Вероника Иванова - Право быть
В гневе Роллена всегда была хороша, насколько я помню, но полгода назад ее голос еще не обладал стальными нотками, а васильковые глаза не могли похвастать пронзительной глубиной грозовых туч.
- Посмотреть на что, дуве?
- На меня! И как, насмотрелись?
Признаться, еще нет. Потому что смотрю и не узнаю свою старую знакомую. Прошло ведь всего ничего, несколько месяцев, ерунда по меркам не только вечности, а изменения налицо, причем в самом прямейшем из прямых смысле.
Раньше облик Роллены казался кукольным. Казалось бы, тонкость и правильность черт никуда не ушла, молочная белизна кожи и пухлость губ - все осталось при своей хозяйке, но теперь можно было с уверенностью утверждать: тот, кто трудился над живой куклой, был настоящим мастером, потому что с лица девушки каким-то чудом сошла патина пустоты.
Из уродины можно сделать красавицу, пусть и с большими затратами, но зато и постороннему наблюдателю известно, в каком направлении двигаться, ведь каноны красоты не столь обширны, как хотелось бы. Но сделать красавицу еще прекраснее… Удивительно, что такое вообще возможно. И дело не в том, какими глазами кто на кого смотрит, отнюдь. Дело в том, чтобы найти тот самый единственный штрих, способный избавить совершенство от мертвенного локоя. Неужели таковым штрихом оказалась простая и обыденная цель, хорошо знакомая каждому живому существу? Цель найти свое место в жизни?
- Вам все рассказали обо мне? Ничего не упустили?
Солгать? Ответить искренне? В хитросплетении человеческих чувств разобраться сложнее, чем в Кружеве заклинаний мира, всех вместе взятых. И, самое обидное, совершить опасную ошибку, разрывая ту или иную ниточку или затягивая узелок, намного вероятнее.
- Я предпочел бы услышать вашу историю из ваших уст, дуве, вот только…
- Только?
- Кто сказал, что я вообще хочу ее слушать? - Улыбаюсь, доставая бумагу с предписанием.- У вас ведь точно такая же?
Роллене ничего не оставалось, как кивнуть, сглатывая то ли гнев, то ли обиду.
- Значит, сегодня мы равны. Когда на башне пробило полдень, прошлого не осталось. Мы пришли на этот мост, чтобы шагнуть в будущее, не правда ли? С воспоминаниями пусть каждый разбирается сам, а что касается сплетен… Только дураки и коровы день за днем жуют одну и ту же жвачку. Если вы посчитаете нужным что-то рассказать о себе, расскажете. Но не раньше, чем мы все-таки узнаем, зачем нас позвали сюда.
- Разумные слова, юноша. Разумные и правильные. Если хочешь чего-то достичь, не стоит тратить время почем зря.
Он появился позади нас совершенно бесшумно, и это казалось тем более странным, что его правая рука опиралась на увесистый короткий посох, по всей видимости, помогавший немощным ногам нести грузное тело.
Старик, седой, с гладко выбритым лицом, изобличавшим столичного жителя, потому что уже в миле от Виллерима мужчины начинают отпускать бороды задолго до рождения первого внука. Длинные тонкие волосы, приличествующие священнослужителю, и массивный подбородок, не позволяющий усомниться в том, что его обладатель в своей жизни занимался чем угодно, только не восхвалением богов. Прозрачные, с легкой дымкой глаза, глядящие вроде и на тебя и в то же время куда-то в сторону, но вовсе не потому что человек не испытывает к тебе ни малейшего уважения, просто ему с высоты прожитых лет важными видятся совсем иные вещи.
Солнечный зайчик, прыгающий по черепице. Крошащийся под ладонью камень перил. Пробивающаяся между камней мостовой травинка. Задумчиво насупленный малыш, держащийся за юбку матери. Разве все это не стоит намного дороже, чем мышиная возня обогащения или стремление хотя бы кончиком пальца дотронуться до власти? Может быть, пожилой незнакомец, окликнувший нас, до сих пор крутится в колесе извечных человеческих желаний, но летний полдень, смягченный ветерком с воды Большого канала, на какой-то миг напомнил, чем жизнь по-настоящему замечательна.
