Майкл Ши - Богиня за стеклом
Старейшины отпрянули, когда при этих словах жрицы ее крылатый скакун устремился к ним. Служка, разделяя всеобщее замешательство, попятился тоже.
– Как? – вознегодовала жрица. – Ты что же, полагаешь, что тебе удастся выжить в этом огромном лагере рабов после того, как ты открыто поддержал меня? Летим со мной, или умрешь здесь, другого выбора у тебя нет. Пастуру и без того хватит работы, некогда ему сторожить твою жалкую жизнь.
Пламенные возражения замерли на устах Служки. Не переставая изумленно таращиться, вскарабкался он по колючей ноге Смотрительницы. Богиня взмыла в небо, и оттуда донесся голос Либис:
– А теперь прощайте. Ваш новый хозяин примется за работу сейчас же, и ему понадобятся его инструменты. Вы, у ворот, освободите стену, прежде чем он придет за своим Молотом!
Пастур провел рукой по Наковальне. Одного легкого движения хватило, чтобы очистить ее от всего, что ее загромождало. В лавине посыпавшихся на город обломков здание Совета Старейшин смешалось с храмом. Затем, с удивительной аккуратностью выбирая наиболее просторные участки между домами, очень немногие из которых он сокрушил на своем пути, титан зашагал к гавани. Там он протянул руку за Посохом. Пальцы его скользнули в те самые волны, откуда их совсем недавно извлекли, и, с бульканьем и чавканьем, Посох оторвался от морского дна и поднялся в усыпанное звездами небо, роняя куски покрывавших его сооружений. Верхний его конец, от века сокрытый песком и илом, изгибался наподобие пастушеского посоха. Десяток Смотрительниц немедленно взмыл в воздух и расселся на петлеобразном навершии. Гигант обратил маяки своих глаз к северной стене города и взмахнул в ее направлении рукой. Смотрительницы устремились туда и довершили очистку стены от потерявших способность двигаться обитателей Наковальни, пока Пастур приближался, чтобы поднять свой Молот, так долго лежавший без дела.
– Так, значит, никто из них никогда не слышал об этом Древнем варианте названия города? И о самом Пастуре тоже? Просто поразительно.
– Гм! Говорю тебе, Шаг, я никогда не переставал удивляться тому, насколько бесчувственны и нелюбопытны люди кo всему, что лежит за пределами того крохотного островка пространства и времени, который им выпало на долю занимать.
– Да. Хотя культ и можно упрекнуть в систематическом сокрытии собственного происхождения и связанной с ним традиции, по крайней мере служители его не прилагали никаких усилий к тому, чтобы сбить со следа тех, кто энергично доискивался правды. Надо сказать, что ученая братия в целом проявила потрясающую беспечность, не проследив историю этого храма… Ну что ж! По крайней мере тебе удалось благополучно выбраться из всего этого. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что я ни при каких условиях не приму от тебя столь богатый подарок. – Ученый, сурово сдвинув брови, кивнул на стопку золотых кирпичей, аккуратно сложенных в углу кабинета. – При той скорости, с которой ты проматываешь деньги, тебе они самому понадобятся, не успеешь оглянуться.
– Вот и славно, но тогда избавляйся от них сам. Предупреждаю, они тяжелые. Когда будешь выносить их отсюда, поднимай по одному и давай себе хороший отдых после каждого. А кстати, что, Академия вдруг разбогатела и тебе не придется вкладывать собственные средства, чтобы опубликовать тот превосходный труд, многочисленные сноски которого пестрят упоминаниями моей скромной персоны?
Марголд упрямо уставился на свои квадратные шероховатые ладони. Немного погодя подняв глаза, историк встретил саркастический, полный решимости взгляд Ниффта и вздохнул.
– Итак. Где же Дама Либис теперь?
– Где-то на архипелаге Аристос.
Ученый, явно впечатлившись, кивнул.
– Понятно. Похоже, она далеко пойдет, особенно после столь мощной чародейской подготовки.
Ниффт, очевидно, разделял точку зрения друга, однако не скрывал беспокойства. Прежде чем ответить, он встал и подошел к окну.
– Того же мнения придерживаюсь и я. Хотя, должен признаться, одно меня тревожит. Я люблю Даму Либис всем сердцем, я преклоняюсь перед ее характером, выдержкой и искусством. С другой стороны, она отнюдь не чужда цинизма. Власти она, безусловно, добьется. Целеустремленности и силы воли ей не занимать. Но удастся ли ей сохранить свое нынешнее добросердечие по мере того, как сила ее будет расти, – вот вопрос, на который я не могу ответить с уверенностью.
Марголд загоготал. Косматая седая грива языками пламени окружала его загорелое обветренное лицо, которое вдруг пошло складками: такое искреннее наслаждение доставило ему замечание Ниффта.
– Сохранить добросердечие, так ты сказал? Клянусь Трещиной и всем, что из нее выползает, клянусь Посохом, Молотом и Наковальней! Мне это нравится! Нет, в самом деле. Сохранить добросердечие! Когда буду рассказывать об этом коллегам, главное – не перепутать слова, чтобы прозвучало так же искренне и серьезно, как у тебя.
Картограф продолжал посмеиваться. Ниффт, приподняв бровь, разглядывал свои ногти. Наконец он тоже не выдержал и усмехнулся.
– Не спорю, то была мрачная игра. Хотя никто из них не повстречался со смертью, которой они так бойко торговали на все четыре стороны света, некоторые из них, по крайней мере, на собственном опыте узнали, каково это – жалеть, что ты все еще жив. – Это замечание пришлось обоим по вкусу, и друзья примолкли в знак согласия.
– Знаешь, – нарушил наконец молчание Марголд, – твое описание гиганта, легкость его костей… странная идея, но, быть может, на них никогда и не бывало плоти. Возможно, он и сам… изделие Наковальни, порождение какой-нибудь огромной кузни, куда большей, чем его собственная?
– Ты хочешь сказать, что он всего лишь… громадный автомат?
Историк кивнул.
– Вспомни хотя бы, что говорит о его гибели легенда, если ей, конечно, можно верить. Она утверждает, что подстроенный врагами оползень… не убил его: он высунул из завала руку с Посохом и в скором времени при помощи этого впечатляющего орудия освободился бы и сам, если бы отсечение конечности не разрушило целостность его организма, а вместе с ней и жизнь. Те, кто это сделал, позаботились о том, чтобы унести руку как можно дальше от тела, и бросили ее в море. Когда человек теряет руку, он вовсе не обязательно умирает от этого. Но убери из часового механизма хотя бы одну пружину, и часы встанут и будут стоять до тех пор, пока недостающая деталь не вернется на место.
Ниффт задумчиво смотрел в окно.
– Так, значит, он работал на еще более могучих хозяев куда более значительного мира? Почему бы и нет? Сам тоже Раб? Но тем не менее прекрасное и грозное создание, Шаг. Помню, каким я его увидел в последний раз: он походил на те гравюры, что ты мне показывал, со сценами из «Пак-Демониона» Парила, как бишь того парня зовут?
