Constance_Ice - Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
- Когда мы здесь оказались - в Хогвартсе, я имею в виду - и стало ясно, что свиток Ллудда пропал и мы не сможем вернуться, - заговорил Рон, закусывая губу и потирая лоб, видно было, с каким трудом ему даётся этот разговор, - я, я… как это тебе объяснить, я словно умер…
- Не понимаю. Мне так показалось, что все обстояло в точности до наоборот – ты собирался жить, причем долго и счастливо. Только без нас, - против её воли давняя обида прорезалась в голосе.
- Я всё не то говорю, - отчаянно выкрикнул Рон, - и ты не то говоришь! Не жить – выжить. А для того, чтобы выжить здесь, нужно стать зверем. Вот я и озверел… Понимаешь, я словно в ловушку свалился, а там, на дне – острые колья. И можно выпрыгнуть, но для этого нужно отбросить всё-всё прошлое, всего старого Рона… А у меня Джинни, мама её очень любит, я не могу её бросить. Вот я и говорю, что я умер, - бессвязно закончил Рон, но Гермиона поняла. Она и себя ловила иногда на похожих мыслях – в том числе на желании переступить через некоторые свои принципы, чтобы почувствовать себя не лишней, не чужой - иногда, с Робертом… Но так и не смогла через них переступить.
- Ведь ты же тоже думала о будущем, когда ходила на свидания с Робертом, - вот это Рон сказал зря. Гермиона разозлилась:
- Не сравнивай, пожалуйста! Если хочешь знать, я сделала это от отчаяния, когда ты меня бросил. И Роберт не чета твоей Матильде…
- Да? – опасным тоном перепросил Рон. – Это почему же? Она предала всех из-за отца, повинуясь дочернему долгу перед Вольдемортом, он сделал то же самое, повинуясь сыновнему долгу перед Слизерином. В чём разница?
- В чём? – взгляд Гермионы потяжелел. – А я тебе сейчас объясню, в чём. Матильда не могла не знать о готовящемся нападении. И возможно, участвовала в его подготовке. А Роберт узнал об этом в последний момент, и не мог ослушаться отца. К тому же, он пытался спасти меня…
- А всех остальных предал, - возмущённо бросил Рон.
- А чем он в этой ситуации отличается от тебя? – парировала Гермиона. – Разница лишь в одном – ты собирался позаботиться о Джинни, а Роберт – обо мне.
- Ты так говоришь, потому что влюблена в него! – Рон, забыв о том, что собирался каяться, обвиняющим жестом поднял палец.
Гермиона опомнилась первой.
- Послушай, Рон. Мы же не с этого начали. Какая разница, кто в кого влюблён, вернее, был влюблён? Сейчас это не имеет никакого значения. К тому же я вовсе не была влюблена в Роберта, просто он, знаешь, - она запнулась, подыскивая слова и с радостью наблюдая, что Рон тоже пришёл в себя, - он не похож на всех этих местных людей. Он сильный и умный, с ним интересно, с ним можно говорить на любые темы, и при этом не надо ничего разжёвывать, нет интеллектуального барьера. И … он не на месте здесь, что ли. Он больше похож на человека из двадцатого века.
- Ты бы позвала его с собой, если бы мы могли вернуться? – перебил ее Рон.
- Да, - не раздумывая, ответила Гермиона. И так же ничуть не раздумывая, прибавила, - только он бы непременно отказался. Не захотел бы быть обузой.
Ей вдруг пришло в голову, что проблема «как не стать обузой» была именно тем камнем преткновения, о который споткнулись все трое (хотя про Гарри Гермиона не была уверена – он всегда отличался от них с Роном). Впрочем, не только они трое, все гриффиндорцы пытались так или иначе решить для себя проблему, как им жить дальше. Про себя, например, она точно знала, что ей очень трудно будет найти своё место в этом мире. Все её мечты о научной карьере пошли прахом, а реальные перспективы были куда как тусклы и непривлекательны. По сравнению с любым из парней, даже с неуклюжим Невиллом (кстати, сильно изменившимся за последнее время), у Гермионы было куда меньше возможностей реализовать себя и в мире магов и в мире магглов, потому что единственная роль, в которой женщина могла проявить себя в средние века – это роль жены и матери. Но в отличие от Лаванды и Парвати Гермиона не могла серьёзно рассчитывать на этот вариант. Она понимала, что шансов выйти замуж за человека, который будет понимать её, ценить ее пытливый аналитический ум, жаждущий применения, разделять ее страсть к познанию, было совсем немного. Роберт – вот он был именно таким человеком, но… она не любила его. Уважала – да, ценила – да, даже восхищалась. Но не любила.
А теперь и вовсе всё рухнуло, даже говорить было не о чем. К горлу подкатили слёзы, и нечаянно встретившись с Роном глазами, Гермиона устыдилась. А тот в ответ сделал совершенно неожиданную вещь: подошёл, сел рядом, положил ей на плечо по-мужски тяжёлую руку и шепнул:
- Не плачь. Надежда – это то, что остаётся у нас всегда. Даже когда кажется, что всякая надежда умерла…
Так, молча, они просидели довольно долго. Потом Гермиона тихо сказала:
- Рон?
- Ну?
- Так что ты понял там, на Инисавале?
Рон снял руку с плеча Гермионы, оба при этом испытали облегчение, в котором ни один не пожелал бы признаться, и заговорил. Девушка слушала его, не перебивая, и изумлялась. То, что Рон – вот этот долговязый смешной парень, которого она знала как облупленного, который частенько ходил в дырявых носках и забывал причесываться, вдруг оказался потомком Мерлина – великого волшебника прошлого, в голове не укладывалось. Живая легенда сидит рядом с ней и чешет кончик носа… Это звучало абсурдно. И в тоже время она не могла ему не верить, поскольку видела: рядом с ней уже совсем другой Рон. Действительно, как он и говорил, осознавший свою роль в длинной цепи поколений, в непрерывно разматывающейся нити бытия.
- Собственное косноязычие меня просто убивает, - пожаловался Рон, - надеюсь, ты хоть немного понимаешь из того, что я говорю.
- Я понимаю, Рон. Правда, - Гермиона подняла к нему побледневшее осунувшееся лицо. – Говори.
- И мне стало стыдно. Стыдно, что в цепи моих предков – разных, талантливых и не очень, прославленных и самых обычных – я оказался слабым звеном. Я кинул вас с Гарри. Стыдно перед папой и мамой, и перед Мерлином стыдно. А главное, перед самим собой. Я понимаю – разбитую чашку склеить невозможно, но то, что ещё можно исправить, я бы хотел исправить. Пока ещё есть время.
Рон так и не коснулся темы их личных взаимоотношений, отделавшись аккуратным намёком на разбитую чашку, и Гермиона была благодарна ему за это. Эту чашку склеить действительно было невозможно, их любовь, или то, что они считали таковой, оказалась куда более хрупкой материей, чем дружба. Может, это говорило о том, что любовь была не более чем детским увлечением, которое прошло. Хорошо, что они смогли пережить это, не перестав быть друзьями. Значит, именно дружба оказалась настоящей, способной устоять перед лицом испытаний. Она вспомнила, что Рон уже давно закончил и ждет её ответа. Ответа друга…
