Владимир Наумов - Души потемки
К моему возвращению Царг, видимо, успел уже все выболтать и улизнул в сторону рощи. Я пристроил котелок над огнем, побросал в него лешачковых корешков и трав. Топ-Топ держал в лапе две стрелы.
— Лихо ты разгулялся — всю нечисть переполошил. Опять же Феникс возродился.
Прозвучало это как осуждение или нет, я не понял, но густо покраснел. Но наверняка он знал о моих «подвигах» в рыбацкой деревне.
— Ну, да, чего говорить — дело сделано.
Я готов был сквозь землю провалиться. А ведь были моменты, когда я мечтал поведать Топ-Топу о своем походе. Героический рассказ получался. И вот он здесь, а у меня только уши горели, а язык словно присох. О Перстне не спросил, но я видел — знает. Помолчали. Я изредка помешивал варево.
— Лешачка здесь оставь, пусть оклемается. Возьми вот, — он протянул глиняный горшочек. — Старуха передала.
«Откуда Жалейка знает, что Дрень-Брень ранен? Дня не прошло».
— Угощать будешь, или как?
Я подхватил котелок с огня. Топ-Топ уже приготовил ковш — мой ковш, что Скрип-Скрип подарил.
— Впредь не бросай, глядишь, сгодится.
Зачерпнул полный ковш, пригубил. Одобрительно почмокал.
— Мастак!
От похвалы потеплело на душе. Покончив со второй порцией, Топ-Топ засобирался.
— Пора, а то засиделся.
— Постой, мне столько нужно спросить.
— Свидимся — спросишь.
И ушел. Я был готов ногами топать от досады. Вдруг почувствовал себя таким одиноким, всеми брошенным и забытым. Две стрелы лежали поперек ковша, и, если бы не он, то я, пожалуй, решил бы, что Топ-Топ мне приснился.
— Улла!
— Когда ты перестанешь подкрадываться? — заорал я.
— Улла!
Призрак настойчиво звал меня в рощу. Из вредности я не торопился.
«То не пускают, то тропят, — ворчливо бубнил я себе под нос. — Вон еще — компот не пил».
Принес из родника воды и старательно залил костер. Собрал мешки. Компот выливать было жалко, и я прихватил его с собой.
«Хоть бы кто взялся помочь, — не унимался я, — что я, лошадь что ли?»
Навстречу вприпрыжку мчался Царг. Поравнявшись с призраком, он высоко подпрыгнул, но Улла был настороже и увернулся. Буль носился по лугу, наслаждаясь простором и безопасностью. Я уже открыл рот, чтобы рявкнуть на него, но вовремя себя одернул. Не дело срывать зло на верном товарище. С каждом шагом я чувствовал волнение, как будто мне предстоял серьезный экзамен. до рощи осталось с десяток метров, когда я поднял глаза и остолбенел. Еще издалека я подумал, что это, но не до такой же степени. Я задрал голову, но верхушка терялась почти в облаках, аж голова закружилась. А чтобы обойти вокруг, мне, наверное, понадобится несколько минут. Нижние ветви, на высоте 10–15 метров — были толщиной с хороший дуб. Темно-каштановая кора испещрена трещинами вперемешку с узловатыми наростами. Потрясенный увиденным, я не заметил, откуда появились две девушки.
— Дождя и солнца тебе, чужеземец.
Высокий мелодичный голос напоминал щебетание птицы. Обе были, как две капли воды похожи друг на друга. Тоненькие, стройные, с длинными изумрудными волосами. Короткие коричневые туники прикрывали гибкие тела.
— Дриады?! — как полный идиот, прохрипел я.
Заливистый, словно веселый ручеек, смех вогнал меня в краску. Смех внезапно оборвался.
— К сожалению, последние.
Девушка справа прильнула к дереву.
— Мы — последние Хранители Свайолей.
— Ивушка, — прошептал я вслух, сам того не сознавая.
Большие, с раскосинкой, как у сенбернара, глаза вспыхнули от восторга.
— Мне нравится.
— И я — хочу.
Обвив меня за шею руками, покраснела вторая дриада. Я лихорадочно соображал, но прильнувшее тело не позволяло мне сосредоточиться. Даже сквозь комбинезон я чувствовал жар маленькой твердой груди.
— Ласка!
Чмокнув меня в губы, с детской непосредственностью она указала на котелок.
— Что — это?
— Компот из ягод.
На губах я ощутил горьковатый привкус, как от пыльцы полыни. Две пары вопрошающих глаз окончательно околдовали меня. Я достал ковш и, зачерпнув напиток, остановился в растерянности, не зная, кому протянуть первой. Выручила Ласка. Она легонько щелкнула по носу Ивушку.
— Тебе первой — имя, а мне — компот, — тщательно выговаривая последнее слово, произнесла она.
Ивушка без возражений ей уступила. Присмотревшись, я заметил у нее на верхней губе маленькую родинку. Ласка оторвалась от ковша, маленький розовый язычок хищно скользнул по губам. У нее родинки не было. Ивушка, плавно покачиваясь, подошла к нам. Ковш перекочевал к ней. Тонкие изящные пальчики погладили древесину.
— Откуда?
После истории с кисетом, я не торопился отвечать.
— Сделано лесными братьями с того берега?
Дольше отмалчиваться не имело смысла.
— Мне его принес Скрип-Скрип.
— Вот видишь, — воскликнула Ласка, видимо продолжая ранее начатый спор.
Я пошарил по карманам.
— Вот еще его подарок, — робко сказал я, протягивая трубку.
Не знаю почему, но вдруг показалось очень важным, чтобы мне поверили.
— Они и дом мне построили, — выдал я последний козырь и замер в ожидании приговора.
Дриады переглянулись. Ласка притянула подругу к себе и что-то зашептала ей на ухо. Обе прыснули от смеха.
— Будь нашим гостем, Дающий Имена!
У меня отлегло от сердца. Боясь, что голос меня выдаст, я лишь кивнул головой. Змиулану не место здесь, сказал себе, для них я буду — Дающим Имена. В роще не было иных деревьев кроме свайолей. Клайв ухаживал за лешачком нежно, будто за собственным ребенком. Мазь Жалейки сняла жар, и Дрень-Брень уснул. Во сне он вздрагивал и иногда поскуливал, как испуганный щенок. Тревога исчезла с лица Клайва лишь под вечер, когда Дрень-Брень, проснувшись, слабеньким голоском поинтересовался — не проспал ли он обед. Я провел день, бродя по роще. Свайолей было трижды по семь. Если бы я не боялся ошибиться, то предположил бы, что их возраст исчисляется тысячами лет. Дриады мелькали меж ветвей свайолей, и меня охватывал страх от их безрассудства. Порой мне казалось, что они парят с одного дерева на другое. Царг гонялся за дриадами по земле. За весь день он лишь несколько раз проведал лешачка, на меня же не обращал внимания вообще. Даже самому себе я не хотел признаваться, что такое поведение буля меня задело. Вся компания собралась вечером у костра. В вышине шелестели листьями свайоли. Ласка с Ивушкой притихли, как мышки, исподтишка поглядывая то на Клайва, то на меня. Я чувствовал себя не в своей тарелке. От меня что-то скрывали.
— Ласка, почему это чудовище прозвали Страж-лес?