Елизавета Батмаз - Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой
Кажется, я плакала, потому что, подбежав ко мне, он крепко меня обнял, и я подалась ему навстречу, судорожно всхлипывая.
— Девочка моя, ты так испугалась, да? — шептал он.
Я не могла ничего ответить, только утвердительно кивала головой.
— Успокойся, все хорошо, теперь я с тобой, — покачивая меня в объятиях, повторял муж.
Потом он поднял меня, отнес в спальню, положил на кровать и сделал укол.
— Это успокоительное, чтобы ты могла отдохнуть, — сказал он и поцеловал меня в лоб. — Не волнуйся, ты уйдешь, как захочешь.
Я хотела сказать, что не хочу уходить, я мечтаю жить, но смогла ничего ответить, потому что уснула.
После того, как прошли Новый год и Рождество, мой муж заметно повеселел, как-то он сказал, что скоро произойдет великое событие — еще немного времени, и я буду готова уйти.
Я четко понимала, что не хочу потерять свою жизнь, но уже не представляла, что можно сделать, — мне казалось, что я сделала все, что могла. Именно тогда я вспомнила о снотворных, которые я не пила, когда мне давал их муж. Мне нужно было время и идеи, а самым лучшим временем стала ночь. Я стала незаметно подкладывать таблетки Глебу в чай, несколько первых ночей я не вставала, просто следила за реакциями на них его организма. Нужно сказать, что одной таблетки ему хватало лишь на пару часов. Таблеток было не так много, поэтому их нужно было расходовать с умом. После пары экспериментов я решила на свой страх и риск попробовать встать ночью, взять ключи Глеба и зайти в его кабинет.
Вечером я вновь бросила в его чай пару таблеток снотворного и проследила, что он выпил всю чашку полностью. После очередной порции уроков Глеб сказал, что нам пора ложиться спать, потому что он слишком устал; я молча подчинилась. Полчаса я лежала, боясь лишний раз вздохнуть, пока не услышала мерное, глубокое дыхание Глеба — он спал глубоким сном. Я полежала еще несколько минут, на тот случай, если он вдруг проснется, но муж продолжал мерно посапывать. Конечно, у меня появился новый шанс сбежать из дому, но я понимала, что меня снова поймают, а когда вернут домой, я уже не отделаюсь так легко, как в прошлый раз. Конечно, я могла сбежать и попытаться пешком дойти до другого населенного пункта, попросить там помощи или сесть на автобус, но я была так напугана, что боялась выйти из дома, больше, чем находиться там.
Все же я решила попытать счастья в кабинете мужа — если ничего не найду, то хотя бы, может, пойму, с каким человеком я живу.
Путь от спальни до кабинета был для меня очень долгим, я старалась не делать лишних шагов — не дай бог какая половица скрипнет, и он проснется. Я медленно открыла двери кабинета и заглянула внутрь. Не знаю, что я надеялась там увидеть, но все стояло на своих местах, даже папка, которую я увидела, когда первый раз сюда заглянула, лежала на месте. Я боялась включить свет, поэтому, взяв папку со стола, подошла к окну и стала изучать ее содержимое. Не знаю, что я надеялась там найти, но то, что обнаружила, заставило папку со всем ее содержимым выпасть из рук.
Мне показалась, что в тишине дома падание папки прозвучало оглушительно громко, я замерла, прислушавшись, но дом был все так же молчалив.
Я поняла, что смогу рассмотреть материалы, только если включу свет. Вопреки страху я заставила себя включить маленькую настольную лампу и принялась собирать то, что выпало из папки на пол.
На стол легли пять фотографий. На последней я — Анна номер пять. А еще там были Екатерина номер четыре, та самая девушка, о которой Глеб мне рассказывал, бывшая жена. Красивая девушка с волнистыми каштановыми волосами и карими глазами беззаботно улыбалась мне с фотографии.
Еще там была Алена номер три — пышная голубоглазая блондинка, которая серьезно, даже с каким-то укором взирала на меня.
Мария номер два — миловидная девушка с короткими черными волосами и зелеными глазами корчила забавную рожицу.
Елена номер один — высокая статная девушка с длинными волосами, собранными в косу, внимательно глядела на меня.
Я разложила фотографии перед собой, стараясь понять, что объединяет меня и всех этих женщин, но ответ напрашивался сам собой.
Я стала дальше изучать содержимое папки, доставая из нее газетные вырезки; судя по датам, их разделяли от одного до трех лет. Я стала читать, и перед моими глазами запрыгали и заискрились заголовки один страшнее другого. «Молодая женщина покончила с собой, выбросившись с тринадцатого этажа жилого дома» — это о Екатерине; «Девушка найдена мертвой в квартире — вероятная причина самоубийства — отравление»; «В квартире найдена женщина, которая вскрыла себе вены, милиция выясняет детали самоубийства»; «Девушка утонула в собственной ванне, причины происшествия не оглашаются».
Мне стало нечем дышать, так вот откуда у моего мужа появилась целая система наказаний, вот почему он знал, как вести себя, где искать поддержку и как правильно манипулировать людьми. Сомнений не оставалось, я была не единственной его жертвой. Что стало с остальными девушками, остается только догадываться, я всматривалась в юные лица и думала, какую судьбу подготовил Глеб для меня. Я взглянула на часы, висевшие на стене, — оказалось, что я нахожусь в кабинете уже более полутора часов, поэтому пора было выбираться оттуда.
Я быстро сложила бумаги в папку, положила ее на то же место на столе, внимательно осмотрела кабинет, погасила свет, закрыла дверь и на цыпочках пробралась обратно в спальню. Муж все так же безмятежно спал, я легла рядом, но закрыла глаза и попыталась забыться. Мне это никак не удавалось, потому что перед глазами, словно вспышки, проносились фотографии девушек и заголовки газет. Я знала, что буду следующей, но не могла даже предположить, как Глеб решил распорядиться моей жизнью. Муж прервал мои мысли, когда повернулся ко мне лицом и обнял одной рукой.
Следующей ночью я повторила свою вылазку. На этот раз старалась ничему не удивляться, запоминать как можно больше из увиденного. Оказывается, все девушки умерли не только в разное время, но и разных городах — значит, Глеб осторожен, старается не оставлять следов.
Оказалось, что у Глеба в кабинете находятся и его отчеты о жизни с каждой из девушек. Мне было больно и страшно читать то, что он писал о них, поэтому я даже не притронулась к этим бумагам. В книжном шкафу я обнаружила коробку, в которой находились вещи, напоминавшие мужу о его жертвах: шейный платок, деревянный браслет, подвеска с изумрудом. Четвертым предметом, вероятно, была картина Мунка. Интересно, что он положит в коробку после моей смерти, у меня-то не было ничего, кроме моей красной ленты.
Наутро Глеб почему-то спросил меня, как я спала, я ответила, что не очень, но реакции от него не последовала.
