Константин Соловьев - Урод
Огромный прыщ, словно насосавший крови клещ, впился намертво. Впервые в жизни Крэйн ощутил неприятную щекотку внутри и понял, что это страх.
Дрожащими руками, уронив факел, он схватил флакон с бальзамом и начал втирать в опухоль густую жидкость. Ему показалось, что боль немного утихла, стала более приглушенной. Подняв зеркало, он посмотрел в него еще раз и обнаружил в нем бледное лицо с широко раскрытыми маслянисто блестящими глазами. Это лицо вызывало лишь брезгливую жалость, в нем не осталось ничего от благородных идеальных линий рода Алдион.
– Ворожба?.. Нет, конечно же, нет, – прошептал он, не в силах оторвать глаз. – Какая глупость… невозможно. Все это смешно. Какая… какое…
О, Ушедшие!
Лекарь, показавшийся ему за прошедшее время еще более высохшим и похудевшим, теребил острыми пожелтевшими пальцами рукав талема. Крэйн не решился идти к нему, в коридорах тор-склета он мог наткнуться на кого-нибудь из прислуги, и тогда весть о загадочной болезни шэла разнеслась бы еще до следующего Эно. Пришлось позвать Армада. Старый воин не скрывал своего удивления, но чувствовал, что для вопросов сейчас не время. Он молча слушал, стараясь не смотреть на сидящего вполоборота шэла. Двух вигов, которые тот приказал принести с собой, хватало лишь настолько, чтобы видны были две противоположные стены, остальное тонуло в подсвеченной зеленым светом полутьме. Армад поклонился и вышел. Через несколько минут он вернулся с лекарем.
Крошечный старичок был откровенно испуган. Странный приказ дружинника, оторвавший его от Риаен чуть ли не в зените Урта, был неожидан, но свидетельствовал о том, что дело срочное. Его лицо, маленькое и морщинистое, с выпирающей клочковатой бородой цвета недозрелого туэ, выражало растерянность. Увидев странную опухоль, он едва заметно вздрогнул, но не отстранился. Не выразив удивления, он в течение нескольких минут осторожно ощупывал ее, неожиданно сильными пальцами мял кожу вокруг нее и тихо бормотал что-то себе под нос. Армада Крэйн услал из покоев, они оставались вдвоем.
– Мой шэл… – Лекарь отступил, закончив осмотр. – Давно ли появилась эта…
– Два или три Эно назад. Я так думаю. – Крэйн не мог усидеть на месте, рывком поднявшись, он принялся ходить по комнате, нервно ломая пальцы. У него было такое ощущение, что перед ним сидит не лекарь, а аулу, готовый объявить приговор. И чем дольше молчал тощий старик в белом талеме, тем сильнее было внутренне напряжение, готовое, казалось, расплющить ребра и смять внутренности. – Говори наконец! Что это?
– Я… Мне не под силу сразу дать ответ, – пробормотал лекарь, не поднимая на него взгляда. – Боюсь, болезнь еще не выявила себя… пока. Осмелюсь спросить, нет ли похожих… э-э-э… опухолей на… между…
– Нет, – сухо отрезал Крэйн. – Только на лице. Я смотрел.
– А боли?
– Если касаюсь. Сейчас просто чешется.
Лекарь покивал головой, он был растерян и сбит с толку. Крэйн нахмурился.
– Я жду твоего слова.
– Боюсь… мой шэл… – Он запутался в словах. – Сейчас пока не имею возможности сказать точно, единственно что – сия болезнь не угрожает вашей жизни.
– Риаен ты говорил то же самое, верно?
– Мой шэл, вам не о чем беспокоиться. Эта хворь может принести вам временные неприятности, но она безусловно не опасна. Полагаю, она спадет через… какое-то время. Я бы сказал, через пять или семь Эно. Опухоли такого рода редко держатся дольше.
