Корнелия Функе - Чернильная смерть
— Ну да, в своих владениях Змееглав отправил в рудники слишком много детей, крестьяне начали сопротивляться. Свистун, говорят, только что подавил восстание. — В голосе Баптисты слышалась та же бесконечная усталость. Слишком мало их было, борцов с несправедливостью. — Дети умирают в рудниках очень быстро. Странно, что Змееглав раньше не додумался привозить детей отсюда, где не осталось отцов, а одни только беззащитные, безоружные матери.
— Значит, нужно их спрятать! — В голосе Дориа звучало бесстрашие, какое бывает лишь в пятнадцать лет. — Так, как вы урожай прятали.
Реза заметила, что Мегги украдкой улыбнулась.
— Спрятать, ага! — Хват говорил с издевкой. — Замечательное предложение! Гекко, скажи этому молокососу, сколько детей в одной только Омбре, не говоря уж о деревнях. Ты ведь знаешь, он из крестьян и считать не умеет.
Силач поднялся было, но Дориа предостерегающе посмотрел на брата, и тот снова сел на место. «Я могу поднять малыша одной рукой, — часто повторял Силач, — но он умнее меня в сто раз».
Гекко явно понятия не имел, сколько детей в Омбре, не говоря уж о том, что в счете он тоже был не силен.
— Хватает! — пробормотал он. Ворона на плече перебирала его волосы, вероятно надеясь поймать вошку. — Мухи и дети — это то, чего в Омбре по-прежнему хоть отбавляй.
Никто не засмеялся.
Черный Принц молчал, молчали и остальные. Если Свистун захочет забрать детей, он их заберет.
На руку Резе сел огненный эльф. Она согнала его и ощутила такую тоску по дому Элинор, словно эльф обжег ей сердце, а не кожу. Ей хотелось увидеть кухню, где непрерывно жужжал огромный холодильник, мастерскую Мо в саду, кресло в библиотеке, где так уютно было сидеть, заглядывая в чужие миры на книжных страницах, но не теряясь в них.
— Может быть, это наживка, — сказал Баптиста в наступившей тишине. — Вы знаете, Свистун любит расставлять ловушки. Он знает, что мы не сможем смотреть равнодушно, как увозят детей. Наверное, он рассчитывает наконец выманить Перепела из леса.
Реза видела, что Мегги невольно теснее прижалась к Мо. Но сам он казался совершенно спокойным, как будто Перепелом был все же кто-то другой.
— Виоланта предупредила меня, что Свистун скоро явится сюда, — сказал он. — Но о детях она не упомянула.
Голос Перепела убеждал Змееглава и завораживал фей. Но на Хвата он не действовал. Хват помнил одно: еще недавно он сам сидел там, где сидит сейчас Перепел, — рядом с Черным Принцем.
— Ты говорил с Уродиной? Ну и ну! Так вот что ты делал в замке Омбры. Перепел завел дружбу с отродьем Змея! — На грубом лице Хвата появилась брезгливая гримаса. — Конечно, она не стала рассказывать тебе о детях. Очень ей нужно! Не говоря уж о том, что она об этом, наверное, и не знает. С Уродиной в замке считаются не больше, чем с прислугой на кухне! Так оно всегда было, так оно и останется!
— Я уже говорил тебе, Хват, — Черный Принц говорил резче обычного, — что у Виоланты больше власти, чем ты думаешь. И больше преданных людей, хотя все они очень молоды. — Принц кивнул Мо. — Расскажи им о том, что было в замке. Пора им это узнать.
Реза посмотрела на Мо. Что знал Черный Принц, чего она не знала?
— Да, Перепел, расскажи-ка нам, как ты выпутался на этот раз! — Голос Хвата зазвенел такой неприкрытой враждебностью, что некоторые разбойники тревожно переглянулись. — А то это и впрямь похоже на колдовство! Сперва ты уходишь невредимым из Дворца Ночи, а теперь и из Омбры, хотя при Зяблике в замке стало не до шуток. Только не говори, что ты и этого дохляка сделал бессмертным, чтобы тебя отпустили!
Послышались смешки, но это был невеселый смех. Реза не сомневалась, что многие из собравшихся действительно считают Мо колдуном, из тех, чье имя лучше не называть вслух, потому что такие люди владеют темным искусством и могут одним взглядом навести порчу на обычного человека. А как иначе объяснить, что, появившись неизвестно откуда, он владеет мечом лучше, чем большинство из них? Да к тому же умеет читать и писать.
— Змееглав, говорят, не больно-то радуется своему бессмертию! — возразил Силач.
Дориа сел рядом с братом, не сводя мрачного взгляда с Хвата. Да, юноша явно не испытывал добрых чувств к своему спасителю. Зато его друг Люк следовал за Хватом и Гекко, как верный пес.
