Ольга Денисова - Придорожная трава
– Не разлеживайся тут, – Мара толкнула его в бок острым локтем, – плыви к берегу, на сегодня тебе хватит.
Он кивнул, перевернулся и нырнул, чтобы почувствовать свежесть воды на лице. И почему он так не хотел этого вначале? Чего боялся? Ничего, кроме восторга, это купание не принесло. Восторга и чувства очищения. Как будто он избавился от невидимой заскорузлой корки, всю зиму стягивающей тело.
Илья поплыл к берегу широким брассом, на каждом выдохе опуская лицо в воду. Прикосновение реки к лицу было волнующим как поцелуй. Темная вода, пронизанная лунным светом, впитывала его в себя. Ему казалось, еще чуть-чуть, и он растворится в ней, станет с рекой одним целым. С рекой, с лунным светом, с колыхающимся над ним небом, с темной громадой берега впереди…
Ноги коснулись песчаного дна. Илья выпрямился – воздух обжег кожу на плечах. А когда он вышел из воды, то понял, что лунный свет не просто согревает, он жжет, как солнце в июльский полдень. Тело горело и пульсировало, словно его растерли жесткой мочалкой. Кожа покраснела и светилась, и теперь нагота не вызывала чувства беззащитности. Наоборот, казалось, что одежда отделит его от этого мира, замкнет в футляре одиночества и индивидуальности, в то время как нагота делает его частью того, что его окружает.
Ветер с реки погладил влажную кожу, и Илья повернулся к нему лицом. Из воды навстречу ему выходила Мара. Только это было совсем не то существо, которое вело его на реку. Влажные волнистые волосы струились по хрупким плечам, тонкие руки изящно откинули их назад. Мокрый, ослепительно белый сарафан облепил стройные длинные ноги и колыхался в воде серебристым шлейфом. Ее лицо не перестало быть зловещим, только теперь синева щек проступала сквозь фарфоровую бледность кожи. И огромные глаза стали бездонными омутами, на дне которых мерцал свет. Тонкий рот изящно изогнулся, и острый зуб блеснул в лунном сиянии. Она была прекрасна и вселяла ужас.
– Одевайся, страж Долины, – усмехнулась она, снова показывая зуб. Голос ее тоже изменился. Если раньше он больше напоминал шипение, то сейчас журчал, как весенний ручей.
– Я не замерз, – пожал плечами Илья.
Она вышла на берег и остановилась напротив него.
– Я говорила, что лунный свет согревает, а ты мне не верил. Одевайся, не голым же идти в лес. Или я так понравилась тебе, что ты решил воспользоваться мною, как своими распутными девками по пьянке? Боюсь, у нас ничего не получится. Страж Долины не должен умереть в моих объятьях, как простой смертный.
Илья ни о чем подобном не думал, но внезапно понял, что она права – он и вправду почувствовал к ней непреодолимое влечение, пугающее и опасное. Эти стройные ноги казались ему неуклюжими? Эти плечи – костлявыми? По этим тонким пальцам он ударил поленом? Она могла бы не говорить, он и без ее слов понял, что ее любовь смертельна. И в глубине души пожелал умереть, сжимая ее в объятьях. Морок и кошмар. Он провел рукой по лицу, прогоняя наваждение.
– Ну-ну, расслабься, – хмыкнула Мара, – и одевайся скорей, нам пора.
Илья рассеянно кивнул.
Как ни странно, ощущение свежести и чистоты не прошло, когда он натянул на себя одежду. Он чувствовал себя бодрым и уверенным в себе, и сам взял Мару за руку, чтобы идти вперед. Рука ее теплей не стала, но теперь он называл это прохладой, а не холодом. Бархатистая прохладная чешуя змеи, обвивающей шею.
Они молча прошли через Долину, освещенную луной, и углубились в лес на другой ее стороне. Здесь не было светло как днем – лунный свет пробивался сквозь деревья и серебряными бликами ложился на землю. Чем дальше в лес они углублялись, тем сильней Илью охватывало беспокойство. Даже не страх, а возбуждение вызывало нервную дрожь и заставляло стучать зубы.
– Ну, и чего ты дрожишь? – поинтересовалась Мара.
Илья пожал плечами.
– Не дрожи, – велела она.
Отличный совет.
Они отошли от крайних участков Долины не более чем метров на триста, когда впереди Илья разглядел свет – лес расступился и выпустил их на круглую поляну, освещенную луной. Первое, что бросилось ему в глаза – это бесформенное нагромождение огромных валунов в самом ее центре, очень высокое, примерно в два человеческих роста. Камни лежали друг на друге в неустойчивом равновесии, казалось, толкни легонько, и они рухнут на землю, раскатятся. Валуны вообще редкость в этих местах, тут же их собралось превеликое множество. Правильным кругом шагов тридцати в диаметре, хоровод камней опоясывал центральную фигуру. Зыбкая, многотонная конструкция в центре освещалась луной, презрев законы геометрической оптики: лучи сходились на ней, будто гигантская лупа висела в воздухе и собирала их в узел. Илья не раз бывал в лесу, но ни поляны, ни камней никогда здесь не видел.
– Что это? – спросил он у Мары.
Она ничего не ответила, лишь потянула его в сторону, и, пройдя несколько шагов, махнула рукой, указывая на валуны. Илья посмотрел внимательней. Лунный свет, собранный в пучок, пронизывал конструкцию насквозь. Яркий свет и глубокие тени причудливо переплетались с громадами камней. Мрачная фигура давила на него, пугала, настораживала. Илья хотел отвести взгляд и не мог – необычайное притяжение таилось в нагромождении камней.
Он глядел на него в полной растерянности, как вдруг вскрикнул и вскинул руку, прикрывая лицо: нагромождение вовсе не было бесформенным, стоило только всмотреться. Из центра круглой поляны на него смотрел огромный каменный лик. Величественный и строгий. Темные провалы глаз, жесткие скулы, надменные брови, неподвижный каменный рот… Илья отступил на шаг и с ужасом увидел, как лик на мгновение смежил веки.
Каменные глаза смотрели на него мрачно и гнетуще, и рука, которой он продолжал прикрывать лицо, не помогала заслониться от этого взгляда. Взгляд исходил из глубины времени, столь далекой, что человек не в силах этого осознать. А лик хотел осознания, взгляд увлекал за собой в бездонную пропасть времен, в пучину прошлого, в древний затерянный мир, будто в водоворот. И чем глубже Илья погружался в него, тем громче стучали у него зубы, тем быстрей билось сердце, тем сильней сжималась тисками грудь. Но когда он упал на самое дно немыслимого каменного взгляда, то почувствовал необычайную легкость. Время больше не пугало его. Илья опустил руку и шумно вдохнул: он и не заметил, что не дышал с того мгновения, как увидел каменный лик в бесформенной груде камней. И снова каменные веки опустились, словно в знак согласия.
– Ну что ты смотришь? – зашипела Мара, – поклонись Ему. Он принял тебя.
Илье никогда в жизни не приходилось кланяться. Он мог, разве что, кивнуть женщине, изображая поклон. Но если сначала каменный лик вызвал у него ужас, то теперь он чувствовал нечто похожее на почтение, а может даже преклонение. Спина согнулась непринужденно, естественно, как будто Илья всю жизнь кланялся кому-нибудь в пояс.
