Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо
«Странно, что со временем даже самые ужасные чужие страдания могут прискучить».
— Практик Иней, инквизитор истекает кровью! Будь так любезен!
— Проффифе.
Послышался скрежет — Иней вытащил железный прут из жаровни. Железо ярко светилось. Глокта ощущал его жар даже с того места, где сидел.
«Ах, раскаленное железо. Оно ничего не скрывает, никогда не лжет».
— Нет! Нет! Я…
Вопли Харкера перешли в нечленораздельный визг, когда Иней погрузил прут в рану, и комнату медленно наполнил острый запах жареного мяса. От этого запаха в пустом желудке заурчало, и Глокта почувствовал отвращение.
«Когда в последний раз я пробовал хороший кусок мяса?»
Он вытер свободной рукой бисеринки пота, снова скопившиеся на лице, и подвигал под курткой ноющими плечами.
«Мерзкое занятие, но отчего-то мы это делаем… Зачем я делаю это?»
Единственным ответом ему был тихий шорох — это Иней аккуратно сунул прут обратно в уголья, и вверх взвилось облачко оранжевых искр. Харкер корчился и всхлипывал, его тело содрогалось, полные слез глаза выпучились, струйка дыма еще вилась над обугленной плотью на его груди.
«Поистине мерзкое занятие. Он, конечно, заслужил, но это ничего не меняет. Может быть, он понятия не имеет, что случилось с Давустом, но и это ничего не меняет. Вопросы должны быть заданы, и заданы именно так, как будто он знает ответы».
— Почему ты так упорно противишься мне, Харкер? Неужели ты решил, что, когда я закончу с твоими сосками, у меня закончатся идеи? Ты так думаешь? Думаешь, на этом я остановлюсь?
Харкер уставился на него, на его губах вздувались и лопались пузыри слюны. Глокта наклонился ближе.
— О нет. Нет, нет, нет. Это только начало! И это начало только началось! Время лежит перед нами в безжалостном избытке — дни, недели, целые месяцы, если понадобится. Неужели ты серьезно веришь, что сможешь так долго хранить свои тайны? Теперь ты принадлежишь мне. Мне и этой комнате. И это не кончится, пока я не узнаю то, что мне нужно знать. — Он ухватил второй сосок Харкера, зажав его между большим и указательным пальцами. Другой рукой взял щипцы и растворил их окровавленные челюсти. — Неужели это так трудно понять?
Обеденный зал магистра Эйдер представлял собой сказочное зрелище. Роскошные ткани — малиновые с серебром, пурпурные с золотом, зеленые, голубые и ярко-желтые — колыхались под легким ветерком, залетавшим в узкие окна. Стены украшали панели из ажурного прорезного мрамора, по углам стояли огромные вазы высотой в человеческий рост. Горы девственно-чистых подушек лежали на полу, словно приглашали случайного гостя раскинуться на них и предаться порочным удовольствиям. В высоких стеклянных кувшинах горели разноцветные свечи, отбрасывавшие во все углы теплый свет и наполнявшие воздух благоуханием. В конце мраморного зала находился небольшой бассейн в форме звезды, где тихо струилась проточная вода. Во всем этом было нечто весьма театральное.
«Похоже на будуар королевы из кантийской легенды».
Магистр Эйдер, глава гильдии торговцев пряностями, являла собой главное украшение комнаты.
«А вот и сама королева — королева торговцев».
Она сидела во главе стола в девственно-белом платье из мерцающего шелка с легчайшим, головокружительным намеком на прозрачность. На загорелой коже сияли драгоценности, которых хватило бы на небольшое состояние, волосы были подобраны вверх и закреплены гребнями слоновой кости, а несколько прядок художественно вились по сторонам лица. Казалось, что она готовилась к этому моменту весь день.
«И ни одно мгновение не было потрачено впустую».
Глокта, сгорбившийся на стуле напротив нее над тарелкой исходящего паром супа, чувствовал себя так, словно попал на страницы книги сказок.
«Или какого-то страшного романа. Действие происходит на экзотическом юге, магистр Эйдер в роли главной героини, а я — отвратительный, хромой, жестокосердный злодей… Чем кончится эта история, хотел бы я знать?»
— Итак, скажите мне, магистр, чему я обязан этой честью?
