Джеффри Лорд - Крысы и ангелы
— Значит, вот сюда, к белой линии, никто не выбирался? И тебе неизвестно, что она обозначает?
Дилси пожал плечами.
— Не знаю. Наверно, какой-нибудь большой коридор.
— Ладно. — Блейд свернул листы в тугую трубку и протянул Бронте. -Клади к себе, рядом с книгами, и постарайся сберечь в любой переделке. Эта находка поважней банок с мясом и фруктами. Ну, — он оглядел свою команду, — теперь идем в холодные пещеры. Осмотрим их, перекусим и поспим. Найдется там где поспать, Дилси?
— Да здесь спи себе в любом месте — лишь бы кэши не нашли, — буркнул проводник, поворачивая к выходу. Остальные, разобрав мешки, двинулись следом.
***
Проблуждав с полчаса по коридорам, путники очутились в большом зале, чьи белые стены казались облицованными кафелем. Сюда выходило множество овальных дверей-люков толщиной в добрых полтора фута, за которыми располагались морозильные камеры. Они работали до сих пор, и чтобы в этом убедиться, не надо было даже заходить внутрь: из распахнутых люков несло таким холодом, что Блейда начало знобить.
Они с Дилси отказались лезть внутрь. Молодежь, любители сладкого, отворяли камеру за камерой, ныряли туда, подбадривая друг друга вскриками и визгом, шарили на полках и в шкафах, потом с разочарованными физиономиями выскакивали обратно. Везде было пусто, как и предупреждал их проводник; к тому же, чтобы внимательно осмотреть каждый из этих ледяных, сияющих белыми стенами гротов, требовался не один день и теплая одежда.
Блейд отметил, что спутники его непривычны к холоду. В Дыре всегда царила ровная температура, около двадцати по Цельсию; у воды было чуть прохладнее, в спальных норах — чуть потеплее, но большой разницы не ощущалось. Он подумал, что обитателям Ньюстарда, если они когда-нибудь выберутся наружу, предстоит заново привыкать к снегу и дождю, к ветру и ливням, к грозовым облакам и штормам. Впрочем, все это было много приятнее, чем жизнь в крысином лабиринте.
Наконец Бронта, Кести и Сейра угомонились; ледяные пещеры могли охладить самый горячий энтузиазм. Дилси вывел их в очередной серый коридор и начал уже подбирать место для ночлега, как Блейд предложил вернуться в библиотеку. Гладкие сияющие стены вокруг не нравились ему, он хотел бы уснуть там, где знакомый аромат дерева напоминал о лесах, О воздухе, пропитанном свежим запахом смолы, об утреннем тумане, поднимающемся над озером, о плавном круговороте звезд в ночном небе.
Его спутники не возражали; вероятно, их тоже пленил уют древнего книгохранилища. Они возвратились туда, поели, устроившись на своих мешках, в полутьме, создаваемой пятью цилиндрическими фонарями, затем начали готовиться ко сну. Кести — была его очередь спать с Сейрой — чуть заметно кивнул девушке на полуоткрытую дверь с глобусом. Через минуту парочка скрылась там, прихватив свои накидки, остальные же улеглись на пол в холле.
Блейд вытянулся на спине, подложив под голову мешок. Сейчас он как-то особенно остро ощущал свое единение с семьей — с этим странным сообществом, в котором четверо мужчин делили одну женщину. Таков был обычай Ньюстарда и прочих анклавов: девушка, не достигшая двадцати трех — двадцати пяти лет жила с несколькими партнерами и рожала от них детей, двух или трех. Потом, в более зрелые годы ей дозволялось выбрать одного мужчину — но не раньше, чем будет выполнен долг перед племенем.
Это был мудрый обычай, ибо он замедлял процесс неизбежного вырождения в замкнутой небольшой группе — разнообразие половых связей вело к интенсивному перемешиванию генофонда. Сейре едва ли исполнилось восемнадцать, но в жизни ее было уже пять мужчин: погибший в бою Трако; молодые Бронта и Кести; Дилси, выглядевший лет на тридцать пять; Блейд -зрелый человек, которому она годилась в дочери. Сейра, с инстинктивной мудростью женщины, никому не отдавала предпочтения; она была одинаково ласковой и щедрой с каждым из своих возлюбленных. Пройдет время, появятся дети, и тогда она решит, на ком остановить свой благосклонный взор — может быть, на решительном и неглупом Дилси, может, на молчальнике Кести или молодом Бронте… Но Ричарда Блейда с ней тогда уже не будет.
Задумчиво и печально улыбаясь, он прислушался к нарастающему давлению в висках — еще не боли, только слабому предвестнику мук, что суждены ему по дороге домой. Дня через два, три или четыре он снова окажется в Лондоне, в просторном мире, где над крышами домов раскинулось бездонное весеннее небо, гае теплый май уже одел деревья листвой, украсил палисадники алыми чашами тюльпанов, наполнил воздух пьянящими цветочными ароматами… Наверняка все это понравилось бы его семейству! Но, быть может, этот мир не менее прекрасен, чем Земля? И Сейре, ее детям и мужьям будет здесь ничуть не хуже, чем ему, Ричарду Блейду, в уютном дорсетском коттедже, прилепившемся к вершине утеса? Разумеется, если они из крыс станут людьми…
Внезапно странник понял, что означает эта едва заметная головная боль, этот намек на предстоящее возвращение. Лейтон, похоже, не торопил его, но лишь деликатно справлялся, не пора ли в обратный путь. Еще девять дней — по земному счету времени — и Ричарду Блейду стукнет сорок три… Не угодно ли ему отпраздновать эту дату дома?
Сосредоточившись, странник попробовал представить сгорбленного седовласого человека, застывшего над пультом гигантской машины в подвалах Тауэра; старца с янтарными львиными зрачками, с бледным суховатым лицом -того, кто отправил посланника в этот мир. Он видел скрюченные пальцы Лейтона, скользящие по клавишам, почти воочию ощущал слабый запах табака, исходивший от его халата… Рано, еще рано, думал он; еще несколько дней, еще совсем немного, и можно будет трогаться в путь… Дайте мне время, старина…
Иногда это удавалось — дотянуться до чужого разума через неизмеримые бездны пространства и времени, без телепортатора, без спейсера, без хитрых датчиков, вживленных в мозг… Блейд не мог сказать, насколько успешным был этот сеанс — да и состоялся ли он вообще? — но давление в висках ослабло и чувство блаженного покоя охватило странника. Он уснул и видел во сне бесконечные валы, что катились мерной чередой к подножию мелового утеса, высокое майское небо и яркие тюльпаны у крыльца своего коттеджа.
***
Наступило условное утро — время, которое здесь обозначали термином «после сна». Перекусив, путники выбрались из темноватого прохода, облицованного резным ароматным деревом, вновь очутившись среди светящихся холодных стен, в мрачноватом безмолвии огромного склада. Привычно оглядевшись по сторонам, прислушавшись и принюхавшись, Дилси повел их к голубому коридору.
