Майк Эшли - Волшебники
Название следующего рассказа, который также входит в сборник «Божки», возможно, вызовет в воображении образ бесподобной Маргарет Гамильтон в роли злой феи Запада, которую она играла в фильме «Волшебник страны Оз» в 1939 году. И как бы плохо вы ни думали об этой злой волшебнице, колдунья из нижеследующего рассказа в тысячу раз более скверная.
Даже ее велосипед олицетворял собой воплощенное зло.
Тяжелая черная цепь, продетая сквозь раму и переднее колесо, приковывала велосипед к фонарному столбу перед лавкой «Антиквариат и редкости» — маленьким, до отказа забитым старинными вещицами магазинчиком в центре города. Казалось, велосипед натягивает цепь, словно изголодавшийся грейхаунд, тощий и свирепый. Это был тяжелый старомодный велосипед, переживший свою молодость в пятидесятых годах. Рама темно-красного цвета — цвета рубинов из древней сокровищницы. Руль напоминал бараньи рога. Фара на передней стойке поблескивала в лучах полуденного солнца, и россыпь ярких солнечных зайчиков замерла на тротуаре. Сиденье было обтянуто черной кожей, ярко блестели сияющие хромированные спицы. Педали — зубчатые, чтобы лучше сцепляться с полотнами ботинок, — не сулили ничего хорошего ступням глупца, вздумавшего прокатиться босиком.
Из антикварной лавки вышла хозяйка велосипеда. Ее волосы и платье оказались такого же темно-красного цвета, что и рама велосипеда, напоминая увядшие алые розы. Черный кожаный берет гармонировал с сиденьем, на пальцах дамы поблескивали хромированные кольца. Пока глаза дамы не скрылись за солнечными очками, они отражали свет и сияли ярко, как фара велосипеда. Женщина несла полиэтиленовый пакет, и в нем что-то гремело и дребезжало. Конечно же, нечто старинное и потускневшее, ибо куплено оно было в лавке «Антиквариат и редкости» — «Саргассовом море» антикварной торговли, месте, где встречались самые страшные и таинственные обломки прошлого.
Дама сняла цепь с велосипеда и повязала ее себе на талию наподобие пояса, закрепив кодовым замком с невообразимой комбинацией чисел. Бросила пакет в хромированную багажную корзинку позади сиденья и села на велосипед. На ногах красовались кожаные ботинки с хромированными пряжками. Она ворковала со своим велосипедом, успокаивала его, словно он был живым существом, а не механизмом. Женщина напевала, и, казалось, гул тщательно смазанной цепи и шелест толстых шин по тротуару вторили ей.
Пела она песню «Что зовется любовью?».[8]
А позади нее, в корзинке, содержимое пакета перемещалось и клацало вовсе не в такт мелодии.
Кори сидел за школой и скрашивал ожидание автобуса, бросая камешки в ограду. Школа была переполнена, поэтому автобусы ходили по двум отдельным расписаниям. Первый, набитый до отказа, отправлялся сразу после занятий. Второй прибывал каждые сорок минут и увозил оставшихся школьников. Почему-то класс Кори придерживался второго расписания, и теперь ему приходилось маяться и впустую тратить свободное от учебы время. На следующий год просто необходимо обзавестись автомобилем или, на худой конец, подружиться с кем-нибудь, кто уже водит машину. Вероятно, ребята, которые поедут в этом автобусе вместе с ним, сейчас покуривают анашу за спортивной площадкой. И даже они не хотят иметь с ним ничего общего. По крайней мере они просто глупцы, а не бандиты. Не то что…
— Поглядите, кто здесь! — раздался слева приторно-сладкий голосок.
Кори втянул голову в плечи. Занятия начались всего лишь три недели назад, но он уже возненавидел этот голос. Он даже не знал имени парня, главаря свирепой шайки из трех человек. Никаких общих с троицей уроков у Кори не было, и неудивительно, что в школе с двумя тысячами учеников днем они не пересекались. Но этот парень — обладатель удивительно приятного голоса, похожий на омоложенную и дурашливую версию Эдварда Дж. Робинсона, поэтому про себя Кори называл его Рокко, — этот парень ездил в одном из автобусов по второму расписанию и, очевидно, в эти никчемные сорок минут после школы не мог найти лучшего занятия, чем поиздеваться над кем-нибудь. Парочка его приятелей — их Кори прозвал Ангелом и Курчавым, по именам прихвостней Рокко из фильма «Кей Ларго»[9] — обычно околачивалась около автоматов с газированной водой и чипсами, карауля новеньких, появлявшихся после занятий. Как-то раз Кори столкнулся с троицей и вышел сухим из воды, отделавшись лишь тычками и пинками, и с тех пор он, когда читал в дальних уголках школы или за ее пределами, всегда старался ускользнуть, заслышав их приближение. Дела обстояли не так уж и скверно — во многих школах поножовщина и перестрелки были обычным делом, и мама говорила, что эта школа числилась на хорошем счету и находилась в благополучном районе; значит, троица может его просто избить, отчего он, скорее всего, не умрет.
Очевидно, детки у автомата стали осторожнее. Троице надоело их караулить, парни отправились на поиски новой жертвы и оказались здесь. А Кори так увлекся, бросая камешки, что даже не заметил их появления.
Рокко уселся рядом с Кори и положил руку ему на плечо. Кори проигнорировал его, и Рокко рассмеялся приятным, легким смехом:
— Значит, кидаешь камешки, да? Хочешь, устроим маленькое состязание по метанию камней?
Кори попытался было встать, но Рокко схватил его за рукав и дернул вниз. Кори попробовал высвободить руку, но парень держал его крепко и даже не сдвинулся с места.
— Просто дружеская игра, — проговорил он.
Кори взглянул на приятелей Рокко. Ангел и Курчавый слонялись рядом с кабинетом естествознания, поглядывая на него и насмехаясь. Ангел был негр. Курчавый — латиноамериканец. Рокко можно назвать кем угодно, только не расистом. Коль скоро какой-то парень был в достаточной мере наделен подлостью и раболепием, ему обязательно нашлось бы местечко в шайке Рокко.
— Нет, спасибо, — отказался Кори. — Играть мне не хочется.
Рокко словно не услышал его ответа:
— Знаешь, кидать камешки в ограду слишком просто. Ничего сложного в этом нет, так? Вот если бросаешь камни в человека, который пытается увернуться, — это дело! Как думаешь?
Кори ушам своим не верил.
— Однако нам понадобятся камни побольше, — произнес Рокко задумчиво.
Кори опять дернул рукой, и на этот раз ему удалось освободиться.
— А, ты уже собрался сбежать? — поинтересовался Рокко.
— Почему ты такой? — спросил Кори, хмуро вглядываясь в лягушачье, расплывшееся в ухмылке лицо. — Зачем ты так поступаешь?
— На мой взгляд, жизненные ситуации напоминают собачье дерьмо. Вляпавшись в дерьмо, очищаешь ботинок, верно? Вот я смотрю на тебя и вижу дерьмо, но не могу от тебя избавиться, ты все время… где-то бродишь поблизости, глаза мне мозолишь. А если я не могу избавиться от тебя, то но крайней мере я могу убедить тебя в том, что ты — дерьмо, так? Постараюсь сделать так, чтобы ты никогда об этом не забывал.
