Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

Дорога в Танверо оказалась именно такой, какой я ее себе представлял. В ту ночь в гостинице, скромном заведении, державшемся на плаву только благодаря тому, что оно находилось на полпути между Амало и Танверо, мне казалось, что у меня болит каждая косточка. Я делил кровать с охранником по имени Суру. Он был родом из прибрежного города далеко на юге, и хотя он изъяснялся по-эльфийски лучше, чем я на языке бариджин, все равно общаться с ним было довольно трудно. Но он был добродушным парнем и извинялся за то, что занимает большую часть кровати. Я сказал, что при росте шесть футов и семь дюймов  [1] он ничего не сможет с этим поделать, и он рассмеялся.

На самом деле я был вовсе не против его присутствия. Оно пробуждало во мне давние смутные воспоминания об уюте и безопасности. Кроме того, Суру не храпел. Спал я беспокойно, но это было лучше, чем лежать без сна.

Наутро Ксано снова пригласила меня в свою повозку. Я, как мог, устроился среди рулонов ситца и, к собственному удивлению, не без удовольствия слушал истории женщины. Она рассказала о своих сестрах и двух незамужних дочерях, одна из которых, оказывается, пела в хоре Парав’оперы, или Оперы Парави – так назывался западный район города. Мне нужно было только задать вопрос, и Ксано принялась пересказывать все, что слышала от дочери Совиро об Опере Парави.

В Опере Парави не было собственного композитора, и я начал понимать, почему Пел-Тенхиор пользуется такой свободой. Он был ценным сотрудником, особенно потому, что уже написал несколько успешных произведений (два, как я узнал от артистов Алой Оперы; они назывались «Императрица воронов» и «Семья Золшенада»). Если бы он решил перейти в другой театр, его приняли бы с распростертыми объятиями.

– У многих оперных трупп есть собственные композиторы? Я имею в виду, успешные.

– Не имею ни малейшего представления, отала. Вам следует поговорить с Совиро. Она знает об опере в Амало втрое больше любого горожанина. Дочка самостоятельно разучивает арии всех опер, какие только может найти. Говорит, что для того чтобы добиться успеха – то есть уйти из Оперы Парави и поступить в престижный театр, – нужно как следует подготовиться.

– А она хочет добиться успеха?

– Совиро нацелилась на Оперу Амало, но ничего не может сделать до тех пор, пока не появится вакансия; она говорит, что это случается очень редко, и тогда все оперные певцы города соперничают за одно это место. Откровенно говоря, я не знаю, каковы ее шансы, но я не намерена ее переубеждать.

Она продолжала болтать, но я почти не слышал ее. Мин Шелсин хотела петь в Опере Амало. Пел-Тенхиор не думал, что ее туда возьмут, но что, если кто-то считал иначе? Что, если другая певица опасалась конкуренции со стороны мин Шелсин и сочла нужным ее устранить?

И поэтому ее заманили на набережную Мич’майки и столкнули в воду? Это казалось слишком сложным… если только соперница не пела в Опере Князя Орчены. Новый театр был назван в честь отца князя Орчениса (и название уже сократили до «Орчен’оперы»). Театр располагался на северном берегу озера, среди летних вилл богатых буржуа и мелкого дворянства. После его постройки район стал пользоваться популярностью среди богачей. Меццо-сопрано из Оперы Князя Орчены вполне могла уговорить мин Шелсин встретиться в одном из баров Джеймелы.

Но встреча с певицей не могла закончиться для мин Шелсин смертью в канале Мич’майка. Мне снова пришла в голову мысль о наемном убийце или сообщнике, и внезапно все это показалось мне таким надуманным. Гипотетическая певица, которая нанимает неизвестно кого для убийства мин Шелсин потому, что та может занять еще более гипотетическое место в Опере Амало… И моя теория расползлась, словно желе, не успевшее принять форму.

Мы прибыли в Танверо во второй половине дня. Нас встретила делегация обеспокоенных граждан, которые уже знали, что меня прислал князь Орченис.