— Насколько я поняла, вы уже поговорили со всеми остальными членами совета. Я удивлена и даже слегка уязвлена тем, что вы до сих пор не нашли времени встретиться со мной.
— Прошу меня простить, если заставил вас чувствовать себя обойденной. Я всего лишь считал, что будет правильно оставить самую могущественную фигуру напоследок.
Она подняла голову с видом оскорбленной невинности.
«Идеально сыграно».
— Могущественную фигуру? Это вы обо мне? Вюрмс распоряжается финансами и выпускает указы, Виссбрук командует войсками и отвечает за укрепления. Кадия говорит от имени большей части горожан. Вряд ли я вообще «фигура» рядом с ними.
— Ну-ну, бросьте. — Глокта обнажил в улыбке беззубые десны. — Вы, несомненно, блистательны, но меня не так легко ослепить. Деньги Вюрмса — жалкие гроши по сравнению с прибылями торговцев пряностями. Народ Кадии доведен до почти беспомощного состояния. Благодаря вашему приятелю-пьянице Коске в вашем распоряжении есть силы, больше чем вдвое превосходящие войска Виссбрука. Союз заинтересован в здешней бесплодной земле по единственной причине: это торговля, которую контролирует ваша гильдия.
— Что ж, не люблю хвастаться, — магистр простодушно пожала плечами, — но я действительно имею в городе некоторое влияние. Как вижу, вы уже успели кое-что разузнать.
— Это мое основное занятие. — Глокта поднес ложку ко рту, очень стараясь не прихлебывать, чему мешал недостаток зубов. — Кстати, суп у вас просто восхитительный.
«И, будем надеяться, не отравленный».
— Я так и думала, что вы оцените. Как видите, я тоже задавала вопросы.
Вода плескалась и журчала в фонтане, ткани на стенах шелестели, серебряные приборы с тихим звоном касались тонкого фарфора.
«Я бы сказал, что первый раунд закончился вничью».
Карлотта дан Эйдер первая прервала молчание.
— Разумеется, я понимаю, что вы приехали с заданием от самого архилектора и это задание величайшей важности. И я понимаю, что вы не из тех, кто привык ходить вокруг да около, но все же вам стоило бы действовать чуть более осторожно.
— Признаю, хожу я действительно неуклюже. Боевое ранение, да еще два года пыток… Чудо, что мне удалось сохранить ногу.
Она широко улыбнулась, открыв два ряда безупречных зубов.
— Я в восхищении, но мои коллеги, боюсь, иного мнения. И Вюрмс, и Виссбрук возымели к вам решительную неприязнь. «Зарвавшийся» — так, кажется, они говорили о вас. А другие слова я предпочту не повторять.
Глокта пожал плечами.
— Я приехал не для того, чтобы заводить друзей.
Он осушил бокал вина — как и ожидалось, превосходного.
— Но друзья бы вам пригодились. В конце концов, один друг — это на одного врага меньше. Давуст предпочитал доставлять неприятности всем и каждому, и результаты не были для него благоприятны.
— Давуст не имел удовольствия пользоваться поддержкой закрытого совета.
— Верно. Однако никакие бумаги не остановят удара кинжала.
— Это угроза?
Карлотта дан Эйдер рассмеялась. Это был непринужденный, легкий, дружелюбный смех. Невозможно поверить, что человек, который так смеется, может быть предателем или угрожать кому-то. Ведь она просто очаровательная идеальная хозяйка, принимающая гостей.
«Однако я все еще сомневаюсь».
— Это совет. Совет, рожденный горьким опытом. Я бы предпочла, чтобы вы пока никуда не исчезали.
— В самом деле? Не ожидал, что я настолько желанный гость.
— Вы немногословны, вы любите противоречить, в вас есть что-то пугающее, а еще с вами приходится жестко ограничивать меню… Но дело в том, что вы мне нужнее здесь, чем там, — она махнула рукой, — куда делся Давуст. Куда бы он ни делся. Не хотите ли еще вина?
— С удовольствием.
Она поднялась со стула и скользнула к нему, словно танцовщица, мягко ступая по прохладному мраморному полу.
«Босиком, по кантийской моде».
Когда она наклонилась вперед, чтобы наполнить бокал гостя, легкий ветерок всколыхнул ее струящееся одеяние и дохнул в лицо Глокты пряным ароматом ее тела.