Крэйн почувствовал, как рука, зажавшая мертвой хваткой внутренности, слабеет, паническое беспокойство начало рассасываться. Лекарь не может ошибаться. Он не посмел бы открыто лгать в глаза шэлу.
– Она исчезнет бесследно? Рубца не останется?
– Я полагаю, кожа разгладится, – почувствовав перемену в настроении Крэйна, лекарь немного расслабился, жесты и голос стали менее скованными. – Черного сока нет, он не рвется наружу. Я сейчас же смешаю новый бальзам, который уберет жар с нее. Самое большее через восемь Эно от нее не останется и следа.
Вспомнив про Орвина, Крэйн заскрипел зубами.
– У меня нет восемь Эно!
Лекарь промолчал, коротко вздохнув. Крэйн понял, что он не ответит.
Старик и так уже сказал все, что мог.
– Хорошо. Но если через восемь Эно твоя гадость не подействует, я прикажу бросить тебя в загон с голодными хеггами. Посмотрим, поможет ли твое искусство тебе самому.
– Воля моего шэла свята, – пробормотал лекарь непослушными губами.
– Ты можешь сказать что-то о причине этой хвори? Если ты берешься судить, как ее лечить, ты должен разбираться и в том, что ее породило.
– Жар тела, мой шэл. Огонь в каждом из нас, который рвется наружу, в этот раз ему посчастливилось отыскать выход. Однако в скором времени он сожжет сам себя.
– Я верю тебе, лекарь. Надеюсь, ты ценишь это. Иди, на следующий Урт зайди опять.
Лекарь поклонился и вышел. Крэйн, чувствуя себя гораздо спокойнее, посмеялся над собственными страхами и вставил в крепления еще двух вигов. Беспокойство исчезло, даже мысли об Орвине не вызывали опасений.
Крэйн кликнул Армада.
– В следующий Урт мы покидаем Алдион. – Старый воин удивленно приподнял бровь, но смолчал. – Впрочем… Через два Урта. Прикажи дружине подготовиться, запасти провизию на пять Эно вперед и проверить хеггов и оружие. Пусть будут готовы покинуть тор-склет по моему сигналу. Да, еще… Приготовления делать тайно, не посвящая никого другого, ни одного слова даже родным. Понял?
Армад кивнул.
– Будет выполнено, мой шэл. Какие-нибудь распоряжения сейчас?
– Пожалуй. Прикажи подать кувшин фасха и позови Лине.
– Я не могу позвать Лине, мой шэл.
– Почему? – нахмурился Крэйн. – Передай, что это моя воля. Она придет даже в середине Урта, я знаю.
– Лине оборвала свою жизнь два Эно назад, – сказал Армад ровно. – Она уже в ывар-тэс.
– Что? – Крэйн почувствовал удивление и легкую досаду. – Но почему?
– Это мне неизвестно, мой шэл. Она выпила ывар. Мучительная смерть.
– Какая глупость… Но почему мне не сообщили?
– Приказ шэла Лата. Он знал, что вам не здоровится и не хотел вас потревожить.
– Эти женщины… – раздраженно сказал Крэйн в сторону. – Какая безвольная жалкая слабость!
– Она любила вас, мой шэл. – Армад знал, когда шэла можно похлопать по плечу и называть по имени, а когда смиренно внимать каждому его слову. Он был его учителем и защитником с детства и знал Крэйна едва ли не лучше его самого. – Кажется, она оставила записку.
– Записку?
– Да, мой шэл. Но ее уничтожили по указанию шэла Лата. Я слышал, в этой записке упоминались вы.
– Как грязно, – поморщился Крэйн. – Слезливая записка, трогательная смерть покинутой возлюбленной… Она была слишком слаба даже для того, чтобы терпеть правду. Положительно, еще несколько тысяч Эно и в Алдионе не останется настоящих людей. Вместо эмоций – примитивные трогательные жесты, вместо взвешенных трезвых поступков – бессмысленное следование добродетели, такое же фальшивое, как и чувства… Чего она хотела этим добиться?