Подобно большинству уроженцев гор Мерварнен, местные жители в основном были полукровками, потомками эльфов, исконных обитателей этих мест, и гоблинов, которые пришли на север в поисках золота и остались здесь, чтобы охотиться и торговать мехами. Я видел белые и черные лица, лица всевозможных оттенков серого; на меня смотрели светло-голубые, оранжевые, алые, карие глаза. Все были напуганы.

Горожане предложили мне булочки с сыром и кувшин сидра. Пока мы разговаривали, я ел, но никто не возражал. Я был слишком голоден для того, чтобы думать о хороших манерах, потому что не мог есть в пути из-за тряски, а завтракал очень давно, на рассвете.

Мэр города, высокий мужчина плотного телосложения с пепельно-серой кожей и бурыми, как земля, глазами, начал:

– Отала, позвольте поблагодарить вас за то, что согласились приехать. В письме его высочества говорится, что вам уже приходилось сталкиваться с упырями.

– Верно, – ответил я. – Прежде мы служили на западных равнинах, где упыри встречаются очень часто. Вы знаете, как давно он появился?

Члены делегации переглянулись, и наконец матрона с темной кожей и светлыми глазами, напомнившая мне Анору, сказала:

– Прошло по меньшей мере два месяца с того дня, когда Кеверис нашел первую разрытую могилу.

– По меньшей мере? – переспросил я.

Отас’ала, сутулый пожилой эльф, который все это время от волнения хрустел пальцами, объяснил:

– Мы обнаружили, что кладбищенский сторож пренебрегает своими обязанностями.

– Потому что практически не просыхает, – едва слышно проворчал кто-то.

– Таким образом, – продолжал отас’ала, не обратив внимания на это замечание, – мы не знаем точно, сколько времени минуло, прежде чем ему пришло в голову нас оповестить.

– Мы надеемся, что были предприняты попытки исправить ситуацию, – сказал я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Чем дольше упырь питался мертвечиной, тем выше была вероятность того, что он начнет нападать на живых, а к тому же он набирался сил. Со временем все труднее становилось выяснить его имя и таким образом нейтрализовать упыря.

– О да, – ответил мэр. – Мы наняли нового кладбищенского сторожа.

– Хорошо. Были ли случаи нападения этого упыря на местных жителей?

Горожане начали беспокойно переглядываться.

– Насколько нам известно, нет, – ответил мэр, и мне не понравилось, как он выделил слово «известно». – Однако вокруг города много хуторов и стоянок звероловов, и мы не в состоянии проверить их все.

– Значит, нападения могли иметь место, – предположил я.

Никто не ответил. Меня снова мороз подрал по коже.

– Какова вероятность того, что так и было?

Пожилой мужчина-эльф, который до сих пор молчал, откашлялся.

– По нашим расчетам, упырь пришел с кладбища Ирмеджарари, – с этими словами он указал куда-то на восток. – В лесах к востоку от Танверо живет немало охотников на пушного зверя, и мне кажется, если бы тварь решила попробовать живой плоти, она могла бы найти легкую добычу.

– Осмер Тилмередж – историк, – объяснил мэр. Мне показалось, что его не радовал этот факт.

Осмер Тилмередж пренебрежительно фыркнул и сказал:

– Осмер Тилмередж – изгнанник, который занялся историческими изысканиями, чтобы не умереть от скуки. Но сейчас это неважно. Отала Келехар спрашивает о том, насколько, по нашему мнению, опасен этот упырь. К несчастью, я считаю, что ответ – весьма опасен.

– Мы этого не знаем наверняка! – возразил мэр, словно неопределенность каким-то образом могла улучшить ситуацию.

Осмер Тилмередж лишь закатил глаза.

– Его видели? – спросил я. – Хоть кто-нибудь?

– Кеверис говорит, что видел, – сказала матрона.

– Кеверис еще не такого вам наговорит, лишь бы доказать, что он не пьяница, – с неожиданной злобой бросил отас’ала.

– Никто не искал это существо, – сказал осмер Тилмередж. – Вместо этого мы отправили сообщение в Амало.