Павел Шумил - Этот мир придуман не нами
Петр раскрыл ворота ангара, вывел грав, отцепил грузовой поддон. Остальные оседлали байки черного цвета. Я хотела подключиться к регистраторам байков, но не знала их номеров. Это были новые машины. Зато подключилась к регистраторам грава.
Группа поднялась в воздух и пошла в сторону Дворца. Примерно на половине дистанции встретили байк, на котором сидели мои братишки Шурр и Марр. Все вместе приземлились в ложбинку между двух барханов. Хозяин передал братикам черные костюмы, и они тоже переоделись. Голубой байк Шурртха хозяин приказал оставить в пустыне как слишком приметный. А братикам — пересесть пассажирами на черные байки.
— Стас, мы готовы. Объекты на местах? — спросил хозяин, когда все расселись.
— Да, все по плану, — раздался голос Стаса. — Объекты на местах, мы с Миу вас страхуем.
— Гидрид твой ангидрид, — непонятно выругался хозяин. — Миу, я тебе русским языком велел спать! Стас, проследи, чтоб Миу легла.
Нарушила прямой приказ хозяина. И попалась… Ой, как стыдно… Еще и Стаса могу подвести.
Выключаю компьютер, скидываю одежду, проверяю Таррсика и ныряю под одеяло. Как Стас узнал, что я наблюдаю за хозяином?
Раздается негромкий стук в дверь. В комнату заглядывает Стас.
— Я уже легла, — сообщаю очевидное.
— Умница.
— Стас, как ты узнал?
— Запросил схему информационных потоков. Хотел убедиться, что стажеры не подглядывают. Рано им еще такие вещи видеть. Меньше знаешь — спокойнее спишь, как у нас говорят. Ну, спокойной ночи.
И ушел. Все оказалось просто, а я навыдумывала себе. Стас, наверное, решил, это хозяин посадил меня на подстраховку группы. А куда и зачем летит группа — любой догадается.
Утро уже, а никто из из улетевших ночью не вернулся. Я попробовала позвонить Шурру, но звонилка ответила, что он очень далеко или выключил звонилку. Побежала к Стасу, но он сказал, чтоб не мешала. Все живы-здоровы, и сейчас на крайнем юге.
Права звонилка. Крайний юг — это на самом деле очень далеко. На крайнем юге много мелких государств-княжеств. Они вечно дерутся между собой, но нападать на нас опасаются. Торговля с ними идет вялая, потому что денег у них никогда нет, а с них и вовсе взять нечего. Одно слово — край света.
Еще удивилась, что рядом со Стасом сидит Марта. Мрачная такая, сосредоточенная. Настоящая ночная тень, какими их на гравюрах рисуют.
— Нас ни для кого нет. Ты сегодня за Влада, — сказала мне, не отрывая взгляда от экрана. — Проверь, как дела в поселке.
Это, надо понимать, она меня выставила за дверь. Впервые! Рабыней была — за дверь не выставляли. А тут — второй раз за два дня. И при этом И.О. хозяина назначили!
Делать нечего, пошла в поселок, села завтракать со всеми. Багирра ко мне подсела.
— Миу, ты не знаешь, где Петр?
— Знаю, — отвечаю с набитым ртом. Там, же, где хозяин. Вчера ночью к варварам улетели, меня за главную оставили.
— К варварам? Туда же день лететь!
— Улетели на катере, на два-три дня — пришло на ошейник сообщение от Стаса.
— Они на катере. Да не беспокойся, через два-три дня вернутся. А может, и раньше.
Теперь нас слушают все — и сонная Линда, и оболтусы-стажеры, и бригадиры. Чтоб не засыпали вопросами, я начала утреннюю планерку. Просто спрашивала бригадиров, что они намечают делать сегодня, и чего им не хватает. Дала «добро» экипажу каналокопателя, так как ветер дует в пустыню. А вот поездку в город сегодня запретила. И попросила не спрашивать, почему. Стажеры не обратили внимания, но бригадиры и старожилы поселка мгновенно насторожились и подтянулись. Зря разговор о городе зашел.
