Великий и Ужасный 6 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

— Ublyudok, mat' tvoyu, a nu, idi syuda, govno sobach’e, a? Chto, sduru reshil ko mne lezt'? Ty, zasranets vonyuchij, mat' tvoyu, a? — и вприпрыжку помчался к блокпосту .

Это был огромный, жуткий черный урук, и на руке его полыхали золотом иблисовы письмена! Но как? Откуда⁈ Шайтаны из Румелии обещали, что Резчик убит, и уруки не опасны! Глаза коруджи от ужаса расширились, одной рукой он потянул из ножен ятаган, другой — воззвал к Дару, и при этом завопил во всю глотку:

— ТРЕВОГА-А-А-А!!!

Глава 12

Плен

Уруки им явно для чего-то были нужны. Куда-то использовались наша живучесть, наши мускулы, наше упрямство… Именно на это я и рассчитывал, когда тупо лез на рожон и смертным боем бился с дюжиной янычар среди развалин какого-то задрипанного рыбацкого поселка.

Логика была простая: и Шаграт, и Сагдей — оба настаивали на том, что никакого геноцида урук-хая не было. Нет, кого-то убили, это понятно. Но в массе своей тысячи и тысячи орков после смерти Резчика Шарку попали в рабство. На мужчин и женщин надели ошейники, детей и подростков — заперли в вольерах, как диких зверей… Впрочем, по поводу подростков — я бы и сам, наверное, так поступил. Как может работать ментальный артефакт, если у урукского пацана вместо мозга — куча говна, а вместо моральных ценностей — бесконечное желание пожрать, поржать, подраться и потрахаться? Толку отдавать какие-то четкие и злобные приказы, если орчонок их просто забудет, засмотревшись на жопу подружки или увидев кусок вареной говядины?

Поэтому заперли их от греха подальше — и правильно сделали. Я, когда со взрослыми вопрос решу, мелких даже отпирать сразу не буду. Можно им еду с вертолета сбрасывать, а воду — через шланг подавать. Потом выпустим, когда Монтенегро отвоюем. А лучше — года через два или три.

Так что меня не убили даже после того, как я прикончил троих янычар и еще семерых — покалечил. Каждый из них был по-своему уникален: один весь покрылся каменной кожей — похоже, был геомантом, второй — заморозил лужу под моими ногами, так что я чуть не поскользнулся, третий — усатый взрослый дядька — тыкал в меня рукой, которая представляла собой натуральный факел, окутавшись языками пламени… Это им нихрена не помогло. Я бил их, и швырял их друг в друга, и носился, как сумасшедший, по всей деревне, и обрушивал на них заборы, и дрался обгорелыми бревнами, и орал всякую дурь и дрянь, делая вид, что у меня совершенно поехала крыша.

Угомонил меня секбанбаши. Какой-то конкретный геомант, явно не пустоцвет. Я так понял, что секбанбаши — это кто-то вроде генерала, по крайней мере, вся султанская конница и вся султанская рать готовы были пятки целовать этому бородачу в чалме. Ну, он был крут, что тут скрывать? В какой-то момент подо мной провалилась земля, я рухнул метров на десять вниз, а потом стенки провала схлопнулись — и крепко вманали по всему моему организму! Наверное, если бы сверху высыпали самосвал песку — ощущения были бы похожими.

Потом земля встала на место и секбанбаши защелкнул на моей шее ошейник, и я принялся сучить ногами и пускать слюни, и делать вид, что мне очень хреново. Кажется — их проняло. Понятия не имею, как на нормальных уруках это должно было работать, но я уже решил косить под психа, и потом поддерживал такое впечатление всеми возможными способами.

— Ороспу чоджуу! Боктан домуз! — янычары ругались и пыхтели, когда грузили меня на борт какого-то то ли броневика, то ли танкетки.

Тяжеловат я оказался, да и они запыхались, пока лупили меня ногами и ятаганами — плашмя. А потом ещё и тросом стальным вязали… Работка адова! Я все это время старательно притворялся лишившейся чувств барышней, и помогать им не собирался. Ладно бы ещё в десантный отсек запихали, так нет — так и бросили сверху, кулем, и я, конечно, ударился о сегменты активной брони и ящики с боеприпасами, которые в нарушение всех и всячески уставов были закреплены прямо сверху.

