Лора Вайс - Весна
- Не бойся, - еле слышно сказала Весна, глядя на него с большой любовью и нежностью. – Нынче я твоя и после ночи нашей – останусь твоею навсегда, хоть и придется нам разойтись.
Краса мучить любимого не стала, сама сняла с себя сарафан, а после скинула и рубаху. Теперь токмо длинные волосы прикрывали излишнюю наготу.
Лан подошел к ней плотную, коснулся плеч:
- Душа моя в твоих руках. И что делать с ней, тебе решать.
- Я хочу любить тебя, хочу утонуть в ласке твоей.
Весна обняла Лана, прижалась к нему крепко и отдалась в его руки полностью. А уж что да как делать – оба сообразили быстро, тут ведь все происходит по наитию. Любовь всегда подскажет, а меж зверем и красой любви было очень много.
Страсти поутихли лишь к утру. Двое возлежали на мягкой траве и смотрели на то, как Боги разукрашивают небосвод в розовые да красные цвета.
Лан держал Весну за руку, он пытался запомнить ощущения, которые сотворили с ним этой ночью нечто чудодейственное. В душе зверя зародилась надежда, а любовь воспылала пуще прежнего.
Но времечко торопилось, пора было девице возвращаться в деревню, к нелюбимому…
Часть 17
Лан проводил Весну до речки, дальше идти девица ему не позволила. Смотрел он на красу очами полными тоски и горечи, ведь уходит сердешная, да не абы куда, а в руки к другому.
- Что дальше-то будет? – спросил Лан. – Уйдешь, а мне куда деваться?
И тут Весна расплакалась, не знала она, как поступить так, чтоб и любовь сберечь, и мать с отцом от позора спасти. Ведь ежели нарушит она слово данное Судимиру, то вся деревня подымется, поедом родимых съедят и вон из дома погонят.
А у Лана сердце сжалось от ее горьких слез, понимал зверь, не может любимая на две части-то разорваться. Посему подошел к ней да крепко обнял:
- Не плачь, - склонил он голову к ее плечу. – Я горы сверну, но заберу тебя.
- Не выйдет. Отпусти меня, так всем легче будет. Не в то время мы с тобою встретились.
Хотел было Лан возразить, токмо Весна ладонью рот ему прикрыла, да покачала головой на его немой вопрос.
- Прощай, светоч мой. Не поминай лихом.
Все это время из темной чащи за ними сам Велес наблюдал, обратился Бог в птицу ночную, дабы не узнали его. Сидел Велес на ветке и думу думал. Вроде и победил он ворога своего, токмо мало для того влюбленных сердец, Весна по уговору должна с Ланом уйти, тогда только Перун признает пораженье. А чтобы случилось сие, надобно в деревню наведаться, да вмешаться в людские дела спорные.
Но и Перун не дремал. Мимо его очей дела сердешные не прошли. Громовержец сдаваться совсем не желал, да и рассерчал не на шутку, покуда детище-то рукотворное ослушалось, супротив воли пошло. Негоже это. Токмо Перун понял, Весна в лепешку расшибется, а вреда зверю не причинит. Тут иной подход надобен. И в голове воссияла мысль, от которой расплылся громовержец в широченной улыбке.
А Весна тем временем покинула возлюбленного. Пока шла, все останавливалась, порывалась вернуться к Лану, но совесть криком кричала. Так и добрела краса до деревни, обогнула дома соседские, в том же месте перелезла через плетень и направилась к сараю. С каждым шагом сердце колотилось все сильней, в голове мыслей проносилось немерено. А вдруг проснулся Отай? Вдруг всех на ноги поднял, и ищут теперича ее, а как найдут, так сразу все и раскроется? Али никому не сказал, позора побоялся и сидит в сарае, ждет ее, чтобы на месте и порешить?
Токмо толку-то бояться? Коль судьба пасть от руки мужа, то пускай так и будет. Все равно без Лана никакой жизни нет и не будет боле.
Подошла Весна тихонько к двери, приоткрыла слегка и глянула в щелку. Темно в сарае, лучина погасла давно, а из глубины мирное сопенье доносится, тогда дева вздохнула с облегченьем и вошла внутрь. Спит Отай, не обманул Велес, крепкие травки подсунул.
Девица тут же скинула с себя одежды, да нырнула под пуховое одеяло. Сон сморил тотчас, все ж непростая у нее была ночка.
И только сны унесли в далекие дали, наступил рассвет. Первые лучи окрасили сарай в рыжину, свет пробился в щели и теплым отпечатком лег на спящих супружников.
Отай проснулся первым, раскрыл глаза и еще долго лежал, пытался вспомнить, что ж ночью-то было. Одежи на нем не имелось, жена рядом возлежала обнаженная тож, выходит, овладел он Весною, да видать перебрал бражки, посему и запамятовал, что да как было. Ну и не беда, теперича ночей впереди у них много, будет еще, что вспомнить. Хотя, чего уж оттягивать? Отай склонился над любимой, припал устами к обнаженному плечу и прошептал:
- Просыпайся, свет очей моих. Позволь полюбоваться тобою.
Весна нехотя открыла глаза, и спросонья хотела было улыбнуться, подумалось ей, что Лан рядом, но как увидала напротив муженька, так нахмурилась, оттолкнула Отая от себя и накрылась с головой. Новоиспеченный муж токмо и успел, что ахнуть.
- Ты чего ж, это? – начал он. – Никак не мил я тебе?
И пришлось Весне соврать, да в богатых красках:
- Еще бы мил ты мне был? – крикнула она из-под одеяла. – Медведь сиволапый! Бражки налакался, да так, что думала, поломаешь меня! Накинулся зверем, одежи посрывал, а уж что дальше творил и вспомнить боязно. Обидел меня, страданья причинил! Нет тебе боле веры!
- Да как же? Да я ж! Вот уж… - попытался хоть что-то сказать Отай, но от испуга и удивленья не смог.
- Что ты тут мычишь, ирод? – выбралась-таки Весна наружу, вскочила и еще больше на Отая напустилась. – Ты глянь? – начала она совать ему в лицо руки свои, а на тех царапины да синяки, все ж беготня по темному лесу даром не прошла. – Глянь, говорю! Супостат проклятый! Изуродовал! Трепал меня аки куклу тряпичную. Что глазами-то хлопаешь? Не стыдно так с женой обращаться? Вот всем поведаю о замашках твоих звериных, пускай народ честной знает, кто таков сынок Старейшины.
Тогда Отаю больше ничего не оставалось, как пасть пред ней на колени:
- Прости! Прости, родимая! Убей, не помню, что творил. Что хочешь со мной делай, коль таким извергом оказался!
Сейчас же Весна прищурилась, слезы изобразила:
- А ничего я с тобой делать не буду боле! Хоть тронь еще раз! Разнесу молву по деревне!
От таких речей совсем Отаю плохо стало, вскочил он, схватил рубаху со штанами и вон из сарая выбежал.
Когда дверь в сарай захлопнулась, Весна рухнула на кровать и разревелась, что было мочи. И стыдно ей было, и больно, и страшно. Но вдруг, словно стрелой ее пронзило, подняла краса голову, заплаканные очи злостью сверкнули:
- Вы еще попляшете у меня. Я вам еще покажу чёртово рыло. Захотели воли лишить? Пополам согнуть? Ну, поглядим, кто кого поборет.
