Константин Костин - Планета Хаоса
По здравому размышлению мы пришли к выводу, что каждая дорога имеет два конца. И если один конец данной конкретной дороги упирается в город, из которого мы не так давно выехали, то на другом конце непременно должен оказаться какой-то населенный пункт, где нас могут накормить и где может найтись и ночлег в мягкой постели. Сей пункт не мог оказаться городом, так как дорога не выглядела настолько респектабельно (ни тебе верстовых столбов, ни указателей на поворотах), но и явно не был деревушкой о трех домах, дорога все-таки была довольно наезженной. Какое-нибудь крупное село…Закончив рассуждать мы дружной троицей отправились вперед. По моим прикидкам двигались мы приблизительно параллельно покинутой нами железной дороге, то есть не очень отклонились от маршрута.
Гратон шагал своими циркулями как будто мерил расстояние: что ни шаг то два метра. Я, как виновный в потере транспортного средства (которое мы бросили поперек дороги, не имея возможности спрятать в надежное место), нес сумочку Аны, в которой тихонько побулькивала медуза-детектор. Сзади шла жертва гнусных взглядов, недовольная всем на свете: тем, что дорога пыльная, тем, что приличная часть этой пыли находится на ее платье, голове и прочем, тем, что жарко, тем, что хочется пить и, главное, тем, что где-то в процессе диких автомобильных скачек пропала ее шляпка. Как я понял, без шляпок здесь ходят исключительно девушки с уменьшенным весом поведения. Появиться на улице без шляпки для приличной женщины здесь все равно что где-нибудь в другом мире повесить себе на грудь табличку: "Сотня за ночь". Вот она и дулась.
Шли мы долго. Жара достала уже всех и даже Гратон довольно часто доставал платок и вытирал лысину. Что уж говорить об Ане, которая не обладала подобной выдержкой. Несколько раз она пыталась сесть на дорогу и капризным тоном заявить, что дальше не сделает ни шагу. Не знаю, чтобы бы я делал, окажись с ней наедине…Эй, не то, что вы подумали! Я хочу сказать, если бы с нами не было Гратона. Он пресек все упаднические настроения на корню, безразлично заявив, что ничего против ночевки в придорожном лесу не имеет, но, как ему кажется, это именно тот самый лес, в котором, по последней секретной информации, завелись волки-людоеды. Больше остановок не делалось. Даже меня напугало подобное сообщение, тем более я не был уверен, что произнесено оно было только чтобы поднять Ану. Вполне возможно сенатор сказал чистую правду…
Единственная стоянка была сделана нами, когда дорогу пересекла неширокая речушка, журчавшая под бревенчатым мостиком. Увидев ее Ана завопила, что если она немедленно не умоется, то ночь среди кровожадных волков ее не пугает, потому что ни один приличный волк не сможет съесть такую грязную и пыльную добычу. Хотя жаловаться у нее было меньше оснований, чем у нас с Гратоном. На ее платье по крайней мере не была видна пыль, так как серым оно было изначально. Мой же моднючий наряд стал цвета "пасмурное небо через тюремную решетку вечером". Костюм сенатора также утратил гробовую черноту и сейчас Гратон походил скорее на спившегося смотрителя кладбища. Поэтому был объявлен перерыв на приведение в порядок личного состава. Ополоснув бледное личико (она ведь всю ночь не спала и не ела весь день…) Ана, демонстративно глядя в сторону, уведомила нас, что она отойдет немного в сторону и искупается. А так как купаться в одежде привычки она не имеет, то тот нахал, который вздумает подглядывать за ней из кустов, огребет кучу неприятностей, как то: судебное разбирательство, церковное проклятие а также расцарапанная физиономия. Если же ее, брошенную без защиты слабую девушку, сожрут упоминавшиеся ранее волки, то ее смерть будет целиком на совести тех, кто не охранял ее в процессе купания. Выдав такую речь Ана удалилась. Подсматривать я не собирался, а насчет волков рассудил, что летом они обычно сытые и не нападают на людей, тем более неподалеку от дороги. Принцесса плескалась довольно долго и вышла в насквозь мокром платье. То ли, не надеясь на мою порядочность, она купалась прямо в нем, то ли выполоскала его, чтобы избавиться от пыли. В любом случае хорошего настроения оно ей не добавило, к тому же Ана явно переоценила свои силы, и теперь ее синие губы отчаянно тряслись. Можно подумать, она сидела в воде, ожидая пока за ней начнут подглядывать…
Зло промаршировав мимо нас, Ана выбралась на дорогу и пошагала через мост. Ничего не оставалось, как следовать за ней. Вот тут нам повезло: мы не успели взойти на мост, как из-за поворота показалась телега, неторопливо ползущая в ту же сторону, что и мы. Водитель кобылы оказался мужичком невредным, позволил нам проехать до ближайшей деревни. Наша троица разместилась на шуршащем сене. Правда, Гратон долго не мог разместить свои ноги, которые или волочились по земле или занимали почти все свободное пространство на телеге. В конце концов он как-то устроил их и мы двинулись конным ходом.
