово обработал, ногу поломанную правильно закрепил, да и в боку моем на славу поковырялся. Я знаю, я уже посмотрел, – не обращая внимания на неожиданную вспышку гнева, продолжал гнуть свою линию Семиун, а его мутные, слезящиеся глаза ни на миг не отрывались от лица компаньона. – Ты не мошенник, ты тоже лекарь. За что тебя выгнали из Гильдии?
Нелепое предположение рассмешило Шака, и он был несдержан в проявлении чувств. Его безудержный хохот вспугнул стайку ворон, гнездившихся среди густых крон высоких деревьев, и вызвал целый каскад испуганных звериных криков из чащи леса. Обвинения в шарлатанстве, мошенничестве, воровстве, прелюбодеянии и вымогательстве стали для Шака привычным делом, но вот в умелом целительстве его еще никто не уличал. И самое смешное, что лекаря в нем увидел не деревенский простофиля, не бондарь-ремесленник, а опытный полевой хирург, отпиливший целую гору конечностей и заштопавший столько животов, сколько обычному городскому лекарю с банкой пиявок под мышкой и за год не приснится.
– Ну, ты и загнул! Спасибо, дружище, так меня еще никто не смешил, – неожиданно положив конец веселью, Шак подошел к раненому и уселся рядом с ним на траву. – Штаны нужно достать…холодно, – не убирая улыбки с лица, произнес бродяга. – Я тебе вот что скажу, как мужчина вьюнцу и целитель целителю. Без портков по дорогам шастать не след, народец ныне дурной пошел, на естественную наготу неправильно реагирует. Это во-первых, – со знанием дела бродяга принялся загибать пальцы. – Во-вторых, не по каждой травке босиком побегаешь, да и коряги всякие ноги уж больно царапают, а об мошкаре кусючей я вообще умолчу. И, в-третьих, самое важное, по здешней погодке немудрено и самое дорогое застудить. Вот оказия приключится, и что потом? И бабы в расстройстве, и самому неприятно!
– Ты не ответил на мой вопрос!
Попытка увести разговор в сторону провалилась. Семиун по-прежнему смотрел в глаза Шаку и ждал ответа, как будто от этого зависел исход их нелегкой миссии. Насущные рассуждения об опасных последствиях путешествия с голым задом лекаря почему-то мало волновали, а вот докопаться до правды о прошлом Шака ему очень хотелось.