В полдень, когда мы со строителями обсуждали планировку помещений первого жилого дома, подлетела Линда на байке. Она часто на байке по поселку летает, чтоб ногу не нагружать, никто не удивился. Но Линда отвела меня в сторонку и включила мобилку на громкую связь. Мылкий рассказал, что в Столице такое случилось, какого никогда не было! Жители из домов выйти боятся. Во время бунта не боялись, а теперь — боятся. Вчера один дом вырезали, сегодня — пять! Комнаты кровью залиты, порубленные на куски тела в компостные кучи и выгребные ямы свалены. Но рыжих рабынь и малых детей среди убитых не нашли. А самое жуткое — на окраине Столицы. Забор вокруг заброшенного дома снесли, одни деревянные столбы оставили. Эти столбы остро заточили, и на них казнили мучительной смертью пятерых наемников — тех самых, чьи семьи вырезали. Наемникам отрезали уши, выбили клыки, и обрубили руки по локоть. А тому, который оказался в центре, ножом к груди прикололи лист пергамента. На нем — адрес дома, в котором накануне наложницу убили. И больше — ни слова. Только адрес.
Самое удивительное, ни одного свидетеля. Забор повален, земля кровью залита — такие казни нельзя тихо обставить — и никто ничего не слышал.
Плохо, что я знаю этот заброшенный дом. И Шурр знает. Это тот самый дом, в котором мы после побега из дворца отсиживались. Вдвойне плохо, что Тарркс этот дом тоже знает. И меня знает, и Шурртха знает. Не пройдет и стражи, как мне позвонит. Что я ему скажу?
Горячо поблагодарила Мылкого, что предупредил.
— Так это не ты, рыжая? — удивился он.
— Что ты, господин! Ночные тени убивают легкой быстрой смертью. Или похищают, если им велено похитить.
— Но ты знаешь, кто это сделал.
То ли вопрос, то ли утверждение. Как ответить?
— Теперь знаю, господин. Но сказать не могу.
— А я и не спрашиваю, — весело фыркнул Мылкий. — Есть тайны, которые лучше не знать. Если придется тяжко — мой дом открыт для тебя. Для тебя — и для двух твоих друзей.
Линда убрала звонилку и удивленно посмотрела на меня. Мылкий — еще тот жук. Двое моих друзей — это Таррсик и Линда. Придем вчетвером — за ворота не пустит. Или четвертого убьет. Но если правильно повернуть, Линда — его госпожа. Тогда можно и вчетвером придти.
Об этом Линде и поведала.
— Тайны Мадридского двора, — хмыкнула Линда. — Где же мой благоверный пропадает? Вернется — по ушам настучу!
— Меня хозяин тоже не взял, — грустно вздохнула я. — Даже наблюдать запретил.
— Так ты знала?
Я кивнула.
— Они надели черные как ночь доспехи. И Пуррту такой дали.
А знаешь, — вдруг улыбнулась Линда. — Наверно, парни правильно тебя на подстраховку не допустили. Ну ее, эту расчлененку! Все понимаю, варварский мир, два десятка смертей остановят ночной террор. Но как же это не по-человечески… Почему словами договориться нельзя?
— Лин, с ними нельзя договориться. Они — как шестеренки в ваших машинах. Говорить надо с теми, кто на самом верху. Но те, кто на самом верху, не откажутся от своих планов. Для них важней власти ничего нет. Они даже живут в своем, особом мире с особыми законами. Они не приказывают убивать. Они говорят: «Такой-то мешает нашему делу». Это помощники понимают, что им приказано убить. Но сами тоже не убивают. Передают приказ дальше. А убийцы просто выполняют приказ. Так ответственность за смерть размазывается, делится мелкими кусочками по всей цепочке.