Джордж Мартин - Игра престолов
Он обещал жениться на дочери Уолдера Фрея. Но Кейтилин видела его истинную невесту: меч, лежавший на столе перед сыном.
Кейтилин вновь думала о своих девочках, не зная, увидит ли их снова, когда на ноги поднялся Большой Джон.
— Милорды! — рявкнул он, отголоски загуляли между балками. — Вот мое мнение об этих двух королях! — Он смачно плюнул. — Ренли Баратеон — ничто для меня. Станнис тоже. Почему они должны править мной и моими людьми с их цветочного сиденья в Вышесаде или Дорне? Что они знают о Стене, о Волчьем Лесе или о курганах Первых Людей? Даже боги их ложны. Пусть Иные поберут меня, я сыт Ланнистерами по горло. — Он потянулся рукой за плечо и обнажил свой колоссальный двуручный меч. — Почему мы не можем вновь править в своей стране? Мы уступили только драконам, а драконы теперь мертвы. — Он указал на Робба клинком. — Вот единственный король, перед которым я готов преклонить колено, милорды, — прогрохотал он. — Король Севера!
И лорд Амбер поклонился и положил свой меч к ногам ее сына.
— На таких условиях я согласен на мир, — присоединился к нему лорд Карстарк. — Пусть берут себе свой Красный замок и сидят на Железном троне. — Он извлек длинный меч из ножен. — За Короля Севера! — провозгласил Карстарк, опускаясь на колено возле Большого Джона.
Встала Мейдж Мормонт.
— За Короля Зимы! — крикнула она, опуская свою шипастую булаву возле мечей. Поднимались и речные лорды Блэквуды, Браккены и Маллистеры, которые никогда не подчинялись Винтерфеллу, но Кейтилин видела, как они встают, извлекают клинки, преклоняют колена и выкрикивают старые слова, которых не было слышно в стране более трех сотен лет… с той поры, как Эйегон-Дракон явился, чтобы слить Семь Королевств воедино… теперь они снова гремели в чертоге ее отца.
— За Короля Севера!
— За Короля Севера!
— ЗА КОРОЛЯ СЕВЕРА!
Дейенерис
В ржавом, мертвом и высохшем краю доброго дерева трудно было сыскать. Посланники ее приносили корявые ветви хлопкового куста, пурпуролиста, охапки бурой травы. Найдя два дерева попрямее, они отсекли сучья, ободрали кору и распилили, разложив бревна квадратом. Середину наполнили ветвями кустарников, корой, охапками сухой травы; Ракхаро выбрал жеребца из оставшегося у них небольшого косяка, коню было далеко до рыжего, что принадлежал кхалу Дрого, но равного тому вообще трудно было сыскать. Агго отвел жеребца внутрь квадрата, дал ему побуревшее яблоко и повалил на месте ударом топора между глаз.
Связанная по рукам и ногам Мирри Маз Дуур издали наблюдала за происходящим встревоженными глазами.
— Убить коня недостаточно, — сказала она Дени. — Сама по себе кровь бессильна. Ты не знаешь заклинаний и не владеешь мудростью, которая позволила бы тебе отыскать их. Вы считаете, что кровная магия — это детская игра. Ты зовешь меня мейегой, будто это ругательство. А это слово просто значит «мудрая». Ты еще дитя и невежественна, как младенец. Что бы ты ни задумала, у тебя ничего не получится. Освободи меня, и я помогу тебе.
— Я устала от лая мейеги, — обратилась Дени к Чхого. Тот приложил к лхазарянке кнут, после чего божья жена придерживала язык.
Над трупом коня они поставили помост из срубленных бревен, взяв стволы меньших деревьев и прямые сучья больших. Стволы клали от восхода к закату. На помост положили сокровища кхала Дрого: огромный шатер, расписанные жилеты, седла и упряжь, кнут, подаренный отцом, когда Дрого достиг зрелости. Аракх, которым муж ее сразил кхала Ого и его сына, могучий лук драконьей кости. Агго добавил бы и оружие, которое кровные Дрого подарили Дени на свадьбу, но она запретила.
— Оружие это мое, — сказала она. — И оно мне еще понадобится.
Сокровища кхала завалили новым слоем хвороста и забросали связками сухой травы.
Сир Джорах Мормонт отвел ее в сторону, когда солнце подползало к зениту.
— Принцесса… — начал он.
— Почему ты так зовешь меня? — бросила вызов Дени. — Мой брат Визерис был твоим королем, разве не так?
— Да, миледи.
— Визерис мертв, я его наследница, последняя от крови дома Таргариенов. Все, что принадлежало ему, теперь принадлежит мне.
— Да… моя королева, — проговорил сир Джорах, опускаясь на колено. — Меч мой, который прежде принадлежал ему, теперь ваш, Дейенерис. И сердце тоже, хотя оно никогда не принадлежало вашему брату. Я только рыцарь и, кроме своего изгнания, ничего не могу предложить вам, но молю, выслушайте. Пусть кхал Дрого уйдет. Вы не останетесь одна, я обещаю вам, никто не отвезет вас в Вейес Дотрак, если только вы не захотите этого. Вам незачем присоединяться к дош кхалину. Поедемте на восток вместе со мной. В Йи Ти, Каварт, к Яшмовому морю, Асшаю, что у Теней. Мы увидим невиданные чудеса и выпьем вина, которое боги предназначили для нас. Прошу, кхалиси. Я знаю, что вы задумали. Не надо, не надо этого делать!
— Я должна, — сказала ему Дени. Она прикоснулась к его лицу с тоской и печалью. — Вы не понимаете!
— Я понимаю, что вы любили его, — сказал сир Джорах голосом, полным отчаяния. — Некогда и я любил свою жену, но я не умер вместе с ней. Вы моя королева, мой меч в ваших руках, только не просите меня смотреть, когда вы взойдете на костер Дрого. Я не смогу увидеть вашу смерть!
— Неужели вы боитесь этого? — Дени легко прикоснулась губами к его широкому лбу. — Я не дитя, чтобы совершать подобные глупости, милый сир.
— Значит, вы не хотите умереть вместе с ним? Вы клянетесь в этом, моя королева?
— Клянусь, — проговорила она на общем языке Семи Королевств, по праву принадлежащих ей.
Третий уровень помоста сплели из ветвей толщиной в палец, его засыпали сухой листвой и хворостом. Их выстилали с севера на юг — от льда к огню, — а потом покрыли мягкими подушками и ночными шелками. Солнце уже начало клониться к западу, когда они покончили с делом. Дени созвала дотракийцев. Их осталось менее сотни. Со столькими же начинал Эйегон, подумала она. Впрочем, не важно.
— Вы будете моим кхаласаром, — сказала она. — Я вижу лица рабов. Я освобождаю вас! Снимите ошейники; кто хочет, может уйти; не бойтесь, никто не причинит вам вреда. Ну а те, кто останется, будут братьями и сестрами, мужьями и женами.
Черные глаза смотрели на нее внимательно, настороженные и бесстрастные.
— Я вижу детей, женщин, морщинистые лица стариков. Вчера я была девчонкой. Сегодня… я стала женщиной. Завтра я буду старухой. Каждому из вас я говорю: отдайте мне свое сердце и руки, и для них всегда найдется дело.
Она обернулась к трем молодым воинам своего кхаса.
— Чхого, тебе даю я кнут с серебряной рукоятью, который был моим свадебным даром, именую тебя ко и прошу: дай мне клятву, чтобы жить и умереть, как кровь от моей крови, странствуя рядом со мной, чтобы сохранять меня от беды.
