Дарья Волкова - Гении места или Занимательная география (СИ)
- Я слышал такое же про Таригов, что их совсем немного.
- А есть еще эти... Каркуты. И Глямы. И Нымсы
- А, по-моему, это уже сказки. Их не существует! – голос Мики звучит резко.
- Одно мы знаем совершенно точно, – примирительно говорит Лина. – Что существуют Альфаиры, Роксы, Водзары. А еще Томалы, Тариги и Нафты. Вот это мы знаем абсолютно точно.
- Да, – соглашается Михаил. – Этих мы знаем лично. Но все же... Нафты... Про них говорят такое... Мо, а правда, что у них какое-то особое зрение? Очень... хорошее. Говорят, что Нафт может...
- Со ста метров белке в глаз попасть? Поверь мне, для моего отца это сущий пустяк.
До. Али.
Глаза смотрят на море. Глаза – светло-серые, почти добела, еще чуть-чуть светлее – и будут не глаза, а страшные бельма уже. Но нет, все же глаза, очень светлые, особенно светлые на фоне смуглой кожи, черных ресниц.
Море же сейчас именно белое, совсем, совершенно. Все покрыто льдом, снегом, торосами. Через два месяца откроется летняя навигация по Северному морскому пути, пойдут ледоколы. Отсюда, с берега, не слышно, с каким страшным треском ломается многометровая толща льда под неумолимым напором бронированного носа. Зато Али будет прекрасно видно, как за ледоколом остается темная вода. Темно-темно серая, почти черная. Лютая, холодная. И по этой воде, как гусята за гусыней, пойдут обычные суда.
Но это будет еще не скоро. Сейчас здесь привычно. Обыкновенно, по местным меркам. Бело, безбрежно и однообразно. Глазу мало за что можно зацепиться. Хотя его зрение способно на многое. Мужчина поправляет меховой капюшон, прищуривается сильнее. Малыш Тун думает, что он хорошо спрятался. Но Али видит Туна, спрятавшегося за ледяной глыбой и подкарауливающего добычу, скорее всего, нерпу. Тун – здоровенный самец белого медведя. До него с десяток километров, и никто не поверит, что человек может увидеть на таком расстоянии белого медведя на фоне белого снега. Ну, так Али – не человек. Он может.
Али слегка хмурится, что, на самом деле, означает у него усмешку. Он вспоминает, как маленький Магомед все выспрашивал у отца – может ли тот увидеть Северный полюс. И был крайне разочарован, выслушивая каждый раз честный отрицательный ответ. А потом лицо Али словно каменеет под ударами почти ураганного ветра. Магомед. До сих пор что-то отзывается болью в груди на имя сына. Страшное чувство вины. Тоска. И тщательно подавляемая обида – на кого вот только?
В кошмарном сне такое не мог представить – остаться с годовалым мальчишкой на руках вот тут, в таких условиях. В вечном холоде, в десятимесячной зиме, где все твои силы только на том сосредоточены, чтобы выжить. Один, на многие десятки километров один. Впрочем, его это не пугало, он даже находил в этом что-то... Что-то, что в состоянии понять только такой же, как он. То есть, как минимум кифэй, а еще лучше, Нафт или, например, Рокс. Тот, кто обитает в тех местах, где нет людей и в помине. Кто привык к существованию в полном автономе. Кто подготовлен к этому, кого это не тяготит. Он – как раз такой. Ему нравилась, да-да, нравилась эта жизнь на краю земли. До тех пор, пока в его жизни не появилась Лидия.
Он тогда не понимал... Просто не понимал, во что ввязывается. Эта мысль внушалась с детства: создать пару, родить детей – долг каждого кифэйя. Долг – так долг, он не против. И как только его вызвали, он выбрал, почти не думая. Белокожую, светловолосую, красивую. Когда ему сказали, что она подтвердила его выбор, он даже не удивился. Это же долг. Он понимает. И она должна это понимать. А потом...
Он понял, что любит ее, слишком поздно. Уже когда был снова один, когда вернулся после их медового месяца. Тоска накатила неожиданно, неконтролируемо, слепо. Видел ее лицо везде – в языках огня, в темной воде полыньи, в снегу. От разговоров с ней делалось только хуже, выть хотелось, вместе с песцами, у которых как раз сейчас гон. А у него самого...
Он увидел ее спустя почти два года. Когда приехал забирать сына. И радости от этой встречи не было. Лидия плакала так, что сердце рвалось. Он бы не забирал у нее ребенка. Если бы только мог. Но выбора у него не было.
Первые годы с маленьким сыном на руках до сих пор страшно вспоминать. Не был он готов к этому тогда. Да к этому вообще невозможно приготовиться. Чем кормить? Чем лечить? И что с ним вообще делать?!
У Магомеда жар. Ему три, и он упал в воду, когда они рыбачили с лодки. Чудом его успел ухватить за капюшон, но наглотаться холодной воды пацан успел. Да пока до берега догребли. А теперь у него жар. Что делать – Али не знает. У Лидии спрашивать боится, не хочет пугать. Двое суток обтирал водой, спать боялся, казалось, что вот заснет он – а сын умрет.
Лидия об этом так и не узнала. А сам он был уверен, что тогда Магомед остался жив чудом. Или все же иммунитет, усиленный иммунитет кифэйев выручил. Когда сыну было пять, он все-таки смог... Получилось выбраться, они побывали в гостях у Лидии. Душу ему вырвала та поездка. Всем. И тем, что любит ее до сих пор так же, как прежде. Или нет – сильнее. И тем, что с ужасом ждал, как они будут расставаться, больше всего за нее переживал. И не напрасно. Но больше всего – страх. И, одновременно, парадоксально – надежда.
Надежда не оправдалась. Лидия не забеременела. Вспоминая, как увозил от матери ревущего сына, думал о том уже, что это благо. А спустя еще три года, когда Лидия приезжала к ним, он молился только об одном – чтобы в этот раз была дочь. Его молитвы были услышаны. Хотя это оказалось ни черта не проще!
Али растерянно моргает – что это он вдруг вспомнил? Толку об этом думать. Только старые раны бередить. Прищуривается сильнее. Тун уже с добычей, лед рядом с ним расцветился кровью нерпы. Да и самому Али надо пойти, поесть что-нибудь. И в тот же самый момент чувствует, что его зовет кто-то. Спустя секунду сознает – Магомед. Сердце пропускает удар. Вот не зря он вспоминал его сегодня. У мальчика что-то случилось!
Сначала человек на берегу упал. Лежал так он полчаса или что-то около этого. Затем он встал и пошел в сторону моря. Шел долго, иногда спотыкался, перебирался через большие торосы, но шел, упорно шел к какой-то неведомой цели. Остановился резко. В метре от него с треском скорлупы гигантского ореха взломался лед, будто на него надавило что-то изнутри, оттуда, из воды. Человек же даже не шелохнулся. И как только унялись плещущиеся в полынье волны, опустился, а потом и вовсе лег на край льда, лицом близко к воде. Откуда, из-под воды, на него смотрели огромные зеленые глаза.
Скупая океанская огромная слеза умоет наши лица просветленные...
До. Алия.
Детский пальчик с нажимом упирается в белый прямоугольник.
