Фуюми Оно - Берег в Сумерках, Небо на Рассвете
Но Рисай могла жить с этим. Как солдат, она привыкла к смертям. Но Каэй…
Каким-то образом Рисай оказалась во Внутреннем Дворце. Узнав ворота, ведущие в Сейшин, она остановилась. Шесть Генералов Имперской Армии могли посещать Сейшин когда им заблагорассудится. Но что она сказала бы им, встретившись лицом к лицу? Рисай не знала. В конечном счете, она развернулась и ушла с тяжестью на сердце.
Рисай, не способная идти дальше, устроилась на балконе в садах Внутреннего Дворца.
Каэй действительно плохо. Рисай сгорбилась и вздохнула. Позадинеё раздался голос:
— Вы выглядите подавленной.
Рисай инстинктивно выпрямилась. Несомненно, этот голос принадлежал Гёсо.
— Это не проблема.
— Ничего, если я сяду?
Рисай кивнула. Он спросил:
— Вы замёрзли?
— Да, холодновато, — её настроение походило на осколки льда. По сравнению с морозом в её душе, падающий снег казался чем-то незаметным.
— Вы ведь хорошо знаете Каэй?
Этой фразы хватило, чтобы Рисай захотелось вскочить на ноги и убежать прочь. Скорее всего, у Гёсо имелось множество выговоров для Каэй. Но сейчас Рисай совершенно не хотела их слушать.
— Говорят, что вы близкие друзья.
— Д-да.
— Вы не могли бы передать ей кое-что от меня? Возможно, она согласиться уйти на отдых.
Глаза Рисай удивлённо расширились.
— Вы хотите уволить Каэй?
Она впилась в него глазами, и Гёсо криво улыбнулся.
— И в мыслях не было. Я полностью удовлетворён её работой, но мне кажется, что для неё эта ноша слишком тяжела.
Увольнение Каэй как Дайшикоу означало её изгнание из Имперского Двора. Подобное понижение в должности убило бы любого. Это и преподнесла Рисай в защиту Каэй.
— Она работает так усердно, как может. Её постоянно критикуют, но, возможно, она изначально не была готова работать в Министерстве Осени.
— Возможно, — согласился Гёсо.
Рисай задрожала, но вовсе не от холода. Её переполнял гнев.
— Если вы это так хорошо понимаете, Ваше Величество, то почему назначили её первым министром?
— Вы считаете, что Дайшикоу слишком мягка…
— Да, именно. Поэтому я и утверждаю, что она не подходит для подобной работы.
— Именно поэтому она и подходит для подобной работы.
Его ответ остудил Рисай и заставил забыть все слова.
— Как человек, «неподходящий для подобной работы», Каэй служит противовесом окружающему нас хаосу. Однако и у неё есть свои пределы. Если для Каэй это станет слишком тяжело, я с радостью назначу её на другое место. Например, в Министерство Весны или Земли. Передай ей, что подобная замена вполне осуществима.
Но,— подумала Рисай. Кажется, Гёсо сам понимал, что его революция катится с крутого обрыва.
— Невозможно с лёгкостью контролировать суд и приговаривать людей. Подобно камню, несущемуся вниз по холму. Но какое-то время камень должен катиться. Поэтому, чтобы улучшить положение, я назначил человека, меньше всего подходящего для подобной роли.
— Да, я понимаю.
— Но это требует огромных жертв для Каэй. Я не хочу потерять такого многообещающего министра. Если я лично предложу Каэй взять отпуск, она воспримет это как понижение в должности. Но если это скажет друг, она сможет принять информацию к сведению.
Рисай почувствовала, как с её плеч сваливается гора. Она глубоко вздохнула.
— Разве вы не можете сбавить темп? Каэй не солдат. Её долг все понять и взвесить каждый шаг. Я думаю, это сняло бы часть напряжения.
— Помимо всего прочего, наши цели должны быть достигнуты до того, как вернётся Кори. Я узнал, что Кори уже покинул Рен. У нас всего две недели в запасе.
— Сможем ли мы сделать всё в отсутствие Тайхо?
— Я надеюсь на это.
— Но, вернувшись, Тайхо многое узнает. Мы не сможем скрыть то, что происходит, — и это помимо чистки. Когда Тайхо всё осознает, разве это не ранит его в самое сердце? Разве не лучше предупредить Тайхо заранее?
— Кирин, — сказал Гёсо с лёгкой улыбкой, — является воплощением воли народа. То, что скрыто от людей, должно так же быть скрыто и от кирина.
— Вы действительно так считаете? Подобные вещи действительно не должны дойти до слуха Тайхо? И как можно скрыть подобное от людей? Если выйдет на свет правда о чистке, поднимется паника. Но те, кто причинял столько боли во время правления Императора Кьё, должны быть преданы суду. Люди должны знать, что их угнетатели получили по заслугам, и что Министерство Осени занимается этим. Если мы не ответим на эти требования, то не положим конец прошлому.
Династия должна прекратиться со смертью короля. Но это не означает конец страданиям народа. Для людей не существует чёткой линии между концом одной династии и началом следующей. Падение династии лишь увеличивает их страдания, и тогда новый Имперский Суд карает за грехи предыдущую власть.
Даже с новым Императором на престоле, первые дни всегда наполнены хаосом. Муки народа не заканчиваются с коронацией. Нужен какой-то знак, символизирующий конец эре зла, что-то, что переметнёт взгляд от старого режима. Что-то, что сплотит обе части воедино и положит конец страданиям народа.
— Это вполне может произойти.
— Но…
— Но я не хочу, чтобы Кори видел подобное. Он ещё маленький и не переносит вида крови. В конце концов, он же кирин.
— Если вас действительно заботят чувства Тайхо, то разве вы не понимаете, что он почувствует, когда узнает о происходящем в его отсутствие? Когда престанет перед фактом, что не может ничего предпринять?
Рисай понимала, что забыла своё место и говорит больше, чем следовало бы, но Гёсо только кивнул.
— Это прискорбно. Однако, это та вещь, которой я не могу допустить.
Рисай склонила голову.
— Иногда выражение лица Кори пугает меня. Я вижу в этом отражение волнения народа.
Испуганная, Рисай посмотрела на Гёсо.
— Кирин — воплощение людской воли. Иногда я опасаюсь, что вижу именно это. Разве страх войн и непереносимость вида крови не лежат так же и в сущности людей? Прошлый Император принадлежал гражданской касте. Как следствие, его последние дни не были наполнены жестокостью. Вместо этого королевство долгое время разлагалось. Поэтому Император из военной касты пробуждает в людях веру, но отнюдь не убивает страхи. Чем решительнее Император, тем пагубнее будет его конец. Я полагаю, именно эти страхи отражаются в глазах Кори.
Этот человек, — подумала Рисай и тут же забыла, что хотела сказать. Она не знала, какими словами описать охватившие её в тот момент чувства. Нечто экстраординарное. Нечто за гранью разумного. Она должна была задуматься, смотрел ли Гёсо на этого покорного ребёнка теми же глазами.