Александра Верёвкина - Осколки вечности
— Лео, а что сказал Мердок перед тем как… — впервые слышу заикающегося снайпера с позывным Дебилятинка (для простоты обращения). Совсем нехорошо мне стало от воспоминаний о предсмертной реплике фашиста, на личное озвучивание которой банально не хватило духу. — Привет от Северина, верно?
Я сглотнул, 'зашторил' спину и плавно, словно ступал по тягучей болотной трясине, обернулся лицом к старику Верджу. В его отведенном взгляде и дергающейся нижней губе я отыскал ответ на свой безобидный вопрос: 'Что за хворь со мной приключилась?'. И понял, какой пердимоноколь распознал его востренький солдатский радар.
— Сколько? — сухо обратился я к цифрам, немея до самых подтяжек. — Двадцать дней? Десять? Сколько мне осталось?!
— Неделя, — практически пропищал мой убеленный сединами знаний товарищ, — до полного разложения. В сознании ты пробудешь не больше трех дней.
Три дня? ТРИ ДНЯ! Мать вашу за ногу!
Я круто развернулся на носках кроссовок и сломя голову ринулся вверх. Чтобы сбежать от треклятых сочувственных вздохов. Скрыться от ненавистной жалости. Дать волю эмоциям, доселе неизвестным моей безнравственной натуре. И осмыслить вынесенный вердикт. Я умру. Через три дня. В процессе обратного обращения. Неотвратимого. Болезненного. Страшного. От той гниющей раны на спине, оставленной немцем. По просьбе моего дражайшего папика.
Овации в студию! Месть двухметрового блондинчика удалась на славу. Я и предположить не мог, что до такой безбожной степени обозлил батеньку недавней фишкой с шантажом. А он, значит, паскуда, решился на крайние меры. С его-то хвостиком в семь столетий отыскать Волмонда дело плевое, как и снабдить генерала толикой важных стратегических сведений, ведь в суть моего обращения были посвящены всего два существа. Мистер сволочь Гудман и Астрид, но ей известно отнюдь не все. Вампиры не настолько глупы, чтобы трепать языком на опасные темы. Вот и я уберег ее нежные ушки от основополагающих подробностей.
'Я тебя породил, я тебя и убью!' — вот она, сучья жизненная правда.
— И что мне делать? — по-детски обиженно осведомился я у ближайшей стены, зло врезаясь кулаком в обветшалую кирпичную кладку. Хрустнули костяшки пальцев. В месте их соприкосновения с перегородкой возникла дыра. Вторая. Третья. Пятая. Девятая. Я бы с радостью проделывал отверстия головой, потому что стоящий под черепом гул и гомон убивал меня раньше срока. — Я не хочу! — криком здесь не поможешь. — Я не хочу умирать!
— Я знаю, — прервал мой ор раздавшийся сзади фальцет, позорный обладатель которого усмиряюще повис на моих плечах. — Мы что-нибудь придумаем, обещаю, брат.
Без понятия, что повлияло на меня сильнее. Его пустой треп о несбыточном или скупое родственное обращение, произнесенное сердцем, ставшее моей отдушиной на следующий десяток минут. Кажется, всё и сразу. На глаза навернулась позабытая издревле соленая жидкость. Грудную клетку стянул недостаток кислорода. Я шумно прочистил нос, замаскировав это грехопадение кашлем. И жадно обнял друга.
Хорошо, что тот момент обошелся без участия свидетелей. Истерика двух взрослых мужчин — зрелище не для слабонервных.
Глава 32. 'Лжец, лжец, лжец'
POV Лео День первый
Крепость дружеских объятий. Стыдливо спрятанное за товарищеским плечом лицо. Омытые мерзкими слезами щеки. И волчий вой, который я прятал едва ли лучше девичьих рыданий. Позади три сотни лет бездарно растраченной жизни, а впереди…Впереди лишь три дня, которые следует продержаться с честью, с достоинством. Хотя какое там! Смерть не бывает достойной. Она уродлива в любом случае, даже если на одре покоится съеженный старикашка, в незапамятные времена потерявший волосы, зубы и рассудок. Она не интересуется невыполненными планами. Не позволяет смириться. Не терпит. И не дает снисхождение. Она отнимает. Вырывает из рук мечты, надежды, мизерное подобие стремлений, начинания, сминает их, точно испорченный лист бумаги, и прицельно бросает в корзину к горстке все тех же неудавшихся комков. И тогда уже не остается на земле ничего, связанного с тобой. Ни жены, погрязшей в скорби. Ни осиротевших детей. Ни единой души, способной постичь бремя утраты.
Я прожил никчемную жизнь, так почему же рвусь и дальше влачить это жалкое существование?
— Как удачно все сложилось для тебя, — с притворным смешком выразил я вертящуюся в голове цепочку мыслей. — Нет больше нужды делить ее с кем-либо, поэтому жить вам в любви и радости до, хм, определенного момента. Нудно это, не находишь?
— Лео, — привычно состроил Верджил донельзя серьезную мину, оторвался от меня и открыто заглянул в глаза, чтобы продолжить, — видит Бог, я не желал тебе смерти. И никогда…
— Завязывай с нотациями и нравоучениями, — брезгливо отер я противно влажные щеки грязными ладонями и отошел от приятеля на светское расстояние. Он последовал моему примеру, смахнул сырость с ресниц, отдышался и прижал неплотно сжатый кулак ко рту. — Просто забирай ее и проваливай. Я предпочел бы подохнуть вдали от восхищенных охов, — гордо развернувшись, я прошагал по петляющему коридору с десяток ярдов, намереваясь вновь найти дорогу к подвалу с трупом Мердока, но был остановлен впавшим в крайность вампиром.
— Не дури, — слабо подчиняющимися грабками ухватился он за мой локоть, — я не в благородство и отзывчивость сейчас играю. Здесь ее родители. Мне нужно их найти, поэтому, — очень изящно выполненный просительный жест выпученными глазищами я оценил по достоинству, — прошу, увези Астрид. Мне нужно время, чтобы все уладить. Похищение целой семьи, полиция, больница, — весьма необузданно впился он пальцами в разламывающиеся виски. Странно. Я почему-то считал, что она бредила, когда твердила о чьих-то родителях. Видно, в очередной раз накосматил. — Я даже не знаю, живы ли они вообще и знают ли о моей…
— …привычке закусывать человечинкой, — пасмурно рассмеялся я, предвосхищая визгливый материнский ужас и виртуозно исполненный отцовский хук справа. Посмотреть бы хоть одним глазком на это светопреставление! Чую, влетит кому-то по первое число за архаичные замашки по статье извращенной гастрономии. — Заметано, — скорчил я подневольную рожицу, с энтузиазмом берясь за заботу о лапусе. А что, неплохо. Устроим горячую ванну на две персоны, понежимся в пене, потом и до кроватки доберемся… — Короче, ни пуха тебе на всех фронтах, — уже на бегу саданул я, бросаясь на внеочередные поиски злосчастного выхода из здешних казематов.
Габсбург и проморгаться не успел, как живописный вид моих бодро сверкающих пяток покинул окрестности. В долю секунды я вынес свое разлагающееся тело на улицу, скоротечно набил легкие ароматнейшим воздухом морозного утра. Подставил румяное лицо под искрящиеся лучи взошедшего солнца и немного взгрустнул. Новый день. Первый из числа последних трех.
