Поиск (СИ) - Блейк Анна

Мать взяла его за руки, помогая подняться.

— Тебе не за что просить прощения, дитя. Ты знаешь, что я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось, что бы ты ни совершил. Пора ужинать.

Агар, теперь уже юная девушка, не узнала Эрфиана и первое время смущалась, когда он заговаривал с ней, но вскоре лед между ними растаял. Ужин затянулся до глубокой ночи — не столько по причине долгих историй, сколько потому, что Айша, Агар и Самир забрасывали рассказчика вопросами. Как выглядит море? Каково это — жить в замке? Бывал ли он там, где заканчивается мир? Холодно ли в горах? Существуют ли пустыни больше этой? Видел ли он снег? Как живут темные эльфы в других землях? Ценятся ли там золото и серебро, ценится ли янтарь?

И только под утро, когда Айша и Самир ушли в свой шатер, а мать с Агар задремали, Эрфиан с отцом сели возле шатра — и первый воин Хаддат услышал рассказ о вампирше Нави. Он не перебивал, не задавал вопросов, выслушал до конца и не торопился заговаривать.

— Я был таким глупцом, — нарушил затянувшееся молчание Эрфиан. — Мне стыдно, когда я думаю об этом.

— Ты совершишь еще много глупостей. Все мы их совершаем — и ты, и я. Родители твоей матери были богаты по тогдашним меркам, а я пришел просить ее руки с жалким украшением из серебра. Представляешь, каким дураком я выглядел? Я был уверен, что надо мной посмеются и отошлют прочь, но она сказала «да». Я пообещал ей, что в тот день, когда мы поклянемся друг другу в вечной любви, на ней будет украшение из вампирского золота. Это ожерелье она достает редко, только по большим праздникам, а то, серебряное, носит каждый день. Не совершая глупостей, мы не обретем мудрости.

Праздники в деревне начинались с утра, то есть, с завтрака, и нынешний исключением не стал. Успевшие прибыть гости голодными глазами изучали кувшины с вином и блюда с едой, расставленные слугами, но ни к чему не притрагивались. Во главе стола сидели Эдна и Оден, вокруг расположились их дети. Был здесь и знакомый Эрфиану Аднан. Похоже, Жрец забыл все обиды — они поздоровались, как добрые друзья, и даже пожали руки в традиционном жесте приветствия воинов. Аднан выглядел счастливым и довольным, как и его Жрица, юная эльфийка, имя которой Эрфиану назвали, но он его успешно забыл. Красавица с длинными каштановыми волосами была беременна и шепотом жаловалась мужу на жару. Нориэль сидел рядом с отцом и чувствовал себя неловко, находясь в центре внимания. Ждали только Царсину.

— Когда придет Жрица? — спросила у Эрфиана Агар.

— Скоро. Служанки заплетают ей косу, которую расплетет ее Жрец, когда они останутся наедине.

— Почему нельзя заплести косу перед церемонией?

— Таков древний эльфийский обычай. Девушка, которой предстоит произнести клятву перед лицом богов, встает раньше всех, купается в озере, а потом служанки заплетают ей косу. Все поздравляют эльфийку и дарят подарки.

— Когда-нибудь и я произнесу клятву перед лицом первых богов, — мечтательно вздохнула Агар.

Эрфиан потрепал ее по руке.

— Совсем скоро. А рядом с тобой будет очаровательный эльф.

Жрица Эдна взглянула на солнце, прикрыв глаза ладонью.

— Где пропадает твоя дочь? — обратилась она к Одену. Эрфиан и Агар сидели рядом и слышали каждое слово, хотя фраза была произнесена вполголоса. — Ей успели заплести тысячу кос.

— Наша дочь, — поправил ее муж. — Пусть побудет в одиночестве. Девочка волнуется. Как и ты, верно, Нориэль?

Услышав свое имя, молодой Жрец поднял голову и покраснел.

— Волнуюсь, отец, — признался он. — Мне не верится в то, что сегодня я обзаведусь своей Жрицей.

Эдна закатила глаза.

— Ты говоришь так, словно она — не женщина, а кувшин с янтарным вином. И она уже не девочка, Оден, первые боги тебя побери. Она — одна из твоих старших дочерей. И носит обруч главного воина.

— Для меня она навсегда останется девочкой. Ты со вчерашнего вечера сама не своя. Или это мы произносим клятву перед лицом первых богов?

