Раймонд Фейст - Хозяйка Империи
Джехилья испуганно дернула его за руку:
— Ш-ш-ш! Они тебя услышат!
Но Всемогущие не обратили внимания на детей, возведенных на императорский престол. Они сплотились, словно образовав единое целое, и присоединили свои голоса к заклинанию Мотехи.
Только трое оставались в стороне, когда декламация рокового заклинания близилась к завершению: Хочокена, имевший самый жалкий вид; Шимони, чье суровое лицо исказилось от сожаления, и Фумита, который не мог полностью разорвать узы, связывающие его с семьей, и принять участие в убийстве женщины, ставшей женой его сына.
Мара стояла все так же неподвижно у подножия престола. По обе стороны от нее скорчились маги из Чаккахи со сложенными крыльями. Позади, Мары стоял верховный жрец бога Туракаму, старый и морщинистый, но не согбенный годами; церемониальные регалии придавали ему особую внушительность. Он положил худую руку на плечо Мары — как бы желая ободрить ту, которая скоро будет приветствовать его небесного господина, — в тот самый миг, когда Мотеха широко распростер руки.
Зеленый свет полыхнул ослепительным блеском, и звук, потрясший воздух, заставил многих аристократов из передних рядов в страхе броситься на пол ничком. Мара и жрец исчезли в самом средоточии беснующегося магического огня, от которого камень раскалялся докрасна и плавился. Одна из колонн свалилась, как тонкая свеча, а мраморный пол вспучился и растекся, подобно лаве.
— Пусть видят все, какова цена неповиновения Всемогущим! — выкрикнул Мотеха.
Свечение погасло. Глаза у присутствующих болели и слезились, однако они смогли разглядеть круг обугленного пола. Кроме того, все почувствовали волны жара от раскаленного камня, из-за которых воздух колыхался и мерцал. Внутри этого круга, где, казалось, только что бесчинствовали стихии, стояла властительница, целая и невредимая. Ее наряд оставался безупречно белым; ни один волосок прически не сдвинулся с места. Позы обоих магов из Чаккахи можно было истолковать как глубокий поклон, которым они воздавали почтение жрецу, а он, в свою очередь, дрожащим голосом затянул песнь благодарности своему богу.
— Что такое?.. — вскричал потрясенный Мотеха. — Она жива! Как это могло случиться?
Жрец Туракаму прервал свой гимн. Он шагнул вперед, терпеливо улыбаясь:
— Всемогущие, вы можете утверждать, что неподвластны законам, обязательным для смертных. Но вы обязаны отвечать за свои деяния перед более высоким законом — законом небес.
— Как?.. — слабо начала Мара, но тут она пошатнулась, и маги чо-джайнов поддержали ее.
Жрец Красного бога повернулся спиной к оцепеневшим магам и обратился к Слуге Империи:
— Властительница Мара, однажды ты посетила храм Туракаму в Сулан-Ку и беседовала там с отцом настоятелем. Он показал тебе свои возможности и объяснил, что наш бог сам решает, когда и чей наступает черед, и не допускает отклонений от установленного им порядка. Твоя политика обновила жизнь нашего народа. Ты никогда не впутывала храмы в свои политические интриги, но всегда оставалась почтительной дочерью нашей веры в отличие от лицемеров, которые по традиции клянутся в своем благочестии, а в действительности просто хотят заручиться поддержкой влиятельного сословия жрецов ради достижения каких-то своекорыстных целей.
— Но как… — снова попыталась Мара заговорить, когда ее потрясенный разум смог осознать невероятную истину — она еще жива.
Верховный жрец заговорил более торжественным тоном:
— Храмы тебя поддерживают, и дело тут не только в политике. Среди нас принято считать, что Красный бог, от которого зависит кончина каждого человека, должен определить, настал ли твой срок именно в это мгновение. Если бы силы небесные не поддерживали тебя, ты была бы мертва. — Он круто развернулся к рядам Всемогущих и бросил им в лицо:
— А этого не случилось!
Леденящий кровь голос старшей из Сестер Сиби произнес:
— И если младший брат нашей Темной Владычицы не призывает к себе властительницу Мару, то наша богиня отказывается отослать ее в Красные Чертоги. — Край капюшона шевельнулся, когда она оглядела всех находящихся в зале и заглянула в душу каждого хищным ищущим взором. — Здесь имеются другие, которых моя божественная хозяйка с радостью отправила бы по назначению.
Даже некоторые из магов сотворили знамения защиты от зла. Жрец Туракаму, которого эта сцена ничуть не обеспокоила, а скорее позабавила, объявил:
— Мой бог даровал Благодетельной свою божественную защиту. Ее жизнь, по воле небес, священна, и если любой смертный — будь он маг или кто-либо другой — замышляет против нее недоброе, то пусть знает, что действует на собственный страх и риск.
Мотеха из Ассамблеи стойко перенес свой провал, но его лицо сохраняло все то же непримиримое выражение.
— Не в нашей власти отнять жизнь у властительницы, — признал он. — Доказательство, полученное нами, неоспоримо. Однако ее право на регентство все еще вызывает сомнения. Властитель Джиро Анасати также заявлял притязания на золотой трон. Он, как и Мара, делал все, чтобы захватить власть любой ценой. Разве амбиции госпожи Мары не таковы же, если она собирается править от лица Джастина, пока ему не исполнится двадцать пять лет? Почему бы не назначить регентом Омекана, или Ксакатекаса, или какого-либо менее знатного властителя, который никогда не претендовал на титул Имперского Стратега… ну например, Нетоху из Корандаро?
К этому времени Мара уже оправилась от невыносимого напряжения той минуты, когда смерть почти коснулась ее. К ней вернулись твердость и решимость, и она не позволила традиционалистам воспользоваться удобным случаем, чтобы поставить на своем.
— Нет, — жестко сказала она, — не любой ценой. Я предоставлю вам выбор.
В Тронном зале снова воцарилось безмолвие. Жрецы и придворные, маги и глашатаи. Имперские Белые — все ждали разъяснения этих удивительных слов. Мара поднялась на одну ступень пирамиды. Окинув взглядом море обращенных к ней выжидающих лиц, она возвысила голос:
— Я хочу остаться здесь в качестве регента моего сына. Его правление будет надежным и устойчивым благодаря поддержке властителей, которые понимают — как в конечном счете должны понять все, — что в Империи необходимы перемены. Чо-джайны охотно помогут нам в установлении нового порядка: ведь он положит конец тому злу, которое мы причинили им на заре своей истории. Их воины сумеют остановить междоусобные стычки, в которых так расточительно теряются силы знатных семейств, и отведут уже нависшую опасность гражданской войны, ибо первым деянием Джастина как Девяносто Второго Императора будет освобождение чо-джайнов от всех ограничений, которые наложены на них людьми.
