Мэри Стюарт - День гнева. Принц и паломница
— Ты видела что-нибудь в озерце, госпожа?
— Действительно видела. Оно еще там, виденье, которое явилось мне вчера, и являлось раньше, являлось еще до того, как прибыл Артуров гонец. — Ее голос стал глубоким, низким и ровным, но в мертвом воздухе подземелья не обрел эха. — Я видела хрустальный грот, а в нем — моего врага. Мой мертвый враг лежал меж свечей на погребальном помосте; нет сомненья, он гниет, погружаясь в забвенье людское, как я однажды прокляла его. И я видела самого Дракона, возлюбленного моего брата Артура, сидящего среди своих позолоченных башен, подле своей бесплодной королевы в ожиданье того, когда его корабль вернется на Инис Витрин. А еще — саму себя и моих сыновей, и тебя, Мордред; все вместе мы несли дары королю, и за самыми вратами Камелота наконец… наконец… И тут виденье поблекло, но я еще успела увидеть, как он идет к нам, Мордред, как сам Дракон идет к нам… Бескрылый теперь Дракон, готовый прислушаться к иным голосам, испробовать иное волшебство и возлечь с иными советчиками. — Тут она рассмеялась, но смех ее был столь же гнетущ и пугающ, как и выраженье лица. — Как сделал он это однажды в прошлом. Подойди ко мне, Мордред. Нет, оставь лампу. Мы сейчас вернемся наверх. Подойди ко мне. Ближе.
Сделав несколько шагов, юноша стал перед королевой. Ей пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Подняв руки, она взяла его за плечи.
— Как сделал он это однажды в прошлом, — повторила она с улыбкой.
— Госпожа? — хрипло переспросил юноша.
Руки королевы соскользнули вниз, сжали ему предплечья. Потом она внезапно привлекла Мордреда к себе и прежде, чем он успел догадаться о ее намеренье, долгим поцелуем поцеловала его в губы.
Сбитый с толку, возбужденный ее запахом и неожиданно чувственным поцелуем, он трепеща стоял в ее объятьях, но на сей раз не от холода или страха. Она поцеловала его еще, и голос ее был сладок как мед у его губ.
— У тебя губы твоего отца, Мордред.
Губы Лота? Ее супруга, который предал ее, когда возлег с его матерью? И она целует его? Быть может, желает его? Почему бы и нет? Она все еще хороша собой, а он молод и столь же опытен в делах любви, как и любой другой юноша его лет. Была при дворе некая дама, которая сочла за удовольствие стать его наставницей на стезе удовольствий, и была также девушка, дочка пастуха, жившая на благоразумном расстоянии от дворца, которая высматривала его, не едет ли он верхом в те края через вересковые пустоши, когда вечерний ветер дул с моря… Мордред, воспитанный на островах, которых не коснулись еще ни римский обычай, ни христианская мораль, имел не больше представления о грехе, чем молодое животное или один из древних кельтских богов, обитавших в священных каменных кромлехах, откуда они выезжали радугами в солнечные дни. Почему же тогда его тело отшатывается, а не отвечает на ее зов? Отчего ему кажется, что его коснулось вязкое засасывающее зло?
Внезапно она оттолкнула его и потянулась за лампой. В свете ее Моргауза помедлила, изучая его с головы до ног все тем же тягостным взглядом.
— Дерево, похоже, может вытянуться высоко, Мордред, и все равно остаться побегом. Быть может, в одном ты похож на твоего отца, в другом ты далеко не его сын… Ну что ж, пойдем. Я — туда, где меня ждет мой терпеливый Габран, а ты — в свою детскую люльку к остальным детям. Должна ли я напоминать тебе ни словом не упоминать о том, что свершилось этой ночью, и о моих речах тоже?
Она ждала ответа.
— Об этом, госпожа, — смог наконец выдавить он. — Нет. Нет.
— Об этом? Что это за «это»? Обо всем, что ты видел или не видел. Быть может, ты видел достаточно, чтобы знать, что мне следует повиноваться. Да? Тогда делай, как я повелеваю тебе, и ни один волос не упадет с твоей головы.
Она молча повела его, а он покорно пошел следом по каменным переходам, по лестнице, ведшей в передний покой. Ключ повернулся в обильно смазанном замке. Более она не произнесла ни слова, даже не взглянула на него. Повернувшись, он бегом бросился прочь от нее по холодным коридорам, через весь погруженный во тьму дворец, в отведенный ему спальный покой.
10
Все последовавшие за тем дни Мордред пытался, как и остальные мальчики и, если уж на то пошло — половина оркнейцев, найти подход к посланцу Верховного короля, дабы переговорить с ним. Что касается младших принцев и жителей Оркнейских островов, виной всему было любопытство. Какова большая земля? А достославная крепость Камелот? И каковы собой сам король, герой и победитель в дюжине кровавых битв и сражений, и его красавица королева? А Бедуир правда — его ближайший друг? Кто приближенные к королю рыцари?
