Энтони Варенберг - Закат Аргоса
— Из Тарантии. Аквилонец.
— Подданный Конана? Это хорошо. Я сама думала податься в Тарантию, надоело на месте сидеть. Да тут еще пока дела хватает. Смотри вон, что нашла, — Ив показала Ринальду крупный ограненный алмаз. — Знаешь, где? На том самом месте, где мы с тобой вчера встретились. Пока ты спал, я туда еще раз наведалась. А что думаешь? Нашла того, кого эти, серые, прикончили. А камень при нем был. И… второго нашла.
— Так вчера убили двоих?
— В том и дело, что одного. Второй же был мертв и похоронен дня три тому. И ради всего святого, я не понимаю, зачем Гильган выкопал его из могилы и тащил на себе!..
— Гильган?
— Убитый, — пояснила Ив. — Верно, не зря говорили, будто этот, Нагуд, был колдуном, а молодой Гильган — его тайным учеником. Нехорошее, темное дело, вот что.
Ринальд покрутил алмаз в руках и вернул женщине.
— А ты узнала кого-то из убийц?
— Нет. Не успела разглядеть из-за капюшонов.
— Если они охотились за камнем, то почему не взяли сразу и не возвратились потом, как ты?
— Их кто-то спугнул. Они же и на меня налетели, когда убегали, так что не успели прихватить с собой добычу. Гильган лежал вниз лицом, мне пришлось перевернуть его на спину, и тогда я увидела камень, которые он прижимал к груди. У него череп раскроен боевым топором до плеча. Представляю, какой силы был удар!
— По крайней мере, несчастный умер сразу, не мучаясь, — сказал Ринальд.
— А тебе было б жаль, прими он более тяжелую смерть? — с любопытством спросила Ив. — Что тебе до Гильгана, если ты и знать его не знал, и даже имя его от меня впервые услышал?
— Не люблю бессмысленных страданий, — ответил Ринальд. — В мире и так довольно зла. Я никогда не пьянел от крови.
— А со мной бывало, — призналась Ив. — Но женщины вообще более жестокие существа, чем вы, мужчины.
С такой точкой зрения лэрд столкнулся впервые.
— Но как может та, что дарует жизнь, испытывать удовольствие, отнимая ее?
— А так вот и может, — проворчала Ив. — Сомневаешься? Ты когда-нибудь видел, как женщины дерутся между собою, стараясь выцарапать сопернице глаза? Ни на одном турнире не встретить подобного. И мстим мы страшно, хотя и ждем порою возможности сделать это долгие-долгие зимы, но никогда ничего не забываем и не прощаем. Поверь, я похоронила всех, кто был мне дорог, и ни один из них не умер дома в постели, ибо все они были достойными воинами, и смерть раньше срока отнимала их у меня. Но те, кто становился ее орудием, не избежали той же участи, погибнув уже от моей руки, и я была счастлива, когда мои клинок вонзался в их черные сердца, и еще прежде — лицезрея, как они трясутся от страха, поняв, что их ждет. Мои любимые покоятся с миром/ зная, что отомщены.
Глаза Ив вспыхнули при этих словах, точно в них на миг отразились отблески давних погребальных костров.
— Ив, — не выдержал Ринальд, — скажи мне, как возможно, чтобы женщина предавала свою любовь? Или и нет никакой любви на самом деле, и миром правит только зло и насилие?
— Любовь?.. — она задумалась. — Есть… да только она живет в сердце, как птица в клетке, и пока живет, сердце твое болит и рвется на части, так что ты не знаешь, куда деваться от этой муки своей; но если вылетит, то уж назад не вернется, и будет в груди такая невыносимая пустота, словно человек уже умер, ибо нечем ему жить да и незачем, пожалуй! А та женщина, которая любит, не предает никогда. Это — нет, невозможно.
— Ну, значит, просто я недостоин таких высоких чувств, — сухо заметил Ринальд, — и вызывать их не способен.
— Я так не думаю, мальчик. Что ты мучаешься? Расскажи мне, что с тобой случилось. Вряд ли меня еще можно чем-нибудь удивить!
«А что я теряю? — снова подумал Ринальд. — Всё что могли, у меня и так уже отняли! К тому же эта Ив знает многих в Мессантии; вдруг сумеет помочь мне найти Эвера!»
Однако, сам не зная почему, он заговорил не об Эвере, а о Лю Шен и о том, как именно она обвинила его в измене королю — та, от которой, он меньше всего ожидал такого! Уже потом, начав свою историю с конца, Ринальд поведал Ив и обо всем остальном, добравшись, постепенно, до поединка и Дэйны.
— Теперь ты видишь, что меня только используют, словно какую-то вещь, а я не понимаю, почему и за что! — произнес он. — Я даже простого доверия, оказывается, не стою!
— Мальчик, — покачала головой Ив, — ну как же не стоишь? Разве твой друг усомнился в тебе? Или даже эти несчастные отпрыски Треворуса? Или Конан?
— Про короля я ничего не знаю, я ведь сбежал, так и не увидев его.
— О, зато мне кое-что известно об этом старом мерзавце, твоем короле, — заявила Ив. — Если только он не выжил из ума, этот бабник, пьяница и проклятый вор, которого я обожала прежде и до сих нор люблю, как брата, так вот, если он еще не все свои мозги пропил по кабакам и ему их не вышибли в драке, то чтоб мне провалиться, если киммериец не верит тебе! Он, старый пес, нюхом чует своих и от чужих различает, как никто другой. Конечно, если ему под горячую руку попадешься, может и кровавые сопли выбить, это запросто, но не со зла. Просто он очень уж горяч! Помню, как мы с ним по всем аргосским кабакам целую седьмицу гуляли. Он на руках носил меня… а уж когда смеялся, стекла в окнах дрожали! У него ведь, я помню, здесь вот, между передними зубами, такая щель была, да? А мне тогда милее его оскала ничего на свете не было… — она вздохнула, вспоминая. — Ревновала его, ужас, да что толку, если мы, бабы, на него гроздьями сами вешались? Стряхивать нас, что ли?.. Так ты говоришь, — она вдруг словно опомнилась, — кто-то его смерти хочет? Да, Ринальд?
— Похоже на то.
— Сволочи, — резко произнесла Ив. — А ваши эти Черные гвардейцы что там ушами хлопают? Ну, ладно! Где от мужиков толку чуть, там даже такая старая карга, как я, сгодится. Ну ты подумай, мальчик: если ты не виноват, значит, тот, кто такое скверное дело задумал, до сих пор крутится возле Конана, и неровен час…
— Верно, — согласился Ринальд, — но я же не могу туда вернуться.
— Конечно, не можешь. Тебя сначала повесят, а потом начнут думать, что, может, не того, кого надо, вздернули. Это запросто. Зато я могу пойти во дворец. О тебе говорить не стану, Ринальд. Ты лучше покрутись по Мессантии, может, наведут боги на твоего Эвера. Я слышала, возле Старой площади две-три луны назад поселились двое, вроде как брат и сестра, из Гандерланда. Женщина — баронесса, вдова, одевается так, что целое состояние на себе таскает. Ее и при дворе принимали. Попробуй, наведайся туда, только будь поосторожнее, смотри, ни во что не ввязывайся, а то я знаю таких — вечно демоны вас в новые омуты затягивают. Вечером приходи ко мне, как домой. Пса не бойся: я велю — он тебя впустит, если меня не застанешь.
