Ната Чернышева - Тропою снов
— А ничего не путаешь? — с подозрением спросил Амельсу. — Чтоб девчонка флам поднять смогла…
— Да она его не просто подняла, — фыркает Матахри. — Она еще и на меня им замахнулась. И Светом с клинка жахнуло, — только держись! А там и ваш драгоценный аль-нданн подоспел… вот и пришлось мне в Междумирье улепетывать, причем Баирну меня и там лишь за малым не достал, я только после двадцатого первого портала дух перевела… Полгода потом в себя приходила!
— Ты что скажешь? — обратился ко мне Амельсу.
Пожимаю плечами. Я помню. Ярость свою помню. И боевой морок флама, захлестнувший меня с головой, помню. А дальше что было… Я потом уже очнулась, когда меня в Накеормай привезли. Так я и сказала.
— Опасно призывать Силу тому, кто ей не служит, — сказала Матахри. — Да еще с боевого артефакта. Даром этакое безрассудство никогда не проходит. Изначальную Силу легко инициировать, зато усмирить вовсе непросто. Захочешь и не сумеешь. Пожелаешь пожар остановить и не сможешь.
Молчу. Помнила я тот день, такое захочешь забыть да не сможешь. Но помнила не все, а как бы частями, урывками. Словно цельную когда-то картинку разорвали на клочки и перемешали, поди разбери, где там какой. Помню только, что не сумела я сама Матахри прогнать… и если бы не Верховный, она бы меня схватила. Но…
— Нданна Матахри, — говорю, — так что же, получается, это я свой собственный предел спалила?
Смотрит на меня, взгляд нехороший. Соврать ей, понятно, очень хочется. Чтоб зацепить побольнее. Но удержалась все-таки от низости, Тьма ее знает почему…
— Сама я не видела, — говорит. — Но похоже на то. Я там побывала потом, тайно, разумеется. Тьма сжигает иначе. И сама посуди, зачем мне было стараться? Не настолько я Силой богата, чтобы расплескивать ее на что попало…
Молчу. Тошно до потери сознания. Выходит, не Матахри мой дом сожгла, а я сама не совладала с выпущенным мною же огнем. Не ведала, что творила? Все так, но это утешение слабое.
— Ладно, — приговорил мастер Амельсу. — Все это кудрявая поэзия. А суровая проза жизни в том, что из тебя мечник, — он ткнул в меня пальцем, — как из меня танцовщица с во-от такой попкой! — он проделал руками волнообразное движение, Матахри хихикнула.
— Тебя Храм признал, — сказал Амельсу напоследок. — Тебе другое служение предстоит. А фламами махать, на это мы есть.
Он прошел в дверь, постаравшись при том недобро пихнуть сидевшую на пороге Матахри. Любить ее, конечно, ему было незачем. Но мне не понравилось, как он толкнул ее. Пинать с размаху не стал, всё так, но совсем не трогать, на это благородства не хватило…
— Он прав, — сказала ему вслед Матахри, потирая пострадавшее плечо. — Прав… Ты уж не обижайся.
Она сунула ладони под мышки, съежилась. Ее снова лихорадило.
— Зачем пришла? — спрашиваю хмуро. — Тебе лежать надо!
Она пожала плечами:
— Тебя понять хочу. Странная ты. Интересная. Храм, говорят, признал тебя. Без Посвящения, до срока. Удивительное дело. Эх, жаль, не успела я тогда тебя с собой увести… Упустила. И вот результат, — она мелко захихикала, но хихиканье довольно скоро переросло в жестокий кашель.
Крепко же простыла она тогда, в дождливую ночь перед Храмом!
— Все равно, — сказала я упрямо. — Не стала бы я служить Вершине Тьмы! Даже если бы она признала меня, как признала Вершина Света…
— Верю, — сказала Матахри, прокашлявшись наконец. — Ты — не стала бы. Особенно теперь. Но попробовать заставить, это никогда не поздно. Берегись, дитя. Для тебя еще ничего не закончилось.
Мне стало не по себе. Но кто посмеет украсть меня из Накеормая, из-под самого носа у аль-нданна Баирну? Это в Небесном Крае я была бы беззащитна, нет у нас сколько-нибудь по-настоящему сильных магов, способных одолеть накеормайских нданнов… недавний мятеж это наглядно показал. Черностепье славится своим магическим искусством, но начинать войну против Накеормая там не посмеют. А как иначе еще отбить меня у Вершины Света? Но слишком уж дорого обойдется война всему нашему миру, поэтому ее не будет. Не стоит одна моя жизнь такой беды, совсем не стоит!
Матахри усмехалась. Знала она что-то. Не на пустом месте предостерегла. А что если она в плен угодила по собственному замыслу? Чтобы верней до меня добраться. Браслетов только предвидеть не смогла… а может, надеется совладать и с ними? Тогда я зря ей помогаю. Совершенно зря! Отвести обратно на площадь и пускай дохнет там в свое удовольствие! Я подумала об этом и забыла.
— Шла бы ты в постель, — сказала я. — Ты больна. У тебя жар.
— Не-ет, — язвительно усмехнулась Матахри, — этот тип сейчас вернется. Видала, какая у него морда была? Он вернется. Вот и хочу представление досмотреть.
— О чем ты? — не поняла я.
— Погоди, увидишь.
— К тебе гости.
Я вытянула шею, глянула в окно на двор. И впрямь — гости. Да какие!
Аль-септанна Юлеремма, глава Накеормая. И с нею еще двое аль-воинов. В одном из них я узнала аль-мастера Амельсу, второго помнила смутно, вроде заходил когда-то ко мне в мастерскую. Имя на ум так и не явилось, впрочем, может, он его мне и не называл.
Аль-септанна Юлеремма очень красивая женщина. Такие рождаются раз в столетие и бывают либо безнадежно глупы, либо избалованы всеобщим восхищением до стервозного состояния. Но аль-септанна Юлеремма была умна, и стервой ее никто не называл, даже за глаза. Она управяла городом поистине мудро и справедливо.
Она кивнула мне, отвечая на приветствие. Затем обратилась к Матахри сухим официальным голосом, каким произносила приговор на храмовой площади. При этом она смотрела поверх головы Матахри, так, словно углядела перед собой склизкого трупного червя.
— Закон Накеормайского Предела гласит, — сказала аль-септанна, — что всякая женщина, прошедшая Посвящение, должна родить ребенка на благо миру. Ты — тоже женщина, дорей-нданна. Ты сейчас живешь в Накеормайском Пределе. Ты обязана родить ребенка.
Ничего себе! Нет, конечно, закон есть закон, против него не пойдешь. Детей мало рождается, поэтому закон надо исполнять неукоснительно. Если каждая не в меру умная девчонка начнет от долга своего отлынивать, через два-три поколения останутся одни старики, неспособные к зачатию. И тогда, со временем, весь Накеормайский Предел вымрет полностью, на радость магам Черностепья. Но есть же разница, с кого требовать исполнение закона, с юных вертихвосток, только вчера получивших ралинз, или с пленной нданны, которой невесть сколько лет и которой, прямо скажем, только ребенка сейчас рожать и оставалось…
Кто же, интересно, согласится на ложе с ней лечь? С преступницей, осужденной на казнь?
