Бьёрн Магнуссон (СИ) - "Добрый Волдеморт"

Прочитав послание от Дамблдора, Бьёрн трансгрессировал в Англию, отдал Тому в «Дырявом Котле» пакет свежих устриц, которые тот попросил привезти из Ниццы, и камином отправился в Хогсмид. Магнуссон не мог отказать себе в удовольствии пройтись по знакомым местам и попал в Хогвартс только к полудню. После обеда они с директором вновь поднялись в башню.

Дамблдор уселся в любимое кресло и начал неторопливо разливать чай. Улыбнувшись, директор поставил на стол большую вазочку с лимонными дольками. Через полчаса неспешного разговора, в течение которого Бьёрн передал приветы от Фламелей, тот перешёл к сути.

— Хочу сообщить, что у Поттеров несколько дней назад родился ребёнок, — Альбус шумно отхлебнул горячий чай и сунул в рот лимонную дольку. — К сожалению, им всем грозит смертельная опасность.

Бьёрн последовал его примеру и удивлённо приподнял бровь.

— Сын Джеймса и Лили — «Ребёнок пророчества», — туманно произнёс Дамблдор и грустно вздохнул.

Магнуссон не спеша закинул в рот очередную лимонную дольку и с удовольствием запил чаем, ожидая продолжения. Как только директор понял, что Бьёрн не реагирует на слишком расплывчатую угрозу Поттерам и не собирается немедленно предложить помощь, то вначале поведал о пророчестве Трелони, а потом поделился своим планом.

Ни много ни мало, но Дамблдор хотел, чтобы Бьёрн превратил детскую комнату в доме Поттеров в ловушку и одновременно в защитный артефакт.

— Надо сделать так, чтобы маленький Гарри не пострадал при атаке, — Дамблдор озабоченно посверкивал очками, — а Волдеморт, наоборот, лишился сил. Тогда Лили и Джеймс легко его скрутят.

— Построить ловушку, способную удержать Великого Мага? — Бьёрн с сомнением посмотрел на Дамблдора. — Знаете, директор, это не просто дорого, это безумно дорого. Мне придётся встроить в защитный комплекс драгоценные камни размером с кулак, а из золота, которое придётся использовать для постройки связующих линий, можно хорошую лавку на Косой аллее купить вместе с товарами и хозяином! И это я ещё не знаю, какие магические ингредиенты понадобятся. Удержать в ловушке Великого Волшебника, директор, задача нетривиальная. Насколько я знаю, тот же Нурменгард строился не один год.

Дамблдор задумчиво потеребил бороду, признавая доводы собеседника. Однако то, что тот сразу не отверг его просьбу, указывало на возможность создания ловушки. Значит, нужно было предложить Магнуссону нечто настолько ценное, отчего слизеринец не смог бы отказаться. Что-то, с одной стороны, уникальное, а с другой — совершенно бесполезное для самого Дамблдора.

— Я помню, в детстве ты увлекался фехтованием, мой мальчик? — улыбнулся в бороду Великий Светлый волшебник.

— Так и есть, директор. Я и сейчас люблю помахать мечом. Прекрасное упражнение для развития запястий, помогает лучше использовать палочку, — кивнул Бьёрн.

— А что ты скажешь, если в качестве награды за построенную защиту я передам тебе настоящее сокровище, вещь, принадлежавшую одному из основателей Хогвартса?

— У меня, конечно, не высший балл по истории магии, — удивлённый Магнуссон даже поставил кружку на стол, — но вы говорите об одной из реликвий Основателей, о мече Годрика Гриффиндора?

— Да, мой мальчик, после того как выдающиеся маги покинули мир, от них осталось множество весьма интересных артефактов. Некоторые из них получили широкую известность, — кивнул Дамблдор. — Где находится большинство реликвий, я не знаю. В замке сейчас хранится два из них, и оба они принадлежали волшебнику, самому могущественному из всех четырёх основателей. Эти артефакты — Шлем Годрика, известный нам как Распределяющая Шляпа, и его меч.

— Это шлем Гриффиндора? — Бьёрн удивлённо покосился в сторону полок, где та самая шляпа мирно дремала, не обращая на них внимания.

— Да, мистер Магнуссон, — ухмыльнулся директор. — На самом деле наша уважаемая Шляпа — это настоящая реликвия Гриффиндора. Его меч выступал дымовой завесой для истинной драгоценности. Возможно, в древности он тоже что-то значил, но не сейчас. В наше с вами время никто не пользуется холодным оружием, чтобы защитить себя. Даже мы, маги, давно не применяем мечи, посохи, шесты и булавы. Палочка — вот идеальный инструмент современного волшебника. Для меня меч Гриффиндора имеет всего лишь историческую ценность, и я вполне готов передать его вам в обмен на помощь.