— И что толку? Свистун грабит и убивает по-прежнему. — Хват сплюнул. — Змееглав бессмертен. Его шурин чуть не каждый день вешает одного из наших. А Перепел отправляется в замок Омбры и возвращается целым и невредимым.
Наступила мертвая тишина. Многим из разбойников было не по себе от сделки, которую заключил Перепел со Змееглавом во Дворце Ночи, хотя потом и оказалось, что Мо перехитрил серебряного князя. И все же Змееглав стал бессмертен. Он развлекался теперь тем, что заставлял какого-нибудь пойманного Свистуном бедолагу вонзить меч ему в грудь, а потом, выдернув оружие из своей бессмертной плоти, этим же мечом наносил несчастному рану, от которой тот погибал долго и мучительно, умоляя Белых Женщин прийти поскорее. Так Змееглав показывал миру, что не боится Дочерей Смерти. Рассказывали, правда, что он все равно старается держаться от них подальше. «Смерть — служанка Змееглава», — велел он написать серебряными буквами над воротами своего замка.
— Нет, Зяблика мне не пришлось делать бессмертным, — холодно ответил Мо Хвату. — Мне помогла выбраться из замка Виоланта. А еще она просила помочь ей убить ее отца.
Реза приложила руку к животу, словно хотела защитить нерожденного ребенка от этих слов. Но занимала ее сейчас лишь одна мысль: Черному Принцу он рассказал о том, что произошло в замке, а мне нет. Она вспомнила, какой обиженный вид был у Мегги, когда Мо наконец поведал им, что он сделал с Пустой Книгой. «Ты намочил каждую десятую страницу? Не может быть! Я же все время была с тобой! Почему ты мне ничего не сказал?»
Хотя Мо многие годы скрывал от нее, куда делась ее мать, Мегги все еще была убеждена, что у отца нет от нее секретов. У Резы таких иллюзий не было никогда. И все же ей было больно, что Черному Принцу он рассказал больше, чем ей. Очень больно.
— Уродина хочет убить своего отца? — В голосе Баптисты слышалось недоверие.
— А что в этом удивительного? — Хват говорил очень громко, как бы высказывая общее мнение. — Змеиная порода. Что ты ей ответил, Перепел? Что придется подождать, пока твоя проклятая книга перестанет защищать его от смерти?
«Он ненавидит Мо», — подумала Реза. Но ответный взгляд Мо был исполнен не меньшей ненависти. Реза уже не в первый раз спрашивала себя, умел ли он и раньше так вспыхивать гневом, а ей просто не случалось с этим столкнуться, или эта новая черта появилась тогда же, когда и шрам на груди.
— Книга еще долго будет защищать отца Виоланты, — горько произнес Мо. — Змееглав нашел способ остановить гниение.
Среди разбойников снова поднялся ропот. Только Черный Принц, похоже, не удивился. Значит, Мо и об этом ему рассказывал. Принцу рассказывал, а ей — нет. «Он стал другим, — думала Реза. — Слова изменили его. Жизнь изменила его. Хотя это всего лишь игра. Если это игра…»
— Не может быть! Намоченная бумага плесневеет, а плесень убивает книги так же верно, как огонь, ты сам мне говорил!
С каким упреком Мегги произнесла это. Секреты… Ничто так не разъедает любовь.
Мо посмотрел на дочь. «То было в другом мире, Мегги», — говорил его взгляд. Но вслух он сказал другое:
— Что ж, Змееглав доказал мне, что я ошибался. Книга будет и дальше защищать его от смерти, если ее страницы останутся пустыми…
«Нет, только не это!» — подумала Реза. Она знала, что он сейчас скажет, и ей хотелось зажать уши, хотя голос Мо она любила больше всего на свете. Его лицо почти изгладилось из ее памяти за годы, проведенные в рабстве у Мортолы, но голос она не забывала никогда. Но сейчас звучал голос не ее мужа — говорил Перепел.
— Змееглав по-прежнему верит, что только я могу спасти книгу. — Мо говорил негромко, но казалось, весь Чернильный мир прислушивается к его словам. — Он даст мне ее, если я приду и пообещаю исправить ущерб. И тогда мне нужны будут только перо, чернила и несколько секунд, чтобы написать три слова. Что, если его дочь сумеет обеспечить мне эти секунды?
Картина, обрисованная его голосом, повисла в воздухе, и разбойники слушали так, словно все это уже разыгрывается у них на глазах. Но Хват разрушил чары.
— Ты сумасшедший! Просто сумасшедший! — хрипло сказал он. — Ты, Перепел, наверное, уже и сам поверил в то, что поется о тебе в песнях, — что ты неуязвим и непобедим. Уродина тебя продаст, а ее отец живьем сдерет с тебя кожу, если ты еще раз попадешься ему в лапы. И уж это займет у него побольше, чем несколько секунд! Но мы тут все тоже заплатим головой за то, что ты так любишь изображать героя!
Реза видела, как пальцы Мо сжали рукоять меча, но Черный Принц положил ему руку на плечо.
