Александр Прозоров - Война магов
– Пустые слова! Бессмысленное сотрясание воздуха. Вот полки русские у них в кремле – это будет реальная гарантия мира.
– Народ казанский мне в верности поклялся! – повысил голос царь. – Татары люди честные и в догляде не нуждаются. Сами крепость защитят, и по моему призыву в походы выходить обещают.
– Ты что, не понимаешь, Иоанн? – наклонился вперед Зверев. – Они тебя просто дурят! Врасплох их застали, вот добрыми и прикинулись. Но едва они момент улучат – ворота захлопнут, и большой кровью город брать придется! Русской кровью! Сейчас это без потерь сделать можно, а потом тысячи людей придется класть!
– Зависть черная в тебе вскипает, чародей, – качнулся навстречу правитель. – Доблести чужой завидуешь! Князю Василию завидуешь, что ворога одолел, оторопью чужой его смелость чернишь. Хану завидуешь, что моим именем крепость занял и на высоту благодаря верности вознесся. Всем завидуешь!
– Да предатель твой Шиг-Алей, предатель! Понимаешь?! – рявкнул Андрей.
– Это ты предатель, колдун! – в голос заорал государь. – Это ты полгода не делал ничего, токмо золото с казны тянул. Четыреста пятьдесят тысяч гривен прахом пошло! Пять с половиной тысяч пудов! Половина казны царской! На наемников ненужных, на стрельцов безродных, на планы пустые, на крепости дикие. Что, что ты мне сказывал? Шестьдесят тысяч надобно да осаду на три месяца? Князь Серебряный пятью тыщами да за един день Казань твою взял! Это ты предатель, ты! Речами заворожил, советами заморочил, обманул и всю Русь мою по миру пустил! Предатель! – Юный царь сжал кулаки, рубанул ими воздух: – Вон!!! Мои глаза не желают тебя больше видеть. Во-он! Прочь отсюда! Злыдень! Предатель! Во-ор!
– Я полгода… как проклятый… – скрипнул зубами Зверев. – Да… Да пошел ты!
Едва не сбив царя плечом, он выскочил из светелки, распахнул дверь, скатился вниз по лестнице, добежал до коновязи.
– Что, что, княже? – Как оказалось, бояре из избранной тысячи ждали его здесь. – Как…
– Пропади оно все пропадом! – с силой рванул ремни сразу обеих подпруг Зверев, запрыгнул в седло и с места пустил коня в галоп.
Наверное, он бы загнал вороного насмерть – но на выезде с Александровской слободы скопилось несколько груженных камышовыми тюками возков, и поневоле пришлось натянуть поводья, медленно пробираться между телегами. Спохватившись, князь свернул с дороги на узкий наволок, тянувшийся вдоль реки. Он ведь верхом, колеса не завязнут. Пустил скакуна рысью. Торопиться было некуда. Если его не желали видеть при дворе – получалось, он вроде как уволен. Но все равно его цель, хоть и кувырком, через одно место, оказалась выполнена. Казань вошла в состав Руси, и через тридцать лет, согласно жуткому пророчеству Лютобора, не сможет участвовать в тройственной войне против русских земель. Может, тогда и гибели имени русского не случится?
– Нужно глянуть в зеркало Велеса, – пробормотал Зверев. – Нужно. Но свечей-то у меня и нет… – Последние месяцы, проведенные в хлопотах по вполне земным и вещественным делам, заставили его подзабыть об уроках старого колдуна, о зельях, заговорах и предсказаниях. – Впрочем, за пару недель все равно ничего не изменится. Спасибо, хоть голову Иван-царь не снес сгоряча или в тюрьму не посадил. Остальное наладится. Вернусь в Москву, дождусь Пахома с холопами, тогда Лютобора и навещу.
В раздумьях он совсем забыл про дорогу, и темнота застала князя между деревнями. Пришлось спутать уздечкой вороному ноги, а самому, как романтичному мальчишке, глубоко-глубоко забраться в случившийся у дороги стог – чтобы комары не достали. При этом у князя появилась шальная мысль направить к древнему чародею свою спящую душу, но день оказался слишком тяжелым, и он провалился в объятия Морфея куда раньше, чем успел сосредоточиться.
Вечером следующего дня князь Сакульский уже въезжал в ворота своего московского дворца.
Хорошо быть вольным князем – да жизнь обязательно извернется так, что без хомута не оставит. Стараниями ярыги особняк сиял порядком и чистотой. Однако жить в нем все равно никак не получалось. В нем было роскошное иноземное бюро из красного дерева – но не имелось ни бумаги, ни чернил. Были буфеты – не имелось кубков, стояли шкафы – на полках отсутствовало сменное белье, в сундуках не хватало запасной одежды, в погребах – вина и припасов, в трапезной – блюд и тарелок. Каждый день князь совершал для себя небольшое открытие по поводу того, что надлежало еще что-то купить, выбрать, починить. И это не считая того, что лошадям требовался хотя бы навес – а ну, дождь зарядит? Для выстилания двора была нужна солома, для лошадей и постелей – сено, самому князю – баня. Человек он или нет? Не к Кошкину же на помывку напрашиваться!
И так день за днем: хлопоты, хлопоты, хлопоты. Поэтому Зверев не особо удивился, когда в светелке с бюро, где он разбирался со списками покупок, появилась молодая женщина в опрятном малиновом сарафане, надетом поверх полотняной рубахи с вышитыми синей лентой рукавами и синем же платке. У Еремея рук на все не хватало, по дому и двору постоянно бегали десятки помощников и работников.
– Тебе чего, милая? – поднял он голову на звук шагов.
– О милости прошу, княже, – низко поклонилась гостья, взмахнула рукой.
– Чем смогу, помогу такой красавице, – улыбнулся Андрей. – Что случилось?
– Сказывают люди, мясо вяленое, тушеное и иные припасы ты скупаешь. Изрядно, сказывают, амбары по всей Руси опустошил.
– Было дело, – согласился Зверев.
– Просьба у меня к тебе, княже. Понимаю, много тебе надобно, с большими купцами дело имеешь, на мелочи не размениваешься. Однако же… Может, княже, и у меня для нужд своих пять телег товара возьмешь? Там и мясо у меня сушеное, и рыба, и солений много. Издалеча везла, на московский торг надеялась. А тут куда ни заехать, везде серебро спрашивают, и места на торгу начисто поделены.
– То не себе я скупал, милая, то для нужд государевых, – развел руками Андрей. – А от государя я нынче отлучен. В опале. Даже попросить за тебя никого не могу, все от меня, как от чумного, шарахаются. Боятся, царская злость и на них перекинется. Уж извини.
– И ты меня прости за беспокойство, княже, – поклонилась женщина и торопливо выскочила в коридор.
Князь несколько мгновений смотрел ей вслед, пытаясь понять, кого же гостья ему напомнила. Пожав плечами, бросил недочитанные бумаги в бюро, закрыл крышку, поднялся наверх, в ставшую привычной светелку, выглянул в распахнутое из-за августовской жары окно. На дворе стояли пять крытых рогожей возков. Лошади лениво помахивали хвостами, на телегах развалились двое совсем молодых, еще безусых возничих. Хозяйки, видно, не было.