Секбанбаши, что характерно, и не думал ехать с нами: уселся в какой-то милитаристского вида внедорожник и укатил в сопровождении дюжины янычар на мотоциклах. Меня же сопровождал тот самый усатый черт в дурацкой шапке, который из руки факел делал. Звали его как-то по-конченому: Яблан, Яблык, Яблабык… Что-то такое.

Меня, честно говоря, разбирал смех. Говорят — нельзя войти в одну и ту же реку дважды? И что-то там ещё про грабли и наступание на них. На меня эти правила не распространялись: я уже бывал в подобных ситуациях! Первый раз меня похитила Формация в одном приволжском приятном городке, и тогда я швырялся киборгами и дрался чьей-то рукой. А потом меня посадили в Бурдугуз, и мы с Таго тогда разнесли им всю хату и накрокодили как положено. Таго, конечно, рядом со мной сейчас не было, он в составе бригады эльфийских добровольцев упырей Подолии ловил. Но зато где-то там, в жутких условиях упырино-османского заточения, меня дожидалась самая могучая и свирепая армия в мире! Нужно было просто забрать их оттуда, вот и все. И если для этого меня пару раз капитально отдубасят до полусмерти — что ж, я готов потерпеть. Ну, отлупили и отлупили, в конце концов — не подох же! Да если бы и подох — тоже ничего страшного, это все пустяки, дело житейское, в первый раз, что ли?

Дорога по скверному серпантину дала мне возможность нормально так задрыхнуть. Я отлично отдохнул и подлечился заодно. Хорошо — хоть дождя не было, а то смыл бы он с меня кровь и грязь, и раскусили бы янычары мою профанацию.

Янычары тряслись рядом со мной на броне, баюкали какие-то чудовищные карамультуки, отдаленно напоминающие немецкие MG времен Второй мировой войны, только со всякими технологичными примочками, много курили и ругались по-турецки. Похоже, им не очень нравилась идея ради одного урука переться черт знает куда. Мне казалось, что в разговоре я часто слышал слова «сурьма» и «Крупань», но я слабо представлял себе, что это может значить.

В любом случае — ехали куда-то в противоположном от моря направлении, значит — приближались к Хунедоаре. Мне даже интересно было: какая-такая необходимость у них в уруках, если целый бронетранспортер они готовы послать для того, чтобы меня черт те куда доставить?

В какой-то момент — примерно часа через два пути — меня задолбало притворяться. Я принял более-менее удобную позу и открыл глаза, чем здорово напугал янычар, которые принялись тыкать в меня дулами своих карамультуко-пулеметов. Я не реагировал, пялился себе на окружающие красоты и пытался врубиться, как же народ живет тут, на Балканах.

Кажется, мы проезжали по территории Боснии. Или — Сербии. Тут это все называлось Балканской Федерацией, и в целом — напоминало один большой Сан-Себастьян, который разросся до размеров крупнейшего европейского полуострова. Южная архитектура — в основном малоэтажная по причине сельской местности, субтропическая буйная растительность, хреновые дороги, коровы посреди этих дорог, пастухи, которые этих коров куда-то гонят… Электрокары самой разной степени пошарпанности, вышки сотовой связи, бухающие ракию под навесом на перекрестке старики, скромно поблескивающие аугметироваными частями тела типа глаза или протеза ноги… Захлопнутые ставни окон, разбегающиеся при виде турецкого броневика и янычар женщины, и почти полное отсутствие мужчин призывного возраста.

Вот что я увидел, и мне это нихрена не понравилось. Эти люди точно не были врагами мне, и точно не были врагами Государству Российскому. Черт знает, по какой причине и какими хитрыми вывертами к власти в Федерации пришли упыри, мне это было непонятно, и потому — тем более досадно. Ничем таким особенным обычный балканский селянин не отличался от обычного кавказского селянина, вот и всё… За каким хреном им сдался носферату Аба Шамуэль Батори во главе страны, и с какой высшей целью их сыновья и отцы сейчас пачками кладут головы на Пруте во имя всеобщего упыриного счастья? Зачем этим селянам одна или две танковые армии, которые прямо сейчас ломятся прямо сюда через бывшую Паннонскую Хтонь? Это были вопросы экзистенциальные и от меня не зависящие.