Эдна не ответила. Оден взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

— Стоит тебе намекнуть, мой свет — и мы каждый вечер будем произносить клятву перед лицом первых богов, а я каждый вечер буду расплетать твою косу.

— А мне каждое утро нужно мучиться и ждать, пока эту косу заплетут? Ты меня не любишь, Оден.

— С каждым днем я люблю тебя все сильнее.

Эдна рассмеялась и склонила голову к его плечу. Оден поцеловал ее в лоб.

— Отец? — смущенно позвал Нориэль.

Жрец обернулся, а через мгновение обернулись и остальные. Царсина в сопровождении двух служанок подошла к матери и заняла свое место. На Жрице был свадебный наряд — платье из нежно-персикового шелка и золотого кружева. Одна из служанок несла тяжелую накидку, которой Нориэлю вечером предстояло покрыть плечи молодой жены. Лоб Царсины украшала золотая диадема с янтарем, уши — длинные золотые серьги. Она выглядела так, как тысячи молодых Жриц до нее.

Почти так же.

— Нравится тебе моя коса, мой Жрец? Тебе придется долго трудиться для того, чтобы ее расплести. Что скажешь, за ночь справишься?

Сказав это, Царсина улыбнулась Нориэлю и провела рукой по волосам. Они были острижены коротко, пряди лежали неровно и делали ее похожей на юную эльфийку-воина.

Жрица Эдна поднялась, опрокинув стоявшую перед ней плошку с финиками.

— Это неслыханно, — сказала она. — Я долго терпела, но всему есть предел! Что ты себе позволяешь, Царсина?!

— Отец решил отдать меня мужчине, которого я не люблю. Так что же, матушка, я уже и волосами не могу распорядиться по собственному желанию?

— Глупое дитя! За что боги покарали меня тобой?..

Оден встал и обнял жену за плечи. Жрица снова села, тяжело вздохнула и прижала ладонь ко лбу. Тишина становилась гнетущей, но Царсину это не беспокоило. Она наполнила свой кубок розовым вином, взяла с большого блюда горсть крупных черных ягод, потом — горсть мелких красных и принялась жевать. Выглядела она такой спокойной, словно завтракала в одиночестве, а не сидела перед парой десятков гостей, которые смотрели только на нее. Отвлеклась она только для того, чтобы бросить короткий взгляд на Эрфиана. Царсина кивнула ему и улыбнулась, но не проронила ни слова.

Эдна закрыла лицо руками, посидела так несколько мгновений, а потом положила ладони на колени и сделала глубокий вдох.

— Милая, — сказала она мягко, обращаясь к Царсине. — Как-то моя мать сказала, что дети — это наше зеркало. И порой отражение не радует нас, но мы должны помнить о том, благодаря кому оно появилось. Я была неправа. Не держи на меня зла.

Царсина отложила несколько ягод, которые собиралась отправить в рот, и недоуменно воззрилась на мать. Эдна тепло улыбнулась ей — она хорошо знала, как действует на собеседника признание собственной неправоты.

— Царсина, счастье мое, я хочу сказать тебе несколько слов наедине.

Эдна встала и протянула руку дочери. Царсина, помедлив, вложила пальцы в ее ладонь, поднялась следом, и они с матерью скрылись в шатре. Нориэль проводил их недоуменным взглядом.

— Как мало знаем о свадебных обычаях других существ, — заговорил Оден и повернулся к королю светлых эльфов, сидевшему рядом с Эрфианом и Агар. — Не соблаговолят ли их величество немного рассказать нам об этом?

Следом за королем высказался шаман одного из человеческих племен, его сменила подруга вождя другого племени. Агар подробно излагала впечатления от услышанного, наклоняясь к уху Эрфиана. Девушка пришла к следующему выводу: ее устраивают все обычаи, но самые лучшие — у янтарных Жрецов.

Эдна с дочерью вернулись в самый разгар обсуждения. Царсина была бледна, слезы на ее щеках еще не успели высохнуть, но выглядела она спокойной. В ней появилось что-то, чего Эрфиан до сих пор не замечал. Жрица села на пятки рядом с Нориэлем, положила руки на колени и опустила глаза.

— Хочешь вина, Царсина? — оживился ее брат.

— Как пожелает мой Жрец.

— Я помню, ты любишь розовое. Только что принесли охлажденный кувшин.