Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Эгвейн кивнула. Слегка. Она была согласна, но…
– Нам будет несколько сложно заставить их согласиться с этим, – сказала она. Несколько сложно. Она сегодня выказывала несомненный талант к уклончивым определениям.
– Узы Стража могут быть подвергнуты небольшим изменениям, – промолвила Майган. – В настоящее время мы, если надо, можем заставить мужчину выполнять наши требования, слегка подтолкнув его, но необходимость подталкивать очень легко убрать.
– Звучит слишком похоже на Принуждение, – резко сказала Эгвейн. Она узнала это плетение от Могидин, но лишь для того, чтобы выяснить, как совладать с ним. Настоящая мерзость – украсть волю человека, всего его существа. Человек, подвергшийся Принуждению, делал все, что ему приказывали. Абсолютно все. И верил, что поступает так по собственной воле. Только думая об этом, она почувствовала себя так, словно запачкалась.
Майган, впрочем, встретила ее взгляд почти так же безмятежно, как и Лилейн, и голос ее был таким же спокойным, как и лицо. Она не думала о грязи.
– Принуждение применили к сестрам в Кайриэне. Теперь это очевидно. Но я говорила об узах, а это совершенно другая вещь.
– Ты думаешь, Аша'манов можно уговорить принять узы? – Эгвейн не смогла скрыть недоверия в своем голосе. – И кроме того, кто будет связывать их узами? Даже если каждая сестра, у которой нет Стража, возьмет себе Аша'мана, а каждая Зеленая возьмет двух или трех, сестер все равно не хватит. Это если удастся найти таких, которые согласятся связать себя узами с мужчиной, который в будущем сойдет с ума.
Майган, словно бы соглашаясь, кивала при каждом ее утверждении. И в то же время расправляла юбки, словно на самом деле и не слушала.
– Если узы могут быть изменены в чем-то одном, – произнесла она, когда Эгвейн закончила, – то могут быть изменены и в другом. Возможно, удастся найти способ удалить общие ощущения, может быть, какую-то часть осознания другого. Возможно, тогда их безумие перестанет быть такой проблемой. Это будут узы другого рода, совсем не похожие на узы, связывающие нас со Стражами. Уверена, что согласятся с тем, что это совсем не то же самое, что иметь Стража. Тогда любая сестра сможет связать узами столько Аша'манов, сколько будет необходимо.
Внезапно Эгвейн поняла, что происходит. Лилейн сидела, вроде бы глядя в свою чашку, но сквозь ресницы она изучала Эгвейн. И использовала Майган, чтобы прощупывать ее. Пылая гневом, Эг-вейн не имела надобности делать свой тон холодным. Он и так был ледяным.
– Это выглядит в точности как Принуждение, Лилейн. Это и есть Принуждение, и никакие уклончивые определения не превратят его во что-то другое. Я укажу на это любому, кто станет предлагать подобное. И я прикажу высечь любого, кто зайдет дальше предложений. Принуждение запрещено, и оно останется запрещенным.
– Как скажете, Мать, – ответила Лилейн, и это могло значить все что угодно. Но следующее ее высказывание оказалось более определенным. – Белая Башня время от времени делает ошибки. Невозможно жить или двигаться вперед, не делая ошибок. Но мы живем, и мы идем дальше. И если нам иногда приходится утаивать свои ошибки, пока это возможно, это не значит, что мы не исправляем их. Даже если это приносит боль.
Поставив чашку на поднос, она удалилась, и Майган следом за ней. Еще не выйдя из палатки, Майган обняла Источник. Лилейн не стала этого делать.
Некоторое время Эгвейн была занята тем, что восстанавливала ровное дыхание. Она выполнила упражнение реки, заключенной в берега. Лилейн не сказала прямо, что Эгвейн ал'Вир в качестве Амерлин была ошибкой, которую необходимо исправить, но она подошла к этому очень близко.
В середине дня Чеза принесла Эгвейн ее трапезу на деревянном подносе – теплый поджаристый хлеб, в котором виднелись лишь одна-две подозрительные темные точки, и чечевичную похлебку с кусочками жесткой репы, деревянистой морковки и чего-то еще, что, по-видимому, когда-то было козлом. Одна ложка – большего затолкнуть в себя Эгвейн не смогла. Ее беспокоила не Лилейн. Лилейн и раньше угрожала ей, чуть ли ни с тех самых пор, когда она ясно дала понять, что она – настоящая Амерлин, а не безвольная марионетка. Вместо того чтобы есть, она смотрела на отчет Ти-аны, лежавший на углу стола. Николь могла и не получить шаль, несмотря на весь свой потенциал, но у Башни был большой опыт в том, как из упрямых, подверженных ошибкам женщин делать вполне достойных Айз Седай. А Ларин впереди ждало светлое будущее, но сначала она должна научиться подчиняться правилам, прежде чем начнет узнавать, какие из них и когда можно нарушить. Белая Башня хорошо обучала и тому и другому, но первое всегда шло первым. Будущее Боде было блестящим. Ее потенциал почти равнялся потенциалу самой Эгвейн. Но будь ты Айз Седай, Принятая или послушница, Башня требовала от тебя делать то, что требовалось Башне. Айз Седай, Принятая, послушница – или Амерлин.
Разочарование Чезы, когда она вернулась и обнаружила почти нетронутый поднос, было весьма многословным, особенно после того, как она нашла практически нетронутый завтрак. Эг-вейн подумала, не сказать ли ей, что у нее болит живот, и отвергла эту мысль. После того как чай Чезы подействовал на ее головные боли – по крайней мере на несколько дней, после чего они вернулись, еще более свирепые и повторяющиеся каждую ночь, – у пухлой служанки обнаружилась целая коллекция травяных снадобий против всех болезней, которую она пополняла у каждого бродячего торговца с хорошо подвешенным языком, и каждое из средств на вкус было еще хуже, чем предыдущее. Она так огорчалась, если Эгвейн отказывалась пить ее ужасные микстуры, что приходилось глотать их просто для того, чтобы не волновать ее. Иногда, как ни странно, они действовали, но они никогда не бывали тем, что Эг-вейн хотелось брать в рот. Она услала Чезу с подносом, пообещав, что поест попозже. У нее не было никакого сомнения в том, что ужин, который принесет ей Чеза, будет достаточно обильным, чтобы откормить гуся.
Она почти улыбнулась при этой мысли – Чеза будет стоять над ней, ломая руки, пока она не съест все до последнего куска, – но тут ее взгляд снова упал на отчет Тианы. Николь, Ларин и Боде. Белая Башня была суровой наставницей. Если только Башня не находится в состоянии войны с согласия Совета, Амерлин не должна… Но Башня находится в состоянии войны.
Эгвейн не знала, как долго сидела, уставясь на листок бумаги с единственным написанным на нем именем, но к тому времени как вернулась Суан, она уже решилась. Суровая наставница, у которой нет и не может быть любимчиков.