— Хорошо, директор, я согласен, — сказал Бьёрн, пожимая плечами. — Хотя в наше время английские волшебники уже не используют мечи в битвах, у меня на родине это считается признаком хорошего тона, если у волшебника есть артефактный меч. Согласно нашему кодексу дуэлей, во время сражений наличие такого оружия обязательно.

— У всех свои традиции, — индифферентно заметил Дамблдор. — Ну, так что, ты согласен? Меч я готов отдать тебе сразу, естественно, в обмен на непреложный обет.

— Умеете вы убеждать, профессор, — усмехнулся Бьёрн. — Конечно, я согласен.

Дамблдор довольно пригладил бороду, достал заранее составленный договор и протянул тот Магнуссону ознакомиться. Сам же приманил из шкафа недовольную «Распределяющую Шляпу» и чётко подумал про себя: «Мне нужен меч, чтобы спасти жизнь Гарри Поттеру». В тот же миг из шляпы показалась рукоять артефакта. Альбус скрывал даже от себя истинную цель установки защиты, которая была совсем не такой, как он транслировал об этом «Распределяющей Шляпе».

Бьёрн не нашёл в контракте скрытых условий, всё было в соответствии с предложением директора. Он капнул кровью на договор, и тот засветился подтверждением. Дамблдор торжественно передал ему меч Гриффиндора и тоже оставил немного крови на договоре. Свиток вспыхнул и исчез. На руке Бьёрна появился шнурок магического обета. Так как директор сразу закрыл контракт со своей стороны, на его руке ничего не появилось.

— Кстати, я выполнил ваш прошлый заказ, директор, — сказал Бьёрн, засовывая меч в сумку с расширенным пространством. — Если хотите, мы можем отправиться на примерку хоть сейчас. Я не стал делать кровавую привязку, всё же это запрещённая в Англии магия, поэтому использовать эти артефакты способен любой волшебник, имейте в виду.

— Вряд ли кому-нибудь придёт в голову идея пользоваться чужим глазом, — пожал плечами Дамблдор. — Так что привязка кровью не обязательна. Более того, Аластору будет приятно думать, что для создания артефактов не использовалась запрещённая магия.

Решив не откладывать в долгий ящик примерку протезов, они камином переместились в Мунго. Дамблдор и Бьёрн поздоровались со Сметвиком и уже втроём направились в палату раненого мракоборца. Грюм сидел на кровати и швырял ножи в щит на стене. Правда, стоило им только открыть дверь, клинок немедленно полетел в Сметвика, который шёл первым.

— Опять вы, Грюм, железяками балуетесь, — недовольно проворчал целитель, ловко перехватил кинжал и швырнул тот в центр щита. Мракоборец проводил нож недовольным взглядом и тяжело вздохнул. Судя по отметинам, попасть в центр мишени ему ни разу не удалось.

— Здравствуй, Аластор, — улыбнулся приветливо Дамблдор. — Вот этот молодой человек сделал для тебя протезы, которые вернут тебя в строй.

Бьёрн вытащил из наплечной сумки коробочку и положил её на кровать мракоборца. Грюм дёрнулся, когда в руке парня материализовалась палочка, и сморщил лицо, изрезанное шрамами. Магнуссон увеличил коробку, а Грюм наблюдал за этим с напряжённым вниманием. Внутри ящика в обитом красным бархатом углублении находился круглый голубой глаз в золотой оправе с медными клёпками на чёрном кожаном ремешке. Рядом с глазом лежал сверкающий металлом протез ноги.

— Попробуйте их надеть, мистер Грюм, — сказал Бьёрн. Аластор покосился на Дамблдора, но, заметив одобряющий кивок, тяжело вздохнул и протянул руку к протезам.

Бьёрн внимательно отслеживал потоки магии мракоборца и артефактов, взмахами палочки настраивал нити, ведущие к нервным окончаниям в голове и ноге.

— Раз в десять лет вам придётся присылать мне сову, мистер Грюм, — Бьёрн серьёзно посмотрел на мракоборца. — Ваш организм будет стареть, изменится нервная проводимость и насыщение ауры. Мне придётся подстраивать артефакт под вас. Если этого не делать, вы начнёте хромать, а глаз вообще будет вращаться по всей глазнице, подчиняясь вашим мимолётным желаниям. К тому же маскировка, которая делает его неотличимым от обычного, тоже начнёт спадать.