Мари Лу - Молодая элита (ЛП)
— Я заказал ее для тебя, — поясняет Рафаэль. — Не желаешь примерить?
Я киваю, всё еще не находя слов.
Рафаэль надевает на меня маску. Она плотно и удобно прилегает к лицу, словно давно утерянная, но вновь обретенная часть меня самой. Теперь белоснежный фарфор с блестящим рисунком полностью закрывает шрам на месте глаза, и без этой отвлекающей метки проглядывает естественная красота моего лица.
— Аделинетта, — выдыхает Рафаэль, наклонившись. Его теплое дыхание касается моей кожи на шее. — Ты воистину поцеловала луной и водой.
Я молча смотрю на него в ответ, ощущая, как внутри меня просыпается что-то очень мощное — погребенный огонь, потушенный в детстве и позабытый. Я всю свою жизнь жила в тени отца и сестры. Сейчас, впервые выйдя на свет солнца, я осмеливаюсь думать о себе иначе.
Изуродованная бабочка вновь прекрасна.
Из коридора доносятся голоса. Прежде чем мы с Рафаэлем успеваем как-то среагировать, двери распахиваются и входит Энцо. Мои щеки моментально вспыхивают, и я слегка наклоняю голову, надеясь, что принц этого не заметит.
— Она готова? — останавливает он взгляд на Рафаэле. Затем замечает меня.
Что бы он ни собирался сказать, слова застывают у него на языке. На его лице мелькает тень какой-то эмоции, спрятанной глубоко внутри.
Рафаэль внимательно за ним наблюдает.
— Потеряли дар речи, Ваше Высочество? Приму это как комплимент.
Мгновенно придя в себя, Энцо обменивается с ним взглядами. Я смотрю на них, не уверенная в том, что означает их молчаливый диалог. Наконец Энцо отворачивается от нас, намеренно избегая моего взгляда.
— Она начнет обучаться завтра, — бросает он перед уходом.
Терен Санторо
Когда Эстенция окунается в лучи заката, Терен закрывается в своей спальне. От досады на его щеках играют желваки.
Со времени побега Аделины с места ее казни прошло уже несколько недель, а он всё еще не нашел ни единого следа. Если верить слухам, она где-то здесь, в Эстенции — это всё, что удалось узнать его патрулям. Но Эстенция — огромный город. Ему нужна более точная информация.
Терен расстегивает золотые пуговицы на своей инквизиторской мантии, скидывает ее и снимает надетые под нее доспехи. Затем стягивает через голову тонкую льняную рубашку, обнажаясь по пояс. Падающий из окна оранжевый свет обрисовывает его плечи и очертания твердых мышц спины.
И высвечивает покрывающие его тело, пересекающие друг друга шрамы.
Вздохнув, Терен прикрывает веки и поводит шеей. Его мысли уносятся к королеве. На сегодняшнем заседании совета король был мертвецки пьян. Он высмеял опасения своих людей относительно возрастающего недовольства голодающих высокими налогами. Ему не терпелось вернуться к своей послеполуденной охоте и борделям. Всё заседание королева Джульетта просидела молча. Ее взгляд был спокоен, холоден и темен. Если муж ее и раздражал, то она ничем это не выказывала. И, конечно же, она никоим образом не выдала, что прошлой ночью призывала Терена в свои покои.
При воспоминании о том, как он держал ее в своих объятиях, тело Терена охватывает дрожь желания.
Он смотрит на лежащую на постели плеть, изготовленную специально по его заказу: с девятью хвостами, на конце каждого — длинные лезвия из заморской платины, со стальной, остро заточенной кромкой, способной вспарывать кожу при легком соприкосновении с ней.
Подобное оружие одним ударом разодрало бы спину обычного мужчины в лоскуты. Даже Терену, наделенному демонически твердой кожей и плотью, лезвия девятихвостки наносят серьезные раны.
Терен подходит к постели и опускается на колени. Берет плеть. Задерживает дыхание. Потом замахивается и опускает плеть на спину через плечо. Лезвия проходятся по коже и плоти, взрезая их и оставляя глубокие, неровные порезы. Затопившая боль вырывает у Терена судорожный вздох, но раны тут же начинают затягиваться.
— Я урод, — одними губами, беззвучно произносит он, повторяя слова, когда-то произнесенные им — двенадцатилетним, учеником Инквизиции, стоящим на коленях перед шестнадцатилетней принцессой Джульеттой.
Он прекрасно помнит тот день.
Джульетту только что выдали замуж за влиятельного герцога. Юный Энцо — всё еще наследный принц, лежал в королевской лечебнице. Ему посчастливилось выжить, отведав отравленного супа. А старый король уже умирал.
Наклонившись и задумчиво разглядывая Терена, Джульетта подняла пальцем его подбородок, чтобы его светлые, бесцветные глаза встретились с ее холодными, темными.
— Почему ты боишься взглянуть на меня? — спросила она.
— Вы избраны богами, Ваше Высочество, — ответил Терен. — А я мальфетто, хуже собаки. Я недостоин находиться рядом с вами. — Он надеялся, что она не догадается о его ужасном секрете. О странной, демонической силе, недавно проявившейся в нем.
Джульетта улыбнулась.
— Если я прощу тебя, мальчик, за то, что ты мальфетто, ты обещаешь мне свою вечную преданность? Ты будешь готов сделать для меня всё что угодно?
Терен с отчаянной надеждой заглянул в ее глаза. Она была такой красивой. С нежным личиком в форме сердечка, обрамленным темными кудрями. С королевской кровью. Без единой метки. Само совершенство.
— Я готов на всё ради вас. Готов отдать всё, что у меня есть, Ваше Высочество. Мою жизнь. Мой меч. Я в полной вашей власти.
— Хорошо, — кивнула она. — Скажи мне, кто, по-твоему, должен править этой страной?
Терен льнул к ее руке, но ее вопрос его смутил.
— Наследный принц, — ответил он. — Это его право по рождению.
Взгляд Джульетты ожесточился. Неправильный ответ.
— Ты сказал, что ты — мальфетто. Хуже собаки. Ты действительно хочешь, чтобы мальфетто стал королем?
Терен не задумывался об этом. Они с Энцо часто спаринговались в дворцовых садах, пока отец Терена руководил главами Инквизиции. Они были друзьями, во всяком случае — приятелями, и их всегда ставили в пару во время тренировок на мечах. Терен колебался, разрываясь между мыслями о том, что в Энцо течет чистая королевская кровь, и тем, что тот осквернен метками, оставленными на нем кровавой лихорадкой. Наконец, он покачал головой.
— Нет, Ваше Высочество, я этого не хочу.
Глаза Джульетты потеплели, и она снова улыбнулась. Правильный ответ.
— Я — первенец. Так что права на трон по рождению принадлежат мне.
У Терена мелькнула мысль: не она ли отравила ядом суп Энцо?
Джульетта наклонились еще ниже и произнесла слова, навсегда завоевавшие его сердце:
