Гай Орловский - Ричард Длинные Руки
Порассматривал огромный массивный собор в самом центре этого города, который ревнивый Бернард упрямо называет селом, признавая статус города только за своим Зорром. Центр города, его сердце, а может быть, даже и мозг, ибо в Средневековье именно в монастырях сосредотачивались грамотные люди, там начиналась алхимия, генетика, там появились коперники, бруны, галилеи и всякие паскали и декарты.
Правда, это не монастырь, те всегда отдельно и в сторонке от города, а это церковь, костел… словом, храм малопонятной мне религии, именуемой христианством. Она смела все местные религии и веры, заменив их универсальной, общей для всех, имперской, в которой служение и покорность доведены до абсолюта, а достоинство и гордость объявлены смертными грехами. Хотя, с моей точки зрения, наибольшую гордыню проявил как раз Христос. Именно он взялся искупить грехи всего рода людского всего лишь своей кровью и жизнью, оценив ее равной жизни всего человечества. Я бы назвал такую гордыню даже наглостью! Нет, даже не наглостью, а вообще черт знает чем… И слова такого не придумать, чтобы обозвать правильно.
Малорослый и мелкокостный народ обтекал меня на пути к храму, как вода валун. Я смотрел поверх голов, перехватывал любопытные и пугливые взгляды. Так на улицах моих городов привлекает взгляды баскетболист сборной страны. Народ упитанный, краснощекий, хоть и с плохими зубами, злоупотребляют сладостями, а щетки пока созданы лишь для чистки коней…
Взгляд мой невольно зацепился за рослого человека в сером плаще, что показался в дальнем переулке и тут же исчез. По спине прошел холодок, дальше я двигался вроде бы так же расслабленно, но глазами сек во все стороны.
Уже когда подходил к воротам собора, нагнулся и поправил кожаный ремешок на башмаке. Шагах в двадцати сзади человек тут же быстро ступил в сторону и словно растворился в простенке. Сердце мое пугливо стучало, кровь бросилась в голову. За мной явно следят. Кто? Такие рослые люди только в нашем отряде. Асмер, Рудольф? Бернард? Ланзерот не пойдет, он слишком благороден для такого низкого занятия. Нет, не потому, что слишком благороден, а потому что есть кого послать… Принцесса отпадает, священник тоже… Впрочем, священник тоже далеко не карлик…
От костела веяло мрачной торжественностью. За воротами тихо, я прислушался, толкнул тяжелую створку. Эта деревянная стена с металлическими полосами крест-накрест ушла в сторону, зал огромный, суровый, с двумя рядами деревянных лавок со спинками. Посреди проход для троих человек, а там далеко, под противоположной стеной, аналой или алтарь, не знаю, как уж там все это зовется.
На той стороне зала отдельно стоящие массивные сооружения, похожие на телефоны-автоматы для миллионеров, – просторные, наглухо закрытые дубовыми стенами, как «мерс» закрывается тонированными стеклами.
Дверь открылась, немолодой мужчина в строгой черной сутане смотрел вопросительно. Тут же выражение лица смягчилось, он сказал негромким голосом:
– Входи, сын мой. Я вижу на челе твоем смятение. Это хорошо…
– Смятение? – переспросил я. – Что же в нем хорошего?
– Твоя душа неспокойна…
– Разве покой не важнее? – спросил я.
Он подошел вплотную, светлые глаза прошлись по моему лицу. Попы должны быть хорошими физиономистами, как и уличные гадальщики, а этот явно был не последним в их ряду.
– Полный покой только в мертвой душе, – сообщил он. – Смятенная душа всегда ищет пути к Свету… Иной раз эти пути крайне причудливы и извилисты… Что за тревога на твоем челе, сын мой? Почему за твоими плечами я вижу нечто… напоминающее мне тьму?
– Мне тревожно, – сказал я. Странные слова из детства выплыли из памяти, я произнес их вслух: —… и душа моя творимым злом уязвлена стала.
– Уязвлена?.. Ты зрел пожары, погубленные посевы, трупы на дорогах?
– Да, – ответил я. – Это… и не только. Это только то, что видим. Я… очень издалека!.. И для меня все это… очень внове.
Он посмотрел сочувствующе, в серых глазах были теплота и участие.
– Да, люди привыкли видеть только следствие, а не причины… Мир настолько был захвачен Злом, настолько им пропитан, Зло настолько укрепилось и укоренилось… что Господу пришлось прислать своего сына, отдать на заклание… принести в жертву!.. И вот только с того дня началось наступление… но ты должен понимать, что когда Зло властвовало тысячи и тысячи лет, то очистить мир за один день никому не под силу. Даже сыну Божьему! Ты должен понимать и укрепиться сердцем, что Он только указал путь, как жить и бороться в мире, где Зло разрослось, укрепилось, пустило корни, а действовать нам самим… Ведь Зло не просто строило города, оно меняло души людские, оно создавало даже государства именно для Зла!.. Мы теперь знаем, что на землях, где господствовало Зло, тоже велись жестокие войны: одни короли подчиняли других, истребляли целые народы, а могучие колдуны приносили в жертву по сто тысяч человек… Было и такое, что одни колдуны опускали в море цветущие острова с богатыми городами, а другие, напротив, со дна океанов поднимали горные хребты, где на вершинах бились, умирая, дивные морские чудища…
– Ого, – вырвалось у меня невольно, – это же какая мощь…
– Нам, – сказал он устало, – людям Слова Божьего, неслыханно повезло, что Зло, ощутив полную власть над миром, предавалось безделью и лишь изощрялось в еще больших гнусностях, пытках, изуверствах, сталкивало в кровавых битвах могучие королевства, а само наслаждалось видом тысяч и тысяч трупов, которые расклевывают вороны и грызут волки…
Я кивнул, понимал, что, с другой стороны, пока христианство было слабенькое, оно само сопело себе в тряпочку, росло, крепло и ни с кем не задиралось, а когда его стали принимать уже и короли со своими подданными, Тьма еще долгое время пренебрегала жалким противником. Так что воины креста захватывали земли, создавали уже христианские королевства со своим укладом, моралью, религией, устоями.
– Сейчас подошли к их главным землям? – спросил я.
– Нет, – ответил священник. – Это наши предшественники, похоже, приблизились к их главным цитаделям Зла чересчур близко. И вот сейчас перешла в наступление уже сама Тьма. Надо признаться, мы оказались не готовы… Жизнь человеческая коротка, а память не намного длиннее: все почему-то были уверены, что вот так будем теснить и дальше, пока не искореним язычество, пока весь мир не станет христианским. Но там, судя по всему, богатые земли, где Зло укоренилось, укоренилось… И куда еще ни один из наших людей не смог проникнуть.
Он вздохнул, лицо было смертельно усталое. Жестом пригласив меня сесть, опустился на широкую лавку. Я сел, толстая дубовая доска успокаивающе тронула кончики пальцев: мы здесь, сюда никакое зло не войдет.
