Пол Андерсон - Дахут, дочь короля
Когда он ступил на пол в холле первого этажа, его охватило изумление. Входил другой человек. Он узнал эту гибкую фигуру среднего роста, это голубоглазое курносое лицо, эти волосы и юношескую бородку, удивительной чернотой оттеняющие белую кожу. Идущие навстречу юноши остановились и уставились друг на друга.
Томмалтах нарушил молчание.
— Ну, ну! — произнес он. В его исанском звучал беглый акцент. — Конечно, это сюрприз, — он ухмыльнулся. — Или что?
Карса вспыхнул.
— Что тебе здесь нужно? — потребовал он ответа.
— Думаю, то же, что ты только что получил. С тех пор как я поселился в Исе, — скотт пожал плечами, — ревновать было бы глупо. Мы оба лишь платим за свое время, вместе с остальными.
— Время?
— Брось, парень, не отняла же у тебя Джорет ум. — Пока мимо них проходили люди, Томмалтах подступил ближе и понизил голос. — Через два года, не считая нескольких месяцев, принцесса Дахут освободится.
— Но за кого же она выйдет? Не за тебя или меня!
— О, сомневаюсь, что она вообще сможет быть с каким-либо мужчиной. Придержи свой гнев! Не серди меня. Ты больше с ней общался, ты, везучая шельма. Будешь ли ты надеяться вместе со мной, что мы окажемся среди тех, кого она одарит своей благосклонностью?
Глава пятая
Несмотря на то что комната в базилике Турона, та, что для конфиденциальных совещаний, была наружной, казалось, место где стоял Грациллоний специально было выбрано так, чтобы зрительно его уменьшить. Вполне вероятно, так оно и было. Обычно там находилось десять-двадцать человек. Сейчас он был один, напротив него — двое. Сидящий за столом секретарь, который записывал сказанное, был не в счет. Он был рабом, менее вещественным, чем изображения на стенах. Те были обновлены слоем свежей штукатурки, скрывавшей каких-то изображенных там раньше язычников. Художнику явно не доставало опыта. Костлявые вытянутые образы пристально смотрели большими глазами: Христос в окружении ангелов и святых излучал силу; они судили и осуждали.
Призванный говорить кратко, король Иса стоял перед правителями Терции Лугдунской. Они сидели на стульях, таких высоких и богато украшенных, что могли сойти за троны, на них теплые тоги, вокруг убранство, в старомодности которого ощущалось влияние стиля поздней империи. Грациллоний уже долго стоял на ногах. Войдя с теплой улицы, он обнаружил, что его туника и штаны не годятся для здешнего холода; колени устали, а беспокойство внутри нарастало.
— Ты по-прежнему упрямишься? — спросил губернатор. Тит Скрибона Глабрио был тучным мужчиной, но под челюстями и подбородком скрывалась суровость, более подходившая его мрачному компаньону. — В свете указа августа, врученного тебе для осведомления, запрещено поклоняться ложным богам. Их храмы и доход должны быть конфискованы в пользу государства — ты отказываешься от своего долга поддерживать веру или хотя бы ее принять?
Грациллоний подавил вздох.
— С должным уважением, сэр, — ответил он, — мы обсуждали это на протяжении всего дня. Повторяю, Ис — это суверенная нация. Его закон требует, чтобы король руководил старинными обрядами. Там, в вашей церкви, есть способный священник; я покровительствую ему и его общине; большего я сделать не могу, пока остаюсь королем.
— Вам могут это припомнить, префект.
— Сэр, я знаю. Вы можете меня арестовать. Но снова вам говорю, что тогда? Ис оскорбится. Он выйдет из договора о сотрудничестве, которое, осмелюсь сказать, было бесценным для Рима. Что касается нового короля, то Ис будет действовать так же, как в прошлом, когда терял его не по обряду. Он найдет нового человека, чтобы охранять Лес: купленного раба, бандита-добровольца, ищущего убежище вне закона империи, не важно. Какая-разница, что он будет проводником идей Совета, ведь я не стану вмешиваться и у меня не будет оснований хранить верность Риму. Дадите ли вы Ису отступить в изоляцию, или придете и опустошите его, вы потеряете защиту Арморики.
Квинт Домиций Бакка, уполномоченный, произнес скользящие коварные слова:
— А ведь каким вы оказались предприимчивым, Грациллоний? Потворствуете торговле с варварами в Ибернии. Я трижды писал вам, объясняя, как приток золота расстраивает имперскую политику, побуждая людей не пользоваться денежным обращением, установленным августом, обходить нормальные коммерческие каналы, уклоняться от налогов, попирать правила и с возрастающей частотой стараться избегать тех жизненных установок, к которым призывал Господь. Но вы не пресекли подобную деятельность.
— Сэр, вы получали мои донесения, — ответил Грациллоний. — В отношении контрабанды я сделал все, что мог, но я по-прежнему считаю, что важнейшая работа ваших морских патрулей состоит в том, чтобы защищать от пиратства и поддерживать моряков в нужде. А не в том, чтобы задерживать купеческие суда. Между тем, путешествуя, я видел, как процветают соседние народы — Арморикскис племена, — насколько их становится год за годом все больше. Люди здоровы, сыты, хорошо одеты и под кровом…
— Тихо! — вмешался Глабрио. — Мы знаем о вашей деятельности в западной части полуострова, намного превышающей данные вам наказы. Какие цели вы преследуете?
Грациллоний окаменел. В нем разгоралась злость, выжигающая усталость. Тем не менее он тщательно подбирал слова.
— Сэр, я пояснял снова и снова, и не сегодня, а в письмах и во время посещений вашему предшественнику. Не могу понять, почему вы настаиваете. Что же, я знал, о чем вы станете спрашивать, и пришел, готовый ответить. — Апулей Верой предостерег его четыре года назад, и неоднократно впоследствии; он спрашивал самого себя и обдумал свои открытия. — Я сделал это в первый же час нашей беседы. Зачем вы заново меня протаскиваете через объяснения очевидного — я потерял счет тому, сколько раз, какими способами — без малейшего отдыха, не притронувшись к принесенным для вас закускам? Вы хотите меня измотать? Сэр, вы напрасно теряете время. Однажды меня допрашивали под пытками, и это тоже было пустой тратой времени, по той же самой причине. Просто мне нечего больше сказать.
Глабрио вспыхнул.
— Ты дерзишь?
— Нет, сэр. Я правдив, каким и должен быть солдат. Я являюсь еще центурионом Второго легиона.
— А-а-а, — промычал Бакка. На его губах играла едва заметная улыбка. — Верно замечено. К тому же ты не грубоватый ветеран, которого из себя строишь. Но это мы уже знаем, не так ли?
Внутренне Грациллоний успокоился. Они благосклонно восприняли, эти двое, его напоминание о том, что их авторитет касался гражданских дел. Его позиция в Исе всегда была направленной, сомнительной, особенно после падения назначившего его Максима. Должность охватывала и военные, и дипломатические функции. Чтобы его отстранить, необходимо было бы официальное мнение или но крайней мере согласие правителя и, вполне может быть, людей, стоящих выше по званию, возможно Стилихона. Неужели эти персонажи действительно думали, что могут принудить его к чему-либо?
