Флетчер Прэтт - Колодец Единорога
Корабли понемногу продвигались дальше; тот, где был Эйрар, шел впереди. Вот они обогнули башню, и взглядам предстала Внешняя Салмонесса: сплошные причалы по берегу Виверриды, широко разливавшейся здесь и замедлявшей свой бег. Ярко раскрашенные деревянные дома над причалами, толпы народа, снующие туда и сюда… и, наконец, над кровлями домишек и людской суетой — вновь стены и башни, взбирающиеся по крутому горному склону: цитадель, неприступный Внутренний Город.
У Эйрара не было времени как следует полюбоваться открывшимся зрелищем. Его внимание сразу привлек ближайший по левому борту причал. Там выстроилось десятка два воинов исполинского роста, в полном вооружении; они глядели прямо перед собой, замерев в ожидании. У каждого была алебарда и короткий меч при бедре, а за плечом висел маленький круглый щит. Все были в кольчугах, искусно украшенных изображениями дельфина и башни — городского герба Салмонессы.
Присмотревшись к этим воинам, Эйрар невольно засмеялся, потом присвистнул и сказал хозяину судна (ибо все остальные были заняты на веслах):
— Вот это, я понимаю, молодцы так молодцы. Я и сам не из маленьких, но эти!.. Самый плюгавый и то будет повыше меня!
— Ну да, — отозвался корабельщик равнодушно. — Это же Бритоголовые, ты что, никогда не слышал о них? Телохранители его светлости Незаконнорожденного. Имеют, между прочим, право первыми грабить любой город, который возьмет его войско. Хотя я лично думаю — как бы не отстали они в бою от других воинов, помельче. Они ведь набраны с бору по сосенке, из всех племен, кроме миктонских. И живут у герцога на готовеньком… как хряки перед ярмаркой, да!
Корабль подошел к берегу, и несколько рыбаков выпрыгнули на причал — швартовать шхуну к тяжелому кольцу, вделанному в набережную. В это время мимо гигантов-стражников просеменил молодой, изысканно одетый мужчина: башмаки на нем были темно-фиолетового бархата, такой же бархат виднелся в прорезях желтого камзола. Он шел с непокрытой головой, черные волосы были гладко напомажены и завиты по концам. Левой рукой он придерживал тончайшей работы кинжал; с запястья свешивался шарик благовоний.
Заметив Эйрара, он отвесил ему глубокий поклон.
— Я — принц Урданецца… а ты, должно быть, высокочтимый господин Эйрар? — проговорил он тонким, жеманным голосом, протягивая руку для пожатия и бросая взгляд знатока на оружие на поясе Эйрара: — О, подобный кинжал поистине может носить лишь человек благородных кровей… прошу принять тысячу извинений за мерзостный запах, царящий на этих причалах! — Он поднял свой шарик и изящно понюхал. — Умоляю, отправимся же скорей во дворец: его светлость сгорает от нетерпения скорее услышать своими ушами, как это ты заставил негнущихся трескоедов Джентебби признать тебя своим повелителем. И госпожа Мелина тоже хотела бы послушать…
Он подхватил Эйрара под руку — тот едва успел пробормотать несколько слов в ответ и только надеялся, что они были в достаточной мере учтивы, — и продолжал неостановимо болтать:
— Скажу больше: его светлость склонен заранее благоволить тебе. Вот видишь, тебе выслали эскорт из двадцати одного Столпа Салмонессы — такой чести не удостоился даже епископ Морангский в его последний визит… прикажи своим людям, чтобы следовали за нами!
Он провел Эйрара мимо великанов-алебардщиков к изящно разукрашенным носилкам с роскошными драпировками, волочившимися прямо по уличной грязи. Восемь лоснящихся чернокожих — здоровенных, но все же не чета Бритоголовым — немедля подняли носилки на плечи. Эйрар поспешно высунул голову наружу: позвать Эрба, — и гиганты-стражники, разделившись по двое, зашагали с обеих сторон носилок, оглашая улицу размеренным криком: «Эй-я! Эй-я!..»
Прохожие оборачивались, провожая взглядами шествие. Эйрар пригляделся к ним сквозь занавески и подумал, что выглядели они далеко не столь горделиво, как он ожидал, насмотревшись на выстроенные ими твердыни. Между тем носилки плыли вперед, покачиваясь в такт мерным возгласам Бритоголовых, а принц Урданецца знай себе говорил:
— …заговор, несомненно. Подумай только: этот Вальк, наглец, требует руки принцессы Аурии на том основании, что давние связи Императорского Дома с Мариолой подразумевают сюзеренитет старшей дочери его величества в этих местах. И это при том, что рука принцессы вот уже семь лет, со дня подписания капитуляции Лектиса, обещана его светлости! Случись что — и Вальк не преминет отстранить принца Аурария или попросту послать ему «черного вина», а себя провозгласить императором Вальком Первым. И будет править нами этот ужасный Бриельский Совет с его бесконечными голосованиями и законами о том, кто и сколько драгоценных камней имеет право надеть… — Он зевнул. — Однако что я тебе рассказываю? Это ведь давным-давно у всех на устах…
Эйрар не ответил, и принц Урданецца улыбнулся с таким немыслимым очарованием, что оно ощущалось подобно прикосновению:
— Скажи лучше, есть ли теперь на Вагее где провести время? Я был там однажды, проездом в Стассию, ко двору… Ах, эта рыбная вонь, стаи летучих мышей и ни одного дома, который стоило бы посетить — кроме разве что виллы, куда рыцарь Бреммери любил ездить на воды…
— Не знаю, — сказал Эйрар честно. — Я сам там пробыл всего неделю и больше имел дело с Рудром… Загребным рыбаков.
— О, сочувствую тебе, досточтимый Эйрар! Сочувствую и надеюсь, что в Салмонессе тебе не придется скучать. Его светлость никогда не садится за стол без свиты в дюжину знатнейших вельмож и стольких же дам, хоть и надо признать, что иным из них он сам даровал дворянство. А теперь скажи мне…
— Он вдруг наклонился к Эйрару, явно желая сообщить тайну, и от его движения чуть накренились носилки: — Скажи, как ты думаешь, достойны ли эти карренские Воеводы места за высоким столом? Видишь ли, двор весьма обеспокоен этим вопросом, и мнение вастманстедского дворянина для нас ценно вдвойне, ибо в ваших краях столь мало знатных людей…
Громкий рев труб избавил Эйрара от необходимости отвечать. Носилки опустили наземь, принц Урданецца выскочил первым и подал Эйрару руку. Они стояли у подножия широкой каменной лестницы, великолепно вздымавшейся к сводчатой двери, на каждой ступени лестницы стояло по трубачу, и вымпел на каждой трубе был украшен дельфином и башней. Вот Эйрар ступил на землю, и трубы вновь прокричали все разом. Оглянувшись, он увидел, как подались в стороны Столпы Салмонессы и показались его вольные рыбаки: кое-кто посмеивался, большинство благоговело. Долговязый Эрб молча страдал, не зная, куда себя деть от смущения. Висто держался лучше всех: глядел вежливо, но и достоинства не терял.