Светило солнышко, тупали копыта кобылы, шуршало сено…Сенатор беседовал с нашим кучером. Возница рассказывал, что едет он (а, значит, и мы тоже) в село Разрешево, везет сено с покоса. Село немаленькое, есть церковь, есть сельский староста, есть даже трактир, где накормят уставших господ. Гратон вешал ему на уши, что мы — дружная семья: дедушка, внучек да внучкова невеста. Заблудились, мол, в лесу, вошли около города, а вышли аж вона где. Так что, добрый человек, подвези до села, переночуем, да и утречком до дома двинем. Про себя я подумал, что сенатор, заявив, что он знает жизнь, нисколечко не соврал: разговор велся так, что, если не знать Гратона по голосу, то отличить его от собеседника невозможно. Как говорила моя первая жена, Сент: "С каждым человеком надо разговаривать на его языке". Слушая разговор, я лежал на сене, смотрел в небо, рядом прижалась к моей руке Ана, честно изображая невесту, чувствовалось, что жизнь налаживается…
Прибыв в село, мы первым делом бросились в трактир, так как ничего не ели со вчерашнего вечера, а уже и сегодняшний вечер не за горами. Подкрепившись, чем бог послал, а послал он овощи с печенкой, наша бравая команда озаботилась ночлегом, потому что солнце спустилось уже ощутимо низко, а ночевать на улице неохота. Вот тут и начались проблемы…
Нет, крестьяне с удовольствием пустили бы нас переночевать. За деньги. С деньгами-то у нас проблем не было, а вот с местными особенностями…Я и Ана не знали, а Гратон как-то подзабыл один бзик местных селян. Когда мы вынимали купюру, чтобы заплатить, те менялись в лице, как монашка, которой вместо монастыря предлагают экскурсию в бар с мужским стриптизом. Оказывается, славийские крестьяне не доверяют бумажным деньгам и в качестве платежного средства принимают исключительно металлические монеты. Сначала я решил, что хозяйка набивает цену, но, когда она с отвращением отказалась от бумажки в тысячу кретов, стало понятно, что мы влипли… Последнюю мелочь мы выгребли из карманов, чтобы заплатить за обед. Бестия-трактирщик так ловко попросил именно монеты, что никому из нас и в голову не пришло заплатить бумажками. Добрая хозяюшка, пожалев нас, сказала, что, кажется, кузнец может пустить на ночлег. Жил местный металлообработчик на другом конце села и переночевать действительно пускал. За деньги. За металлические. Но вон там живет его кум, вот тот с удовольствием возьмет купюры. Кум терпеть не мог бумагу в любом ее виде, однако знал бабушку, которая уже такая старая, что ей деньги и вовсе без надобности. Бабулька действительно была ненамного моложе Гратона, но за мелкую монетку перекусила бы глотку любому своим последним зубом. Правда, у нее была внучка, добрая девочка, любого в постель пустит…Я не очень понял, что старая скупердяйка имела в виду: или то, что добрая девочка позволит нам переночевать, или намекала на нравственность любимой внученьки. В любом случае, по указанному адресу мы уже не пошли. Во первых, он опять находился на другом конце села, а нам уже надоело пересекать его туда-сюда, во вторых, услышав про доброту и про постель, Ана заявила, что ночевать там не станет и нас не пустит, и в третьих, когда бабка описала нам дом доброй внучки, стало ясно, что это та самая хозяйка, которая уже послала нас к кузнецу.