Напомнил не только ему, но и мне.
- Прошу прощения, что припозднился, молодые люди.
Возраст, знаете ли… М-да, возраст. Но теперь ничто не мешает нам немного побеседовать.
Хм. Это и есть посыльный Опоры? Не слишком ли староват для своих обязанностей? Или в Опоре посчитали, что нам с Ролленой довольно и такого гонца?
- Пойдемте прогуляемся по набережной, а то мои стариковские ноги не терпят простоя: едва остаются без работы, сразу забывают, как надо шагать.
Он медленно сошел с моста и двинулся вдоль канала, ощутимо опираясь на посох и время от времени поддергивая кафтан над поясом, по всей видимости, чтобы широкие складки не сбивались вместе и не давили слишком сильно на объемистый живот. Мы последовали за нашим провожатым, стараясь не забегать далеко вперед, а оставаться рядом, ловя каждое слово, мудрое или пустое.
- Прежде чем вы рьяно приметесь за дело, молодые люди, а вам, я так и чувствую, не терпится испытать свои силы, усвойте, что не бывает глупых и никчемных заданий. Если вам что-то поручено, сие должно быть исполнено со всем тщанием и прилежанием, такова первая заповедь Опоры. Никто не станет вас упрекать, если добьетесь поставленной цели своими собственными способами, но вот если не добьетесь… Думаете, раз вы уже здесь и слушаете стариковские бредни, упорства вам не занимать? Ой, молодые люди, как вы ошибаетесь! Начало может быть всяким, и простым, и трудным, но, чтобы добраться до окончания, надобен во сто крат более тяжкий труд. Не будете увиливать от работы? Пройдете дорогу, на которую ступили, до конца. Хотите лениться? Тогда вам лучше сразу повернуться и уйти, пока не стало поздно.
- А когда… когда станет поздно? - спросила Роллена, справившись с волнением.
Старик остановился, повернулся и протянул девушке раскрытую ладонь, посередине которой лежал округлый предмет, похожий на рыбий пузырь. Под белесой полупрозрачной пленкой отчетливо проступали очертания чего-то округлого, металлически поблескивающего.
- Когда я передам вам эту вещицу.
- А что это такое?
- То, что сможет либо облегчить, либо усложнить вашу жизнь на ближайшие сутки. Малая королевская печать.
Ого- го. Такими предметами обычно не разбрасываются, вручая кому ни попадя. С малой печатью можно, к примеру, заручиться поддержкой городской стражи, а можно пойти в королевский монетный дом и получить столько денег, сколько сможешь унести. Другое дело, что Роллене не интересно ни то, ни другое, а мне и подавно нет никакого дела до кусочка могущества, находящегося на расстоянии вытянутой руки. Нам обоим не нужна власть.
Не нужна.
Неужели…
Так вот как происходит настоящий отбор! Претендующих на право стать камнем Опоры наделяют властью лишь немногим меньшей, чем королевская, и внимательно наблюдают за каждым их шагом, наверняка тщательно отслеживая малейшие промахи. Тот, кто желает служить трону, не воспользуется неожиданно свалившейся на голову свободой поступков, не воспользуется хотя бы потому, что будущее сулит гораздо большие барыши и полезнее на время умерить свои аппетиты и амбиции, чтобы потом, уже по достижении желанного статуса… А новичок, одуревший от даром доставшейся власти, все равно не успеет за сутки натворить много бед. Скорее всего, не успеет. Что ж, возможный риск с лихвой оправдан: тот, кто пройдет испытание, окажется одновременно и допущен к управлению, и жестко связан внутренними правилами Опоры, а не справившийся с соблазном легко и быстро отсеется.
