Кеннет Бёг Андерсен - Ошибка кота Люцифакса
— Но я и не собирался входить туда. Я вошел только потому… потому…
— Почему, Филипп? Потому, что тебя соблазнили? — Кот наклонил голову набок и заговорил голосом, больше похожим на довольное мурлыканье. — Именно это ты и хотел сказать, правда? Все так говорят. Ты знаешь, что это самое распространенное оправдание здесь? «Пощадите, пощадите меня, я не виноват. Я поддался искушению».
Глаза Люцифакса превратились в узкие щелочки.
— И кто же соблазнил тебя, Филипп?
Такой вопрос удивил Филиппа. Если кот уже знал, что Филипп делал, почему он не знал, что во всем этом участвовала еще и Сатина?
— Так кто же соблазнил тебя, Филипп? — еще раз спросил Люцифакс.
— Никто, — ответил мальчик, и голос его окреп. Он даже сам не почувствовал, что лжет. — Я вошел туда, потому что я любопытный. Это я и хотел сказать. Я вошел, потому что я любопытный и… и… — Он замолчал, и теперь его черед был проявлять подозрительность. — А откуда ты знаешь, что за запретной дверью есть пустыня?
— Очень проницательно, Филипп, — сказал кот и спрыгнул на пол.
Филиппу опять бросилось в глаза что-то неестественное. Не то чтобы облик кота был другим, или хромал он не так, или что-то в этом роде. Что-то было, но что? Черт его знает, что именно!
И вдруг Филипп понял и чуть не задохнулся.
«Тень, — подумал он. — У него другая тень».
И верно. Теперь, когда он понял, это стало заметно, как всегда заметно черное пятно на белой скатерти.
Люцифакс отбрасывал тень, но его тень была слишком большой.
Казалось даже, что это не одна тень, а целых две, и только одна из них была тенью кота. Вторая тень была немного светлее, какая-то мерцающая, неотчетливая. Но она была, И имела форму… человека.
Или дьявола.
— Ты не Люцифакс, — прошептал Филипп, и кот встал на задние лапы. Две тени на полу тоже встали.
— Очень проницательно, — сказал кот. Голос его как-то переменился. — Ты — настоящий детектив!
— Сатина? — прошептал Филипп и с ужасом стал наблюдать, как миг спустя Люцифакс начал превращаться. Ноги его стали длиннее, спина выросла. Усы исчезли, уши вместе с шерстью превратились в капюшон, надвинутый на лицо. Белые руки с черными ногтями, которые секунду назад были черными лапами с белыми когтями, ухватились за капюшон и откинули его назад. Появилось смеющееся лицо Сатины.
— Ты похож на того, кто увидел черное привидение, — засмеялась она и села на кровать рядом с Филиппом.
— Или на того, кто увидел превращение кота в девочку, — недовольно пробурчал мальчик. — Но как же?..
— Все темптаны имеют способность превращаться, — объяснила она. — Это самое первое, чему нас учат в школе. Очень удобно, чтобы ссорить людей друг с другом. Ведь иногда достаточно увидеть что-то краем глаза. Один думает, что другой сделал что-то, и понеслась… Многолетняя дружба часто переходит в яростную вражду только потому, что в это дело вмешался темптан. Люди бывают порой невероятно глупы.
— Для меня это был настоящий шок, — выдохнул Филипп и стер со лба пот. — Когда Люцифакс сказал, что знает, что я открывал запретную дверь… я думал, у меня остановится сердце. Не делай этого больше никогда.
— В первый и последний раз, — пообещала девочка. Взглянула на Филиппа, наклонилась и поцеловала его в щеку. — Кстати говоря, спасибо.
Филипп почувствовал жар. Осторожно дотронулся рукой до щеки, и, когда заговорил, голос его дрожал.
— Спасибо за что?
— За то, что ты меня не выдал. Он покачал головой:
— Но ведь это же была ты. Я не мог выдать.
— Но ты не знал, что это я.
— Да, конечно, — сказал он и вспомнил, как рассказал маме, что футбольным мячом в окно угодил Мортен. Он тогда в последний раз играл с Мортеном. А в его голове прозвучал голос Люцифера, шептавшего: «А если я тебе скажу, что иногда приходится лгать?»
Филипп смущенно улыбнулся и тут же испугался, что щеки могут покраснеть, вот черт!
— Тебе тоже спасибо.
Его глаза на долю секунду испытали тупую боль, и он закрыл их. Потом боль исчезла.
— …что это не Люцифакс?
Голос Сатины стал заметно громче, и Филипп попросил ее повторить.
— Я спросила, как ты узнал, что я не Люцифакс?
— Я понял это по тени, — ответил он. — Она была неестественной.
Она кивнула:
— Тень — это то единственное, что мы не можем изменить. Какой бы облик ни принял темптан, всегда можно видеть слабую тень от его первоначального вида. Как отражение монеты в стакане воды.
— Но все-таки это хороший трюк, — сказал Филипп. — И сколько времени можно пробыть в таком преобразованном облике?
— Это зависит от тренированности, — ответила Сатина.
Она вытянула сжатый кулак, и Филипп изумленно увидел, как ее пальцы соединяются, меняют форму и превращаются в конское копыто. Не похоже, чтобы это стоило ей больших усилий.
— Самые большие мастера могут растянуть пребывание в новом облике на час, но потом появляются дефекты. Мой собственный рекорд три четверти часа. То же самое касается тени. Чем ты опытней, тем меньше заметна вторая тень.
Копыто опять превратилось в руку, а Сатина покачала головой:
— Я до сих пор не могу понять, что этот мальчик-варгар делал в спальне. Обычно пакости устраивают совсем не варгары, а темптаны.
— Ты ничего не слышала о пропаже каких-нибудь вещей из спальни Люцифера? — спросил Филипп.
— М-да, раз уж ты заговорил об этом, — сказала она и щелкнула пальцами. — Пропала его Ночная книга.
— Ночная книга? Что это такое?
— Книга, в которой делают записи для себя, и никто посторонний не имеет права их читать.
— Так это же дневник!
— Нет, это Ночная книга.
— Ладно, Ночная книга, так Ночная книга. Значит, этот варгар украл ее?
— Нет, — Сатина улыбнулась. Ее улыбка и выражение глаз очень не понравились Филиппу. — Варгар не украл книгу. Ее украли мы.
Из своей черной одежды она извлекла толстую книгу, переплетенную в прочную черную кожу. Книга была старой, но в очень хорошем состоянии.
«Ночная книга» — было написано на обложке корявыми буквами.
— Ты украла… — Филипп дрожащим пальцем показал на книгу. — Сатина, как ты могла… Так же нельзя. Дневник, то есть я хочу сказать, Ночная книга — вещь очень личная, она… только для себя! Ты не имеешь права…
— Тс-с! — шикнула Сатина и выпрямилась на кровати. — Я не могу читать, когда ты болтаешь.
— Сатина, если это обнаружат, то…
Громкий смех прервал его слова.
— Здесь написано, как он однажды забыл про день рождения бабушки, — говорила она, продолжая смеяться. И хотя Филипп не хотел слушать, он не мог не слышать. — Она так рассердилась, что наслала на него проклятие, и его язык увеличился в три раза. Он вообще не говорил целую неделю.
