Евгения Петроченко - В летописях не значится
Затем меня подняли на руки и куда‑то понесли. Парень из библиотеки поплелся следом, спросив:
— Куда?
— К ректору. Всё равно ведь выплывет.
— Как ты мог так просчитаться?
— Откуда мне знать, что кто‑то ещё застрянет в библиотеке? Это же тебе отработку назначили после трени, другие придурки так допоздна не засиживаются. Это был идеальный момент!
Позади хмыкнули, но голос отвечающего был совсем не веселым:
— Хотел бы сказать, что так тебе и надо, но ты конкретно попал, Зер. Вряд ли тебя отчислят, но парой отработок ты точно не отделаешься.
— Сам знаю, Ант, — рыкнули над головой.
Затем меня перехватили как‑то совсем неудобно, вызвав очередной мучительный приступ боли и громкий стон. Как оказалось, эти манипуляции нужны были, чтобы постучать в дверь. Затем её распахнули пинком, вошли и сгрузили меня в довольно жесткое кресло у какого‑то стола.
— Хараш, что случилось? — голос третьего был басист и взволнован. — Почему адептка в крови?
— Неудачная шутка, — коротко отрапортовал невидимый мне Хараш. — Я пытался подловить Бераака, но под раздачу попала она. Готов понести наказание.
— Чтоо ты сделал? — закричал третий, и с каждым новым словом тон его голоса повышался, грозя сорваться на ультразвук. — Совсем заигрался? Вот и вышла шуточка боком! Тебя же предупреждали! Тебя же даже на каникулы вовремя не отпустили, чтобы ты хоть чему‑то научился, но всё равно неймется ему! Олух! Темная мать с шеи не слазит, так сходи в храм к Светлой!
Минутная пауза. Третий рывками хватает воздух, которого не хватает от быстрой речи.
— Я вызываю магистра. Пусть он наказание назначает, — говорит решительно, а позже шепчет какое‑то заклинание.
Все замирают на какое‑то время. Я полностью сосредоточиваюсь на боли, не думая даже о том, что ведь подол юбки мокрый от крови, а весь верх рубашки — от слез. Повязка на голове висит абы как, сползает на глаза, вдвойне закрывая обзор. Но мне не до этого. До ноги дотрагиваться страшно, и я сжала руки на животе, прижимая их к нему что есть сил, как будто от этого что‑то изменится. Кажется, я даже слышу тихий стрекот стрелок часов, отмеряющих каждую секунду этой боли и отдающихся толчками в груди. Дышать становится так тяжело, что воздух попадает внутрь только с хрипами, от которых болит вся грудная клетка.
Наконец дверь открывается и появляется четвертый участник сцены. Его голос тягуч, но мрачен:
— Что случилось?
— Твой… Хараш покалечил девушку, не магичку, как видишь.
— Он… что? — и так много холодного негодования в этом «что», что я боюсь представить, как смотрит на Хараша этот долгожданный магистр. Кажется, никого я ещё настолько сильно не ждала в ожидании того, что этот кошмар закончится. Я уже разучилась говорить и всхлипы — мой единственный способ вести диалог.
— Так случайно получилось, магистр. Но я понимаю всю глубину своей провинности и готов нести всю ответственность.
— Ещё бы ты не был готов! — восклицает четвертый, и пауза мне подсказывает, что он смотрит на меня.
Я согнулась в три погибели и, должно быть, представляю собой жалкое зрелище.
— Уважаемый адепт третьего курса, скажи‑ка мне, что ты сделал для того, чтобы хоть немного преуменьшить свою вину? Может, заклинание какое применил?
— Естественно, — фыркает адепт. — Я применил консервацию, а целители долечат. Понятия не имею, почему она так ревет.
Тяжелые шаги. Магистр приближается, но поступь его нетороплива. Он выжидает.
— А скажи‑ка мне ещё, адепт, к чему именно ты применил консервацию?
Минута затишья, и на выдохе:
— О нет…
— Да, теперь её туфли отлично законсервированы. Ты прекрасно справился со своей задачей, Хараш! — вот теперь четвертый реально зол.
Он садится совсем рядом, его руки аккуратно дотрагиваются до моей ноги, ладонь бережно обхватывает подошву туфли. Тихий шепот, и с каждым словом боль уходит, словно её и не было. По телу разливается странное отупение, оно становится чужим, податливым влиянию извне.
Затем теплые руки дотрагиваются и до лица и начинают шептать вновь. Слезы высыхают, хрипы проходят, мне становится легче, словно камень падает с моей души.
— Как вы себя чувствуете? — спокойно и несколько отстраненно говорит мой лекарь.
Я нахожу в себе силы, чтобы трясущимися руками поправить закрывающую пол лица ленту и посмотреть на своего спасителя. И еле сдерживаюсь, чтобы не закричать вновь.
Передо мной он. Тот, от кого я сбежала на рынке. Серый хищник, один взгляд которого заставил меня трусливо поджать хвост и уносить ноги.
Он так близко.
Смотрит, не веря. Отводит взгляд и снова возвращается к моему лицу. Пожирает глазами, не упуская ни единой детали — мокрой ленты, растрепавшихся волос, красного носа, опухших глаз.
Это длится несколько секунд, а затем он отшатывается. Поднимается на ноги, немного неловко. Где твоя грация, хищник? Сегодня ты испугался забитого зверька?
— Это кто?
Он ещё раз бросает на меня взгляд, сначала какой‑то странный, немного безумный, а затем цепкий, пронизывающий насквозь. Я боюсь этого взгляда и вновь обхватываю себя руками, привычно сгибаясь в кресле и пряча глаза. Поза нелепа, но нет сил становиться подопытным кроликом. Готова поспорить, что он считывал мою ауру, силу или что там маги смотрят. Или даже пытался залезть в мысли. Последнее у него получиться вроде бы не должно, но желания смотреть на магистра это не прибавляет.
— Не знаю, — растерянный голос третьего. — Кто ваш куратор, адептка?
— Мастер Нораак, — отвечаю хрипло, хотя последствия истерики страшный магистр уже убрал.
Снова шепот. Незнакомые грубые слова. Молчание. Никто ничего не говорит, ничего у меня не выпытывает. Я боюсь поднять глаза. Совсем не хочется смотреть на участников сцены, и нет ни следа от праведного гнева, который, по идее, должен появиться. Только страх. Страх разоблачения и страх перед магией. Меня начинает немного колотить, я покрепче обхватываю себя руками и шепчу про себя, как мантру: «Ты всегда можешь просто исчезнуть… Раз — и тебя здесь нет. Два — и ты снова у Брора. Ты всегда сможешь забрать камень и пронести его домой, и больше никто тебя не достанет. Ты можешь просто пропасть, нет причин для паники».
Хлопнула дверь. Гулкие шаги, очередное:
— Что случилось?
— Адепт Хараш напал на вашу адептку. Случайно, как он заявляет. Она у вас немного нервная, сразу в истерику, но магистр Тардаэш её уже…
— Чтоо? Маг напал на немагичку? — не дослушав, воскликнул куратор. И позвал: — Митрэ! Митрэ!
Пришлось всё же поднять на него глаза. Мятая зеленая мантия, под нею виднеются бежевые пижамные штаны в клеточку. Но взор Нораака суров, как и тогда, на вводной лекции, когда он вещал о правилах.
