Илона Романова - Иллюзия обмана
Творящие и Хранящие хорошо помнили, сколько горя невольно принесли своим созданиям. Понимали и то, чего смогли избежать, благодаря помощи тех, кому не были нужны ни их оправдания, ни объяснения.
Даже богам иногда необходимо признавать свою вину.
Кажется, их песня была без слов. Но нужны ли они в главный Момент Истины? В многоцветных звуках звенели признательность тем, с кем пришлось сражаться плечом к плечу. Надежда на воцарившийся покой. Обещание того, что продолжая творить и хранить миры, боги будут осмотрительнее и не повторят прежних ошибок.
Бескрайняя небесная феерия плавно перетекла в закат. Мелодия Творящих и Хранящих — в песню дюков.
Начиналась новая Вечность…
III
Вместе с остальными женщинами и дюксами Илса помогала Шалук готовиться к грандиозному пиру, который должен был состояться в Тильецаде на пятый день после победы. Дюкса как всегда судачила с подругами о том, о сём. Благо, тем у них хватало. Разве что была более задумчива и печальна. Иногда замирала с начатой работой в руках, глядя куда-то вдаль. Раньше такого не случалось. Но это можно было списать на тяжёлые воспоминания и усталость. А так… Илса старалась быть внимательной ко всем. В свободное время ходила по гостям. Делала небольшие подарки… Или сидела с сыновьями, перемалчиваясь о чём-то важном.
За день до пира она ушла в Мерцающие Проходы. Наверное, хотела побыть одна. Может быть, Превя вспомнить. Может быть, просто полюбоваться водопадом. Кто знает?..
Уединиться не удалось. Едва войдя в грот, дюкса заметила Мренда. Художник преспокойно сидел на траве, делая свои бесконечные зарисовки. Не отрываясь от альбома, он кивнул:
— Не помешаю?
Илса покачала головой. Примостилась рядом. Уставилась на воду. И вскоре вовсе забыла о том, что находится не одна.
Ей казалось, что струи отражают память её короткой жизни, как зеркала.
Сон, когда её впервые увидел Превь… Нелёгкий шаг из портрета… Их недолгое счастье… Погребение Никуцы… Вспышка, влекшая в никуда…
Всё: от беспамятства, плена и ужаса потери, до момента, когда она поняла, что сможет продолжить мужа и рождения Близнецов; от спокойной размеренной жизни в Цагрине и до страха потерять сыновей в последней битве — текло перед её глазами и уносилось вверх.
— Знаешь… Я даже рада, что ты пришёл… — неожиданно произнесла дюкса. — Всё равно собиралась к тебе… Дело в том…
Она никак не могла подобрать правильные слова.
— Не надо… — спокойно сказал брат Мренд, положив ладонь на руку Илсы. — Я всё видел…
Он открыл папку и достал десятка полтора эскизов…
Длинные пальцы дюксы медленно и осторожно перебирали листы. Как будто это была не бумага, а ранимые лепестки цветов. Наконец, Илса грустно кивнула и вернула рисунки:
— Всё верно… — она вдруг усмехнулась. — Странно выходит: ты знаешь всё и про всех, рисунки оживляешь тоже, да ещё предвидишь события не хуже Римэ…
— Ты о Кинрансте? — вскинул наивный взгляд Художник, явно понявший, к чему она клонит. — Он самый лучший Волшебник! По крайней мере, из известных мне. Он один избежал дороги и участи остальных членов Конвентуса. Да и потом… Первый раз ваш клан вернулся в Тильецад именно благодаря ему. Я тогда только рисовать умел, а Кинранст смог оживить тот портрет. Потом и меня своим премудростям научил… Это не считая всяких мелочей вроде моей шляпы, — он хмыкнул, а потом продолжил совсем серьёзно. — А то, что он порой выглядит недотёпой… Века такие были. Я тоже наловчился в случае чего надевать маску дурака…
— Я не только о твоём друге, — прервала Илса и снова взяла в руки альбом. — Откуда ты столько узнал обо мне. Некоторых вещей я и сама не помню… Других — не понимаю…
Художник тепло рассмеялся:
— Нет, говорили мне, что дюки наивны, как дети! Но чтобы настолько… Я же ношу твой медальон. Не забыла?
— Значит… Оканель тоже всё известно? Второй Щит я передала ей… — неопределённо спросила дюкса.
— Не думаю… Она слишком юна. К тому же пока её душа может думать только любви. А вскоре будет ещё занята и Наследником Престола…
Илса кивнула. Порылась в кармане и достала тонкую кисточку, которую Художник давно считал потерянной:
— Вот… Давным-давно в галерее нашла… Хранила на счастье… — смущённо промолчала она, кладя кисть на его папку. — Спасибо тебе, брат… Мренд! За Превя. И за меня… — она встала и направилась к выходу. — Так ты придёшь?
— Непременно! До встречи в Тильецаде, сестрёнка! — поклонился Художник.
IV
Хаймер был настолько увлечён работой, что не сразу услышал, как в комнату вошёл Окт. Выглядел он более отрешённым, чем всегда…
— Ты… не очень… занят?.. — спросил дюк, словно что-то обдумывая. — Потолковать… нужно…
— Заходи! — радостно улыбаясь, промолчал Первооткрыватель. — Я сейчас…
Он не беседовал с другом по душам, наверное, с самого восстановления Амграманы, и страшно соскучился.
Глава клана выглядел неимоверно уставшим и, как показалось Хаймеру, слегка постаревшим. Впрочем, едва ли кто-нибудь за последние несколько дней стал моложе.
Тильецадец не по-дюковски тяжело уселся напротив друга и молча воззрился в пространство.
Пока друг собирался с мыслями, Первооткрыватель, не спеша убрал свои бумаги. Достал кувшин. Наполнил кубки. Подсел поближе.
Дюк медленно, словно запоминая вкус, прихлёбывал вино.
— Вот что… — сказал он, наконец. — Пора мне… уходить…
— Куда? — не сообразил человек. — Ты же только пришёл…
— Здесь… я закончил все дела… — решительно произнёс он. — Там… меня ждёт… Никуца…
— Ясно, — без выражения констатировал Хаймер.
Он знал об этом с самого начала! Едва увидел фигуру Учителя в дверном проёме. Знал и надеялся, что речь пойдёт о чём-нибудь другом. Как видно зря…
— Пойду… не один… — продолжил дюк, не глядя на ученика. — Илса… отправляется к Превю…
— Ясно… — повторил Первооткрыватель, чувствуя, как в нём просыпается сторонний наблюдатель.
— Раз… мы не можем… вернуть отобранное… Мы должны… — Окт замолчал.
— …возвратиться к нему, — продолжил за него Хаймер. — Когда?
— Мы хотим уйти незаметно… Завтра… После того, как новый глава клана скажет свой первый тост… — дюк слегка замялся. — Ты проводишь меня?
Ледяная глыба, с первых минут разговора придавившая сердце человека, растаяла так быстро, что неуёмные слёзы предательски хлынули из его глаз. Второй раз за эти бесконечные четыре года он расставался с Учителем. В этом мире — навсегда… Первооткрыватель по-детски всхлипнул и кивнул.