Но все, будь то отпрыски рода правителей Оркнеев или простой люд, со временем обнаружили, что усилия их напрасны. После первой ночи, что он провел в королевских палатах, посланник квартировал на королевском корабле, откуда всякий день сходил в сопровождении свиты якобы для того, чтобы посовещаться с королевой Моргаузой, но на самом деле, если верить молве, чтобы убедиться, что ее приготовления продвигаются достаточно быстро и королева и ее сыновья успеют отплыть по благоприятной осенней погоде.
Королева не желала, чтобы ее торопили. Ее корабль «Орк» стоял у пристани, готовый во всем, кроме последних мелочей. Мастеровые трудились над окончательной покраской и позолотой, в то время как их жены день и ночь вышивали огромный богатый парус. В самих королевских палатах придворные дамы Моргаузы хлопотали, починяя, проветривая и укладывая пышные одежды, в которых королева намеревалась появляться на пирах в Камелоте. Сама Моргауза долгие часы проводила в своем святая святых — в дворцовых подземельях. Там она, как перешептывалась челядь, искала не совета своей темной богини, а процеживала и смешивала мази, примочки и духи и варила коварные снадобья, славящиеся способностью возвращать красоту и силу молодости.
В отведенном ему углу внутреннего двора ювелирных дел мастер Бельтан еще сидел за работой. Богатые дары для Артура он уже закончил, и сейчас эти сокровища покоились, завернутые в шерсть, в специально для них изготовленном ларце; теперь старик трудился над украшениями для самой Моргаузы. Кассо, немого раба, помогавшего и прислуживавшего старику, посадили работать над застежками и фибулами для принцев; не будучи подобно своему хозяину истинным творцом, он умел изготавливать чудные вещицы по рисункам своего хозяина и, по видимости, получал удовольствие от тех часов, что мальчики проводили возле плавильной печурки, наблюдая за его работой.
Изо всех принцев один Мордред пытался завести с ним подобие разговора, задавая вопросы, которые требовали в ответ только кивка или покачиванья головой, но и он не продвинулся дальше пары фактов о жизни Кассо. Кассо прожил в рабстве всю свою жизнь; он не всегда был немым, язык ему приказал вырезать жестокий хозяин; он почитал себя счастливейшим из людей, потому что Бельтан взял его к себе и обучил ремеслу. И впрямь скучная жизнь, решил Мордред, удивляясь — и то лишь праздно — атмосфере удовлетворения, что облекала этого человека словно плащ, атмосфере, если мальчик верно распознал ее, человека, свыкшегося со своим увечьем и нашедшего свое место в жизни, что вернуло ему цельность. Мордред, у которого на протяжении всей его недолгой жизни не было особых оснований видеть в людях лучшие их черты, попросту предположил, что у раба есть тайная личная жизнь, которой он вполне доволен и которую ему удается вести независимо от своего хозяина. Быть может, женщины? Уж он-то мог их себе позволить. Когда его хозяин благополучно отправлялся уже спать, раб присоединялся к ратникам королевы за игрой в кости: монет у него всегда водилось в достатке, и он без последствий выпивал все то вино, что приходилось на его долю.
Мордред знал, откуда у раба брались деньги. Не от Бельтана, это уж точно; кто — помимо случайного подарка — хоть что-то платит своим рабам? Но за месяц до того Мордред, отправившись однажды в одиночестве на рыбалку, возвращался в сумерках, которые на островах летом сходили за ночь. У королевской пристани пришвартовался небольшой корабль; большая часть его команды сошла на берег, но кое-кто из вахтенных шкиперов еще, видимо, оставался на борту. Мордред услышал мужской голос, потом звяканье, которое вполне могло быть звоном переходящих из рук в руки монет. Вытаскивая лодку на причал в тени купеческого корабля, он увидел, как по сходням быстро спустился какой-то человек и стал подниматься по мощеной дороге, ведущей к дворцовым воротам. Он узнал Кассо. Выходит, раб сам брал заказы? Ведь законные сделки нет нужды заключать под покровом ночи. Что ж, каждому приходится самому заботиться о себе, пожав плечами, подумал Мордред и выкинул этот случай из головы.
Наконец день настал. Ясным солнечным утром середины октября королева со своими дамами, за которыми следовали пятеро мальчиков и Габран, а за ним — старший распорядитель королевиного двора, возглавили величественную процессию, которая направилась в гавань. Позади них особый слуга нес сокровища, предназначенные в дар Артуру; еще один нёс дары, предназначавшиеся королю Регеда и его супруге, сестре Моргаузы. Мальчик-паж с трудом удерживал на поводках двух поджарых охотничьих псов оркнейской породы для псарни короля Урбгена, а еще один паж, весьма испуганный с виду, нес на вытянутой руке крепкую плетеную клетку, где шипел и огрызался молодой дикий кот: ему предстояло стать диковинным пополнением коллекций редких птиц, зверей и гадов, которую содержала в своем замке королева Моргана. За ними следовал вооруженный эскорт, состоящий из собственных ратников королевы Моргаузы, а замыкал процессию — с виду почетный караул, который слишком уж явно напоминал стражу, — один из отрядов Верховного короля, прибывших на «Морском драконе».
