Лариса Петровичева - Единственно верный
— Сейчас в столице будет жарко, — задумчиво произнес Шани, будто говорил не с Диной, а сам с собой. — Государь наш умница, сообразил, как залезть в карман к народу во славу истинной веры… Каждый второй окажется еретиком или ведьмой, — он сделал паузу, словно увидел, что не один. — Поэтому не попадайся. И молись, чтоб Луш о тебе не вспомнил.
Дина качнула головой, и Шани взялся за ручку и открыл дверцу кареты. Когда он уже выскочил на улицу, Дина высунулась за ним и тихо спросила:
— Послушай… все, что случилось… оно для тебя важно?
Шани пожал плечами, поправил отороченный серебристым мехом капюшон.
— Не знаю, — ответил он. — Но если б нет, то ты бы сейчас общалась с мастером Ковашем, а не со мной.
Дина вздрогнула, а Шани захлопнул дверцу и махнул кучеру рукой: дескать, не стой, поехали. Карета тронулась: Дине предстоял унылый путь под холодным осенним дождем среди опустевших лугов и хмурых лесов, что похожи на зверей с облезающей рыжей шкурой. Она поудобнее устроилась на жесткой лавке и едва не расплакалась.
Дороги Аальхарна славились своими кочками да колдобинами, и карета прыгала по ним так, словно ей постоянно давали хорошего пинка. За окном тянулись бесконечные растрепанные леса; Дина вспоминала, как совсем недавно они с Шани ездили выбирать место для строительства — два мрачных дождливых дня теперь казались самыми светлыми в ее нынешней жизни…
Влюбилась она, что ли? Или испытывает простую благодарность?
На память Дине пришло вчерашнее утро. Едва она появилась в приготовленном к празднику дворце, как государь назначил ей приватную встречу в Белой гостиной, но обошелся без любезностей и сразу же перешел к делу.
— Пятый кравчий принесет к вам вино, — сказал государь. — У тебя будет свой бокал, и для себя с подноса ничего не бери. А Торну передашь крайний правый бокал. Выпейте за мое здоровье.
— Повинуюсь, сир, — ответила Дина и склонилась в почтительном реверансе. — Позвольте узнать, что же в бокале его бдительности?
Луш посмотрел на нее очень неприветливо, но все же снизошел до ответа.
— Несколько капель фумта, — Дина ахнула, и он продолжал: — Ничего, не помрет. Завтра уже будет здоров.
— Ваше величество…, - выдохнула ошеломленная Дина. — Ваше величество, но если он все-таки умрет..?
Она хотела добавить «…то что тогда будет со мной?», но промолчала. Государь брезгливо поморщился.
— Ну и умрет, — скривившись, ответил он, — Все в руках Заступника.
Дождь усилился; несмотря на тряску, Дина стала дремать под успокаивающий стук капель на крыше. Встретятся ли они снова? Каким тогда будет этот сиреневый взгляд: добрым и радостным или равнодушным, будто подернутым инеем… Впрочем, она и не видела его добрым. Ни разу. Растерянным, гневным, скептическим, равнодушным — да, но не добрым.
И, тем не менее, он дал ей возможность уйти снова.
Сквозь невидимые щели в стенках в карету проникали тонкие струйки холодного воздуха. Поежившись, Дина плотнее укуталась в плащ; хорошо, что через час они остановятся на почтовой станции Лопушек — дать отдых лошадям и подкрепиться. Остается надеяться, что она к тому времени не превратится в ледышку.
В родительском доме всегда было тепло. Быстрые мысли Дины не мешкая перенесли ее из трясущейся кареты к украшенной изразцами печке, в которой с веселым треском горели ароматные смолистые дрова — мать не жалела поленьев, чтобы как следует натопить комнаты. Бывало, Дина устраивалась на лежанке и, охваченная живым теплом, читала отцовские книги или рисовала что-нибудь углем на куске бумаги. В одной из тех старых книг, кстати, она и прочла историю о проклятом городе, спрятанном под Сирыми равнинами…
А потом в жизнь Дины вошел холод инквизиционной допросной, где ее одним махом выдернули из порванного соседями платья и подняли на дыбу. Тогда-то она и увидела Шани впервые, и поначалу заметила только глаза: сиреневые, цепкие, они рассматривали ее с какой-то заинтересованной брезгливостью: так смотрят на насекомое, не виданное раньше, но вызывающее отвращение.
— Ты меня слышишь? — спросил Шани. По бледному горбоносому лицу инквизитора скользили отблески света от настенных ламп, делая его облик расплывчатым и каким-то нездешним. — Эй, рыжая!
Он несколько раз хлестнул ее по щекам, окончательно приводя в чувство, и вот тут Дине вдруг стало по-настоящему жарко…
— Госпожа Сур!
Дина встрепенулась. Надо же, умудрилась заснуть; а руки и нос совсем заледенели. За спиной кучера виднелся знакомый домик почтовой станции Лопушек.
— Лопушки уже, — сказал кучер, сжимая в руках шапку. Судя по всему, Дины он очень боялся. — Не желаете ли пообедать на станции?
— Спасибо, Ким, — ласково улыбнулась Дина. — Еда сейчас совсем не повредит.
И, накинув капюшон плаща на голову, она выскользнула из кареты.
На почте ее знали, и почтарь, он же по совместительству кабатчик, уважительно кивнул Дине и принялся доставать из шкафчика закуски. Дина села поближе к жарко натопленному камину и протянула к огню озябшие руки. Невольно пришла мысль о том, что если бы не Шани, то она давным-давно бы сгорела в таком же огне, а пепел ее разметали бы на все четыре стороны, дабы ведьмовская ересь исчезла безвозвратно. А он тогда поверил ее прерывистым рыданиям и спас от огненной ласки…
Дина поежилась. В теплой комнате ее неожиданно пробрало зимним холодом.
— Вина, госпожа? — поинтересовался почтарь, ставя перед ней блюдо с дымящейся ароматным паром рыбой в овощах. Дина подумала и кивнула. Почему бы нет? Дорога длинная…
— А кто там так шумит? — спросила Дина, когда почтарь принес бутылку вина — кстати, очень неплохого — и бокал. С улицы и впрямь доносился шум и говор людской толпы. Почтарь ухмыльнулся, и во рту его вспыхнул стальной искрой вставной зуб.
— У нас ведьму поймали, госпожа. Через час будут казнить, вот и народишко уже собирается. Изволите посмотреть?
Дина вздрогнула. Поймали ведьму… Наверняка такую же, как и она сама: молодую, рыжую, глупую, только на ее пути не встретился умный и хладнокровный инквизитор, который невесть отчего решил оставить жизнь обвиняемой. Вряд ли в Лопушках есть дыба, но народ наверняка изобретателен и додумался, как выбить из ведьмы признательные показания, например, вставив ей в рот воронку и заливая воду — Дина слышала, что так делают по отдаленным деревням.
— Нет, — ответила Дина, стараясь не показывать волнения. — Мне скоро в путь, дорога длинная.
Почтарь кивнул и отправился за свою стойку, где уселся на высокий стул и уставился в окно. Ему очень хотелось пойти посмотреть на казнь, однако он не имел права оставлять почту — в любой момент могла прийти государственная депеша, и передать ее далее требовалось незамедлительно.
