Антон Грановский - Тайный враг
Видбор вскинул брови, и глаза его недобро сверкнули.
– Откуда ты знаешь, что я там был? – резко спросил он.
Рах удивленно улыбнулся.
– Откуда знаю? Да ведь ты сам это сказал.
– Я это сказал?
– Да.
Видбор нахмурился и подергал себя за бороду.
– Гм… Сегодня я на редкость болтлив.
– Это не беда, – дружелюбно утешил его Рах. – Ты просто открыл мне свою душу. Как другу. Знаешь что… – Рах взглянул на воеводу мягким взглядом. – …А что, если я отправлюсь туда с тобой?
– Что? – Видбор качнул головой и вышел из задумчивости. – Со мной?
Рах кивнул:
– Да.
– Тебе-то это зачем?
– Я давно хотел это сделать, Видбор. В Гиблом месте много чудны́х вещей. Я не прочь заполучить парочку.
– Но…
– Ходокам я не доверяю, – добавил Рах. – Говорят, что тот, кто постоянно ходит в Гиблое место, сам превращается в темную тварь. Не знаю, что творится у этих парней внутри, но лица у них неприятные.
Видбор смотрел на Раха пристальным взглядом.
– Ты меня удивил, охоронец, – пробасил он. – Сильно удивил. Однако твое предложение мне не нравится. Не знаю, что тебе понадобилось в Гиблом месте, но я тебя туда не поведу.
– И напрасно это не сделаешь! – Рах лукаво прищурился. – Я ведь еще не договорил. У меня есть деньги, Видбор. Мой дядя помер месяц назад и завещал мне кошель серебра. И, кстати, этот кошель у меня с собой.
Рах достал из кармана кожаный кошель и брякнул его на деревянную стойку.
– Возьми меня с собой в Гиблое место, – продолжил он, внимательно вглядываясь в угрюмое лицо воеводы. – …И я поделюсь с тобой этими деньгами.
Видбор с усилием отвел взгляд от кошеля и мотнул головой.
– Нет. Об этом не может быть и речи.
– Не спеши с ответом, воевода. Ты говорил, что матушка Евдокия строит храм…
– Я это говорил? – вскинул брвои Видбор.
Рах кивнул:
– Да. И еще ты говорил, что у нее нет денег, чтобы завершить работу. Вот мое предложение, Видбор: я заплачу тебе десять серебряных дирхемов. Если захочешь, ты сможешь отдать эти деньги Евдокии. Представь, как обрадуется она, когда ты сделаешь это.
Слова Раха заставили Видбора задуматься. Почетная отставка в звании воеводы не принесла Видбору богатства. Четверть века провел он в походах и сражениях и теперь, на склоне лет, остался без гроша в кармане.
– Не знаю, парень, не знаю, – задумчиво пробасил он. – Если я отправлюсь в Гиблое место, я пойду быстро, и обуза мне не нужна.
– Обуза? – Рах прищурил холодные глаза. – Я ведь не баба, не дите и не старик. А рука моя так же тверда, как твоя. Если случится сражаться с тварями, я не отступлю. Уж ты мне поверь, воевода.
Отчего-то в устах Раха слово «воевода» прозвучало не так приятно, как Видбору хотелось бы. И даже наоборот. Видбор поморщился и сказал:
– Прошу, не называй меня воеводой.
– Как же мне тебя звать? – поинтересовался Рах.
– Видбор. Просто Видбор.
– Хорошо. – Рыжий охоронец помолчал несколько секунд, затем вновь покосился на воеводу и тихо спросил: – Так как, Видбор? Ты согласен взять меня в Гиблое место?
– Да, – выдохнул Видбор и протянул руку за кувшином с водкой.
– Отлично, – негромко заявил Рах, лукаво поблескивая глазами. – Я всегда знал, что любовь и деньги – лучший стимул для человека.
2
Крев плохо помнил, что с ним произошло. В голове, подобно двум расплывчатым пятнам, светились два образа – рыжеволосый мужчина и темноволосый, бледный мальчик. Образ рыжеволосого мужчины вызывал ненависть и ярость. Когда он пытался думать об этом мужчине, в голове вспыхивало – «Рах!», и по коже пробегал холодный, неприятный озноб.
Крев яростно тряхнул головой. Мысли его были обрывочны и путаны, они все время ускользали от него, словно он рылся в коробке с разноцветными обрывками нитей.
И тогда он чувствовал страшную тоску, такую страшную, что хотелось задрать голову к потолку и завыть по-волчьи. Но в последний момент он сдерживал себя. Что-то подсказывало Креву, что враги, окружавшие его, должны знать о нем как можно меньше.
И тогда он сжимал зубы и прикрывал глаза, пытаясь ни о чем не думать и успокоить бьющееся в бешеном ритме сердце.
Когда один из врагов приблизился к клетке и приподнял край ткани, Крев знал, что должен вести себя спокойно и тихо, но не смог сдержать обуявшей его вдруг ярости и отхватил врагу пальцы.
Крев чувствовал голод, страшный голод. И когда врага швырнули ему в клетку, он набросился на него и принялся пожирать теплую, живую еще плоть, перемалывая ее зубами и глотая вместе с раздробленными костями.
Труп врага не утолил его голода. Чем дольше Крев находился во тьме, тем больше ярости копилось в его душе, тем ярче становились образы Раха и мальчика и тем больше ненависти он испытывал к ним обоим. Ярость и ненависть все росли и наконец заполнили всю его душу, будто огромный черный ком.
Крев представил, как разорвет на части Раха своими острыми, черными когтями, представил, как сомкнет сверкающие клыки на нежном горле мальчишки – представил и захохотал от восторга.
Он услышал, как в паре метров от клетки один охоронец спросил другого:
– Ты слышал? Что это было?
– Похоже, чудовище смеется, – ответил ему другой охоронец.
– Ну и смех. У меня прямо мороз по коже.
– У меня тоже.
Крев притих и навострил уши. Охоронцы долго молчали, потом один из них сказал:
– Крысун выставил против чудовища шесть оборотней. Как думаешь, они его порвут?
– Не знаю. Но я бы поставил на чудовище.
– Я тоже. Страшнее твари я в жизни не встречал. Ты видел, что этот урод сделала с Ивачем?
– Да. Но лучше нам об этом не говорить.
– Да, ты прав.
И оба замолчали.
Голод все нарастал. Чтобы хоть как-то заглушить его, Крев впал в дрему. Он не знал, сколько длилась эта дрема, но когда в подземелье вновь зазвучали людские голоса, Крев вскинул голову и прислушался.
– Пора выпускать тварь на помост! – громко сказал кто-то.
– И как мы это сделаем? – поинтересовался другой.
– Нас здесь семеро, и все мы вооружены. А тварь закована в цепи. Чего нам бояться?
– Тогда ты и открывай, раз такой смелый. А я покамест постою в сторонке.
Послышалась тяжелая поступь начальника охоронцев Избора. Крев ни разу его не видел, но знал, как он выглядит. Его образ создавался из запахов – кожи, волос, одежды, шелома. Эти запахи, подобно карандашным линиям, нарисовали в воображении Крева лицо и фигуру Избора. Увидев начальника охоронцев глазами, Крев удивился бы, насколько точно запахи передали его внешность, и понял бы, что глаза ему теперь не нужны, ибо обоняние взяло их работу на себя.
– Отпереть дверь! – приказал Избор.
Громыхнули замки, и дверь клетки распахнулась. Держа наготове мечи, два самых крепких и угрюмых охоронца сняли с железных придверных крюков цепи и раздали их оплетенные кожей концы своим товарищам.
