Ирина Котова - Королевская кровь
Внутри всегда тепло, и топится печка, но мне все равно было недостаточно тепла! Я все время мерз, иногда не мог двинуться от судорог. Тело пыталось восстановиться, но ему не хватало пищи, хотя я ел больше, чем мои хозяева втроем. Но ведь надо было накормить голодного дракона, а для него это была капля в море. Меня иногда выводили на солнышко, и я сидел, укутанный в несколько одеял, и грелся. От невозможности восстановиться мне все время было холодно, и я трясся, пока не свалился в лихорадке.
Той ночью меня бросало то в жар, то в холод. Старый Михайлис ушел вниз, в селение, за целителем, а девушки следили за мной. Через несколько часов пришел целитель, осмотрел меня, и я услышал, как он что-то взволнованно говорит старику. В меня влили какое-то лекарство, и я наконец-то заснул.
Проснулся я весь в поту, стуча зубами от холода. Я пытался позвать на помощь и не смог издать ни звука. Упал на подушку, закрыл глаза и вдруг почувствовал теплые руки на лбу. Это Таисия. Она обтерла меня, приговаривая "Потерпи, я знаю, что тебе холодно, сейчас пройдет", переодела в сухое белье, и мне сразу стало теплее. Помогла дойти до уборной, потому что я не мог себе позволить, чтобы хрупкие женщины выносили за мной, если я в сознании. Путь до уборной и обратно отнял все мои силы, я буквально висел на ней, пока мы доползли до моей постели. Она перестелила ее, усадив меня на стул. Я наблюдал за ней и остро ощущал свою слабость, и то, что мне нечем отблагодарить этих людей.
Меня снова начинает трясти. Она укладывает меня в постель, укрывает одеялами, приносит завернутый в ткань нагретый кирпич, чтобы укрыть ноги. Мне холодно, и она поит меня горячим молоком, которое немного убавляет дрожь. Мне кажется, что я умираю от холода, и тут она поднимает одеяла и ложится ко мне, прижимается и говорит "Тихо, тихо, сейчас станет лучше". Не сразу я понимаю, что она так греет меня. Я лежу на спине, а она, обхватив меня руками и ногами — сбоку, и я чувствую, как бьется ее сердце. Тело у нее горячее, как солнце, и дрожь почти уходит. Я засыпаю, а когда просыпаюсь, ее уже нет рядом. Сестры вдвоем уходят на охоту. Старик смотрит на меня и качает головой, но ничего не говорит.
Когда Энтери рассказывает о девушке, на его губах появляется странная, немного виноватая и удивленная улыбка, он качает головой, стучит пальцами по крыше.
— Знаешь, Нори, я, лежа рядом с ней, вспоминал маму. Помнишь, когда мы болели или пугались по ночам, она приходила к нам, ложилась рядом, обнимала, рассказывала смешные истории? Вот и рядом с ней я чувствовал себя, как рядом с мамой. Безопасно. Мне не снились кошмары.
С этого дня я пошел на поправку. Уже мог сам садиться, есть. Иногда я смотрел на свои руки — они были похожи на руки мертвеца, кожа, кости, белые жилы и голубые вены. Представляю, как устрашающе выглядело мое лицо.
Таисия так же приходила ко мне ночью, грела меня. Я не чувствовал запаха желания или какого-то возбуждения от нее, только тревоги за меня. Мне было неловко от такой заботы, но ее тепло — единственное, что не давало мне замерзнуть ночью. Помнится, учитель рассказывал нам про древних, которые, чтобы продлить себе жизнь, обкладывали себя на ночи юными девственницами. Я тогда не понимал и хихикал вместе со всеми, а сейчас понимаю. Мне кажется, что она щедро делилась со мной своей жизненной энергией, и я не мог от этого отказаться. Хотя моя гордость страдала, и мне казалось, что я не имею права пользоваться ей, что это некрасиво. Сейчас я понимаю, что мне было неловко, что я, такой большой и сильный, так сильно завишу от доброй воли этой странной девушки и от тепла ее тела.
И однажды ночью, когда она снова пришла, я сказал ей, что я уже вполне терпимо себя чувствую, и она может не тратить на меня свое время, я уже могу согреться сам. Таисия посмотрела на меня своими спокойными глазами, кивнула и ушла в свою комнату, а я вдруг, вместо удовлетворения, почувствовал себя подлецом, который кидается добровольным и поэтому драгоценным даром. Я лежал, трясся от холода и думал, — а вдруг я обидел ее? Я же не знаю, каковы обычаи народа, к которому она принадлежит. Вдруг это норма гостеприимства, а я не понял, и тем самым нанес оскорбление людям, которые так бескорыстно приняли меня. Да, я удовлетворил свою гордость, но гордость не согреет тебя ночью и не спасет от кошмаров и судорог.
Пока я размышлял, в доме что-то изменилось. Я не сразу понял, что поменялся запах. Запахло солью и горечью, и я долго не мог сообразить, откуда тут морской запах, пока не понял, что это запах слез… Да, ты понимаешь, почему я не смог оставаться на месте.
Меня словно подбросило на постели, и я встал, побрел к двери своей комнаты, держась за стены, и шел, наверное, минут десять. Ноги с непривычки тряслись, как у старичка, на лбу выступила испарина, и вообще я себя чувствовал как в каком-то киселе. Отдышавшись у двери, я тихо приоткрыл ее, и вышел в кухню, где спал их отец. Прошел несколько шагов, случайно глянул на его постель…и наткнулся взглядом на его совершенно не-сонный, требовательный взгляд.
Клянусь, брат, мне многого стоило тогда не повернуть обратно. Но запах…он усилился, я не ошибся.
Я открыл дверь их с сестрой комнаты и зашел внутрь. Лори спала у окна, а Таисия лежала на узкой кровати, стоявшей у стены рядом с дверью. Она лежала спиной ко мне и плакала, плакала беззвучно.
Надо ли говорить, какой скотиной неблагодарной я себя почувствовал? К тому времени ноги меня совершенно не держали, и я буквально рухнул на колени у ее кровати. Она, конечно, услышала меня, но не обернулась, сделала вид, что спит. Она тоже гордая, как оказалось. А я…я начал извиняться. Шепотом, чтобы не разбудить ее сестру. Что я чурбан, и неблагодарная свинья, и дурак набитый. Гладил ее по спине, волосам, и боялся, что она оттолкнет меня, но она не шевелилась и даже, кажется, затаила дыхание. Шептал "Тася, Тасенька, мне так холодно без тебя". Кончилось тем, что я залез к ней под одеяло, обхватил ее сзади и заснул, греясь ее теплом.
Наутро ее опять не было рядом со мной, но я впервые не испытывал чувства холода. Даже сам смог встать, добрести до уборной, умыться.
Старик Михайлис сидел на завалинке и чистил ружье. Тогда я не понял, что это такое, мне позже объяснили и показали, что это. Это, брат, такое оружие, с которым охотятся. Типа копья, да, но копий много и они очень маленькие, отлиты из железа, и называются пули. Они вылетают из полой железной трубки, как дротики у племен, живущих восточнее Ставии, только в эту трубку не дуют, в ней взрывается порох, и от взрыва пуля летит быстро и очень далеко, так далеко, что может убить оленя за двести шагов от стреляющего.
