Виктор Харп - Беглец
Жрец скинул капюшон. Он оказался абсолютно лыс, хотя не выглядел старым, а его улыбка на желтом лице с натянутой, как пергамент, кожей, не предвещала ничего приятного для моего ближайшего будущего. Цепкий взгляд темных глаз был физически ощутим: мне показалось, что по моему телу поползли пауки, оплетая невидимой паутиной. Заклинаний я не слышал, и губы жреца не шевелились, но я чувствовал: каким-то образом иерарх пытается подавить мою волю. Помедлив, он согласился:
— Будь по-твоему, принц. Твои требования не чрезмерны, я дам тебе клятву.
— От имени всех Гончаров Подлунного мира? — уточнил я.
— Хорошо, — усмехнулся этот матерый убийца и лжец. — Но и ты поклянешься следовать за мной без сопротивления, не делать попытки к бегству и вернуть мой знак, как только мы достигнем ближайшей обители Эйне.
Он принес клятву, и заодно выяснилось его имя: Врон. Формулу клятвы я не знал, да и Ринхорт вряд ли, потому мне было все равно, что говорит желтокожий на языке жрецов Эйне, пусть хоть частушки речитативом рассказывает.
Я тоже поклялся. Иерарх снял с себя знак и бросил мне. Из девяти полусфер на круге четыре были темными, словно мертвыми. Ринхорт говорил, что иерархами становятся после создания девяти дарэйли. Значило ли это, что у слуги Эйне осталось всего пять живых рабов? И где они сейчас?
Должны быть поблизости, — понял я по яркому сиянию пяти камней. А вот этот тигровый камушек — особенно ярок. Я провел по нему пальцем. Полосатая тварь на тропе вскочила, с глухим рычанием обнажив клыки. Ага, не понравилось.
Ринхорт, злобно ворча сквозь зубы ругательства, обогнул раздраженную "киску" и исчез за поворотом. Груда железа последовала за ним, словно на поводке. Я остался один на один со служителем Эйне, гигантской хищной тварью и кучей неизвестных людей, таившихся по окрестным кустам.
* * *Как только дарэйли скрылся (наверняка оттянув на себя часть лучников, не оставит же его Сферикал без наблюдения), иерарх Врон приказал:
— Проследи за ним, Граднир!
Чудище поднялось. Что ж, этого я и ждал. Надеюсь, мой торжествующий оскал получился достаточно зверским, когда я поинтересовался:
— Ты так быстро стал клятвопреступником, жрец Врон? Останови своего дарэйли.
Вскинув руку и щелчком пальцев заставив "киску" замереть, иерарх осклабился, тоже показав зубы:
— О недопустимости слежки за Ринхортом ничего не сказано в нашем договоре.
— Зато было требование оставить его в покое отныне и навсегда, а слежка — посягательство на тайну личной жизни.
— Я так не думаю, ваше высочество, но Сферикал устранит наши разногласия.
— Я сам устраню наши разногласия. Считаю, что ты нарушил договор, жрец, и он потерял силу.
Со стороны могло показаться, что произнести заклинание разрыва духовных уз легко и просто. Может, кому-то и легко. Но на этот раз все было по-другому, чем на кладбище, когда мне (или нам со стариком паттером?) удалось устранить жреца и освободить Ринхорта. Тогда получилось стихийно, на волне ярости.
Сейчас я должен был сохранять безразличие на лице, не пошевелившись, а после трех предыдущих безуспешных попыток не было уверенности, что из этого что-то выйдет. От меня потребовались все силы, которые я во время разговора концентрировал так, чтобы ни искры не вырвалось наружу, ни мысли не просочилось.
Подняв знак жреца над головой, я выкрикнул:
— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner!
На этот раз я знал, чувствовал: получится!
Глаза иерарха опасно сузились, но он не успел ничего предпринять. Жреческий диск раскалился в моих руках, вспыхнул и разлетелся брызгами. Получилось!
Врон яростно вскрикнул, прыгнул ко мне. Но между нами мелькнула полосатая молния, и наземь повалилось окровавленное тело иерарха с развороченной грудной клеткой и выпадающими кишками. Зверюга, рыча, продолжала терзать своего бывшего хозяина, ошметки плоти летели во все стороны. В лесу раздались дикие крики боли, визг и вой. Из кустов выметнулись еще три чудовища и накинулись на останки Врона.
Я закрыл лицо ладонями, опускаясь на бревна. Меня тошнило от слабости и вообще.
— Хватит, — давясь спазмами, глухо прошептал я. — Остановитесь, вы же не людоеды. Прекратите.
Полное ненависти рычание стихло.
Подняв глаза, я обнаружил четверых перепачканных кровью и все же потрясающе красивых дарэйли — двух мужчин и двух женщин, стоявших передо мной, угрюмо отводя взгляды. Друг на друга они тоже старались не смотреть. Один из мужчин показался мне знакомым.
— Где остальные дарэйли вашего жреца? — спросил я, вспомнив, что активными были пять из девяти камней на жреческом знаке.
Мне ответила невысокая девушка в серебристо-черном обтягивающем одеянии, сидевшем на ней, как вторая кожа, и не скрывавшем ни единого изгиба стройной фигуры. Черные волосы, заплетенные в множество косичек, спускались до ягодиц. Было в ней что-то змеиное — в скользящих движениях, в непроницаемом пристальном взгляде черных глаз без зрачков.
— Четверых он давно утратил, пятая передана другому жрецу и осталась в войске князя Доранта Энеарелли.
— Что связывает князя с Гончарами?
Губы девушки скривились:
— То же, что связывает одного жреца Эйне с другими.
Это была очень плохая новость.
У судьбы страшные шутки. Когда-то я убил того, кого люди считали моим отцом — императора Ионта. Что бы ни вошло в меня в ту ночь, это неважно: мои руки держали тот нож. Когда-то я поклялся в Лабиринте, что ни один встретившийся мне на пути убийца со жреческим знаком на груди не останется безнаказанным за то, что они сотворили с нами, со мной, матерью и братом. И теперь оказывается, что я должен убить и деда, если встречу его. За то, что он — худшее из чудовищ, Гончар.
Вспомнив, что иерарх притащил с собой и людей, я спросил:
— Что с лучниками?
Она облизнула губы розовым раздвоенным язычком.
— Разбежались. Мы их не тронули, принц.
Что-то слабо верилось, но проверять ее слова не было времени.
— Давайте сразу договоримся: я не принц, не надо так меня называть.
— Но почему? — удивилась она.
Я вздохнул и отделался самым убойным с моей точки зрения аргументом:
— У меня от этого сильно портится настроение. Зовите меня Райтегор, а лучше — просто Райтэ.
— Как скажешь, Райтэ, — поклонились все четверо. Их благодарственные излияния я пресек, невежливо отмахнувшись. И без них тошно.
За поворотом тропы послышался топот бегущих ног и лязг железа. Ринхорт возвращался. Так и думал, что он околачивается где-нибудь поблизости.
