Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора
— В общем, — снова вставил Барден, — он желает возвращения Илис в лоно семьи?
— Именно так.
— Вы не лжете, принц.
— Разумеется, нет! — вспыхнул Крэст. — А если вы сомневаетесь в моей искренности, то загляните в мои мысли, вы ведь это можете!
— Могу, — спокойно подтвердил Барден. — Но нужды в этом нет… А скажите, принц, не надоело вам гоняться за вашей сестрой по всему миру столько-то лет? Что мешало вам вернуться домой? Ведь ясно было, что Илис-то возвращаться в Истрию не намерена, и вашему государству она угрозы не несла.
— Это вопрос престижа, — надменно ответил Крэст, красиво изогнув длинную ровную бровь. — Но вы в самом деле не знаете, где она?
— Нет.
— Клянусь честью, ей никто не причинит зла, и никто более не станет посягать на ее свободу.
— Я вам верю, но ничем помочь не могу. Я не отслеживаю ее перемещения.
— Жаль, — без особой печали сказал Крэст. — Но скажите хотя бы: она в самом деле не представляет ни для кого опасности?
— Вы полагаете, я лгал вашему отцу?.. — понизив голос, поинтересовался Барден, и глаза его опасно блеснули.
— Ни в коем случае. Но мне было бы понятно ваше желание, как учителя, защитить свою ученицу от недоброжелателей.
Барден одарил Крэста столь тяжелым взглядом, что тот немедленно пожалел о последней фразе.
— Дело не в моих личных желаниях, а в странной политике вашего отца, принц.
Аристократически-бледное лицо Крэста застыло надменной маской, столь хорошо знакомой Илис. Барден усмехнулся про себя. Подобной спеси он не встречал ни у одного представителя многочисленных августейших семейств западной части материка.
— Мой отец избирает ту политику, которую считает наиболее приемлемой для государства, — заявил Крэст.
— Ну разумеется. А вы, принц, безоговорочно подчиняетесь любому его решению?..
— Как и ваш сын, полагаю, — ответил Крэст и, сам того не зная, угодил в больное место Бардена. Тот с трудом удержался, чтобы не поморщиться. — Я чту своего повелителя и как отца, и как короля.
— И вы без сожалений вернетесь домой, повинуясь его приказу? — продолжал допытываться Барден.
— Какое это имеет значение?
— И все-таки…
— Говоря по правде, — очень неохотно сказал Крэст, вынужденный отвечать под давлением собеседника, — я буду рад вернуться. Но еще радостнее мне было бы вернуться вместе с Илис.
— Разве вы не ненавидите ее?
Идеально красивое, без малейшего изъяна, холодное лицо Крэста вспыхнуло — от чего он стал еще красивее, — и снова побледнело сильнее прежнего.
— Мы изрядно помучили друг друга, и счет у нас друг к другу изрядный, но… Илис моя сестра, и, я думаю, она как-нибудь сумеет простить меня… а я — ее.
— Илис не злопамятна, — заметил Барден.
А про себя добавил — если только не причинить ей непоправимого зла. Предполагаемую смерть Грэма она, судя по всему, мне так и не простила, иначе уже как-нибудь дала бы о себе знать…
— Не могу сказать того же самого о себе, — холодно ответил Крэст. — Но, повторяю, мы сумели бы примириться.
Собеседники немного помолчали, разглядывая друг друга. Крэст был очень похож на Илис, с поправкой на возраст и мужественность черт, но его сестра никогда не была так холодна и высокомерна. А он, судя по всему, никогда не улыбался так, как она. Как же мне ее не хватает, подумал Барден с усталым удивлением. Никогда не мог предположить, что и спустя четыре года буду тосковать по этой лукавой девчонке…
Не однажды он предпринимал попытки разузнать что-нибудь об Илис. Хотя бы только для того, чтобы убедиться — с ней все в порядке, она цела и здорова. Но даже Сумеречная гильдия, в которую он, помимо прочего, обращался за помощью, не смогла ничего сообщить. Он подозревал, что неуспех гильдии является отнюдь не следствием умения Илис заметать следы. Без сомнения, истрийка имела множество знакомцев и среди братьев Фекса, они очень хорошо относились к ней и готовы были укрывать ее даже от императора, зная, что он пытается найти ее. Братья были сильны круговой порукой…
— Я был откровенен с вами, — снова заговорил Крэст. — И, мне кажется, могу ожидать ответной откровенности.
— Что вы хотите услышать?
— Правдивый ответ на вопрос, который я уже задавал вам.
— Но я ответил на него, — с возрастающим раздражением сказал Барден. — Или вы все-таки подозреваете меня во лжи?
— Нет! Но поймите мою настойчивость правильно. Вы последняя ниточка, которая могла привести меня к Илис. Вот уже несколько лет я не могу найти и следа ее, как будто она стала невидимкой или изменила внешность. Я надеялся, что вы сможете что-то сообщить…
— Нас уже давно ничто не связывает, — медленно и тяжело сказал Барден. — Но вы не допускаете мысли, что она могла уехать, скажем, на юг? Южные земли обширны, а в джунглях несложно затеряться бесследно.
— Может быть. Но в таком случае нет никаких шансов отыскать ее.
— Но вы продолжите поиски?
— Нет, — после короткого раздумья ответил Крэст. — Я возвращаюсь на Латер. Думаю, мое присутствие принесет больше пользы там, чем здесь. Отец мой уже немолод, и он… впрочем, неважно. А вас, ваше величество, я могу попросить об услуге?
Барден молча наклонил голову.
— Если вы вдруг увидите Илис… или получите возможность послать ей весточку… пожалуйста, передайте ей, что домой она может возвращаться без страха.
— Если увижу — передам.
— Благодарю.
Проводив гостя, Барден снова сел в кресло и подумал: жаль, что не удалось добиться этого раньше… четыре года назад. Илис обрадовалась бы возможности вернуться домой, к родителям и брату. А теперь… где ее искать? Конечно, рано или поздно она поймет, что никто больше не гоняется за ней по королевствам, и решит выяснить причины этого; Илис любопытна. Но когда это еще будет…
Одно хорошо — Крэст Авнери возвращается на Латер, в Истрию и, кажется, рад этому. Хоть кому-то многолетние усилия императора принесли пользу.
* * *Неделю Илис прогостила в доме Рувато и окончательно поняла, что никаким способом невозможно выбить из бывшего князя его великосветские манеры. Никакие обстоятельства не заставят его вести себя иначе, чем придерживаясь правил горячо любимого столичного этикета. Илис серьезно подозревала, что и наедине с самим собой он остается таким же вежливым, изящным, ироничным и почти неизменно улыбчивым.
Возможно, дело было даже не в воспитании. Илис готова была допустить, что свои манеры светского льва Рувато всосал с молоком матери. Иначе как можно было объяснить, что и грубое сукно он носил с небрежным изяществом, о котором могли только мечтать завсегдатаи модных столичных салонов, наряженные в тафту и парчу и похожие в этих дорогих тканях на пестрых попугаев? Что заставляло его даже в этом захолустье каждое утро выходить в гостиную тщательно выбритым, причесанным и свежим, разве что не благоухающим дорогими духами (на которые у него просто-напросто не хватало теперь средств)? Он не носил больше кружев и золотых перстней, но не становился от этого менее элегантным. Гостье он улыбался как прежде, улыбкой несколько томной, но искренней — об этом можно было судить по тому, как ярко она отражалась в его зеленоватых глазах, — целовал ей руку и заводил легкий, ни к чему не обязывающий, остроумный и в полной мере светский разговор. О своем прошлом он больше не упоминал.