Ольга Погожева - Я стану твоим врагом
— Януш, — Марион поднялась, растерянно глядя на него сверху вниз. — Януш…
— Не надо ничего говорить, — попросил лекарь, вслед за ней поднимаясь на ноги. — Прошу вас. Я всё понимаю, но… не надо. Оставьте мне надежду. Миледи…
Марион встряхнула головой, прикладывая ладонь к губам, постояла секунду, глядя на молодого доктора, замершего в ожидании, и, развернувшись, свистнула коня. Скакун вышел из ручья, фыркая и пригарцовывая, и воительница запрыгнула в седло.
Скоро цокот копыт смолк, приглушенный водой и лесными звуками, и Януш остался один. Или, точнее, один на один с собственными спутанными, растревоженными мыслями…
Флорика воровато огляделась, ступая в опочивальню баронессы, высматривая вездесущую камеристку госпожи, ворчливую Юрту. Вот уж кого она боялась до дрожи, как лесного пожара! Упаси Единый, если эта… это… если Юрта прознает, что она удумала!
Благовония, украшения, платья и прочие женские секреты находились всецело в её ведомстве, и Юрта следила за этим зорче, чем личный телохранитель императора за вверенным ему делом.
Этот вечер был последний, когда она могла увидеть валлийского лекаря. Завтра утром делегация покидала Ренну — а значит, у Флорики оставалось совсем мало времени на осуществление сумасшедшего плана. Девушка ни на что не надеялась — но хотела увидеть красавца лекаря ещё хоть один разок. Кто знает, а вдруг…
Флорика остановилась перед высоким зеркалом, рассматривая собственное застывшее в неловкой позе отражение. Сложно было назвать её сейчас неотразимой красавицей, но вот ежели б мерзкая старуха Юрта поколдовала над ней, как она колдует перед каждым званым ужином над госпожой — ох, как хороша бы она была! По мнению самой Флорики, у неё были все шансы — если бы уложить прямые каштановые пряди в высокую прическу, если бы одеть одно из тех блестящих, красивых платьев, какие она видела у местных дам, если бы привести в порядок сбитые в кровь, загрубевшие руки со множеством ссадин, царапин и синяков, если бы…
Улыбаясь своему мысленному образу, Флорика несмело потянулась к трюмо, перебирая стеклянные пузырьки. Ну вот как миледи тут вообще что-то разбирает? Столько бутылок, и каждая пахнет чем-то особенным.
Девушка открывала один пузырек за другим, вдыхая незнакомые, дивные ароматы, неловко поднесла запястье к горлышку одного из них, пропустила капельку, тотчас тщательно закручивая бутылочку. Присев около трюмо, Флорика с интересом рассматривала баночки, мази, краски, кисточки — всё богатство женского арсенала, тонкостей которого ей, возможно, только предстояло постичь. Или нет — Фло не слишком задумывалась о том, что готовит ей жизнь.
Гребни лежали тут же, и девушка с удовольствием расчесала длинные темные волосы, плащом укрывшие открытые плечи — Флорика надела единственное платье, которое у неё имелось «на выход». Это платье подарила ей сама леди Марион, в тот единственный год войны, когда они с Синим бароном встречали день рождения Михаэля дома. Им с Фео тоже достались подарки — миледи всегда привозила что-то для неугомонной парочки, странным образом выделяя их среди слуг.
Не удержавшись, Флорика полезла в карман пышной юбки и одела золотой браслет, украденный у Нивелийской леди на площади. Вот теперь она — почти картинка. Девушка покрутилась перед зеркалом, заулыбалась собственному отражению, мечтательно перебрала висящие на крючках драгоценные украшения миледи. К браслетам Флорика питала особенную слабость — торопливо скинув золотой ободок, девушка примерила один за другим все имевшиеся в трюмо браслеты. Руки уже сами тянулись к изумрудному колье, когда в смежных покоях раздались торопливые шаги, и Флорика испуганно дернулась, одним движением срывая с себя украшения.
— И ей понадобились жемчужные булавки именно сейчас? — услышала девушка ворчливый голос Юрты за дверью. — Поверить не могу, что она попросила именно вас…
Фло упала на живот, подминая под себя пышную юбку, и ужом скользнула под кровать. Дверь распахнулась, впуская в опочивальню верную камеристку — Фло узнала её по размашистому, тяжелому шагу — и незнакомую даму, мелко и бойко процокавшую следом.
— Я просто оказалась рядом, и сама предложила помощь, ведь как раз направлялась в восточное крыло, — голос выдал незнакомку: Флорика прекрасно знала визгливый тон леди Августы, главной соперницы миледи в борьбе за влияние на императрицу. — Я подумала, что если встречу вас, передам вам её просьбу. Леди Марион была слишком занята, чтобы ответить мне, но уверена, её молчание означало согласие и благодарность.
Юрта фыркнула, роясь в ящике стола: о черной добродетели леди Августы уже ходили легенды. Нивелийская леди, по слухам, даже милостыню не подавала, не озаботясь прежде выгодой, которую ей могли сулить нищенские языки и уши — лучших информаторов в Ренне не сыскать, чем уличные попрошайки, знающие всех и вся.
— И чем это миледи была так занята, что сдержалась и не ответила? — буркнула камеристка, доставая жемчужные булавки.
— О, её вызвали к её августейшему величеству, — приторно пропела Августа, прохаживаясь вдоль порога опочивальни, чтобы иметь лучший обзор всех углов чужой спальни. — Её императорское величество с утра была не в духе… не завидую баронессе, совсем не зави… мой браслет!!!
Августа подбежала к трюмо, схватив украшение, едва ли не приплясывая от бешенства. Флорика сжалась под кроватью, прижав пальцы к губам. Дуреха, ох, дуреха! Забыть ворованную вещь, прямо на столике у миледи! О Единый, что же теперь будет…
— Воровка!!! Воро-овка!!! — взвизгнув, заголосила Нивелийская леди, потрясая золотым браслетом перед носом у Юрты. — Эта… грубая мужланка… выскочка… простолюдинка… безродная шавка… воровка, подлая воровка!!! Я говорила, говорила императрице, что нельзя доверять черни!!! Как Марион в наряд не ряди, она свиньей и останется! — Августа нервно расхохоталась, оттолкнув камеристку с дороги. — Вот оно, вот оно!!! Бесчестие, позор! Ваша леди падает даже тогда, когда падать больше некуда! О-о-о, будьте уверены, Северина узнает об этом!!! Все узнают!..
Юрта охнула, устремляясь вслед за разбушевавшейся Нивелийской леди в смежные покои. Крики переместились в коридор, и в опочивальне стало тихо. Флорика опустила лицо на подставленные ладони и тихо заплакала, чувствуя нежный аромат на запястье — единственное, что напоминало о её уже окончательно испорченном наряде…
Генерал Нестор Ликонт бросил прощальный взгляд на реннский дворец. История со свадебным подарком разрешилась неожиданно и странно — ожерелье отыскалось в опочивальне той, кому предназначалось. Если бы можно было обратиться к начальнице столичной стражи и привлечь её ресурсы для выяснения этого темного и запутанного дела, генерал сделал бы это. Но он не мог; и тайна так и осталась неразгаданной.
